Рыболов надел свежего червячка. Мормышка опять упала на дно, стала весело подрагивать и сверкать. Из-под камня высунулся другой ёрш и проглотил червя. В этот раз налим был начеку. Он мощно вильнул хвостом и ухватил убегающую еду. Прикусил ