О мальчике, который боялся темноты, и о том, как он научился с этим страхом бороться.

Осенними тёмными вечерами, когда мир отравлен дождём и проклят тучами, Темнота всегда рядом. Твоя тень сливается с сумраком, заползающим в комнату. Растёт, нависает, грозя захватить и пленить навсегда. А навсегда - это очень, очень долго и очень страшно, правда? Ты бежишь, спасаешься, включаешь электрический свет, и тень съёживается, прячется - далеко, глубоко в сердце. Но она всё ещё там. И ты, и она знаете, что она там. Темнота всегда рядом.

   Тим боялся темноты. Осень он тоже не любил, но темноты боялся до предательской дрожи в коленях, охрипшего голоса и мокрых ладоней. Впрочем, ладони у него были мокрые всегда. Его так и называли в школе - Ладошечка. Ничего обидного в прозвище не было - на первый взгляд. Но все дети произносили его со вкусом, со сладким ощущением собственного превосходства - потому что они все в чём-то превосходили тихоню Тима. И все это знали. Не сложно превзойти незаметного, как тень, мальчишку, всегда сидящего в углу, всегда с потными ладонями, боящегося сказать хотя бы слово. Учителя качали головами и вызывали его к доске редко-редко - Ладошечка бормотал, выталкивал из себя даже не слово - слог за слогом, и так в час по чайной ложке... Даже учителя не выдерживали это и надолго оставляли Тима в покое, ставя ему тройку разве что из милости.

   Дома было не лучше - там ждали два старших брата-близнеца, гроза подворотен и двойная любовь всех окрестных девчонок. А малыша Тима, худенького, с вечно падающей на лоб, закрывающей глаза чёлкой, с опущенной головой и сгорбленными плечами не замечали, порой, даже родители. Да и те вспоминали лишь после очередной шалости близнецов, которые по привычке сваливали вину на брата. Тима редко ругали, но все - а тут даже мама в кои-то веки была солидарна с папой - считали его неудачным ребёнком. Бывает такой в семье, особенно, если она большая.

   На Тима все давно махнули рукой. Тим и сам махнул на себя рукой, но иногда что-то глубоко, далеко в сердце (может, тень?) ворочалось, как спящее чудовище. Рычало. В такие моменты Тим был способен на странные поступки - например, пойти исследовать забитый хламом чердак - особенно тёмный и страшный густым осенним вечером.

   В тот первый раз близнецы, походя, просто дурачась, порвали его любимую книжку с яркими картинками. Точнее, половину порвали, а на особенно красивых и интересных картинках нарисовали идиотские рожицы с длинными усами и бородами.

   Тим и сам знал, что пора бы привыкнуть. В конце концов, братья поступали так не впервые. Но чудовище заворчало, и Тим сам не понял, как оказался у лестницы на чердак. Не то, чтобы он хотел доказать кому-то (или самому себе?), что он ничего не боится (а особенно темноты). Просто... Тим и сам не знал, что "просто". Но стоило ему ступить на порог и окунуться в чернильную темноту, запах пыли, шум дождя... От бегства в свою комнату в кровать и под одеяло его удержал только вспомнившийся голос близнецов: "Что, малой, слабо?". Они часто так говорили - и смеялись. И чудовище в сердце зарычало снова, и Тим набрался смелости, сделал первый шаг... второй... Запнулся, зацепился, запутался, свернул что-то, и это что-то рухнуло ему на плечо, подняв облако пыли, которая немедленно забилась в нос.

   Чудовище в сердце замерло, раздавленное страхом, и Тим, не задумываясь, бросился к двери, откуда тянулась тонкая полоска света. Подвернувшаяся по пути вешалка-стойка, как живая, дёрнула мальчишку за ногу, подножку подставил тяжёлый посудный ящик, за рукав схватил подвернувшийся по пути гвоздь, и Тим рухнул на пол перед дверью.

   С тоскливым отчаянным скрипом та закрылась, медленно, зловеще, оставляя мальчика один на один с тенью. С Темнотой.

   Бывают такие моменты во сне. В кошмаре, когда что-то тянется к тебе, надвигается, вот-вот схватит, и ты открываешь рот - закричать, потому что только так можешь спастись. Но изо рта не доносится ни звука. И, когда сон, тоже испуганный, дрожит и рвётся от ужаса, ты, наконец, выдавливаешь слабый хрип... и просыпаешься.

   Тим свернулся на полу и дрожал от ужаса, и очень-очень хотел проснуться. Или хотя бы закричать. Из темноты на него глядели сотни глаз, ужасные монстры тянулись к нему, и они были реальны, как реальны все детские страхи. Тим замер на полу, крепко-крепко закрыв глаза.

   Снаружи барабанил дождь, громко и монотонно. Ужасные монстры, сбитые с толку, тоже замерли над мальчиком, потеряли его - но Тим слышал их тяжёлое дыхание (или всё-таки своё?). И скрип в углу. И звук, напоминающий шаги... совсем рядом... И оно (страшное оно) ходило вокруг, как кот ходит вокруг мыши, играя и наслаждаясь.

   Тим дёрнулся, когда скрип раздался совсем рядом, забился, поднимая пыль, сворачивая какие-то коробочки, вешалки, тряпки... Одна из тряпок - старая скатерть - слетела с громадной, в пол стены картины, и чулан залил ровный, мягкий свет.

   Забыв про монстров, Тим обернулся.

   Картина сияла - как сияло бы через окно яркое солнце, которое сейчас как раз садилось где-то там, снаружи, за дождём, за низкими тучами. На розово-сиреневом небе зажигались звёзды, лучи ласкали покачивающие мокрой, еще не облетевшей листвой деревья, гладили траву, стелились рябью по воде озера. И это "там" смотрело на Тима с картины, живое, настоящее. Мальчик чувствовал солнечные поцелуи, слышал стрёкот кузнечиков и щекочущий ноздри запах леса. И всё оно было там, в картине, но оно было, и оно жило. Зачарованный, Тим подался вперёд. Лес, озеро и солнце приблизились... и так и остались за холодной, как стекло преградой. Ощупав её как следует и убедившись, что исчезать она не собирается, Тим вздохнул и улёгся рядом, подложив руку под голову, наблюдая, как садится солнце в зачарованном, волшебном лесу.

   С тех пор у Тима появился Секрет. Он грел, как солнечные поцелуи, и тёмными осенними вечерами, когда братья-близнецы прятались за компьютерами в ярко освещённых комнатах, Тим залезал на чердак. Замирая, добирался до картины, скидывал старую скатерть... и смотрел. Это всегда был лес, но всегда разный. Пару раз Тим был уверен, что видел вдали скачущего рыцаря, а однажды высоко в небе пролетел дракон - Тим точно заметил кусочек чешуйчатого крыла и шипастый хвост, по-кошачьи дёрнувшийся и вытянувшийся в струнку.

   Чаще всего к озеру (а озеро было всегда, даже если лес менялся) выходили единороги. Тим часами мог любоваться, как они, грациозно изгибая шею, переступая тонкими ножками, пощипывают траву, иногда касаясь друг друга витыми рогами. Их шерсть, а особенно грива, мягко светилась в вечернем сиреневом сумраке. Тим вспоминал их потом, часами сидя за задней партой в школе, и бледно, незаметно улыбался.

   В середине осени, когда наступили каникулы, родители уехали в командировку, оставив детей на бабушку и приходящую няню. Обрадованные близнецы в первый же вечер сбежали на вечеринку к друзьям - перед этим подробно обсудив, что именно они будут там делать, и даже в шутку посомневавшись, не стоит ли взять с собой брата, чтобы было веселее.

   Тим сбежал на чердак. Чудовище в сердце ворчало как никогда яростно. Тим прекрасно понимал, что "веселее" с точки зрения близнецов будет для него куда мучительней ответов перед всем классом. Но чудовище хотело выбраться из дома, чудовище ворчало про одиночество, и Тим сбежал, надеясь увидеть единорогов - тогда все мысли про вечеринки и братьев точно исчезнут без следа.

   Когда он пробрался на чердак, скатерть с картины уже была снята, и вечернее солнце освещало пыльные ящики, стопки книг, журналов и газет.

   Тим недоумённо огляделся. Сердце ёкнуло, когда в воображении близнецы выскочили из-за двери... или вон из-за той громадной коробки и, хохоча, объявили, что заберут Тимин Секрет - как забирали всё и всегда: игрушки, книги, яркие фантики и карманные деньги.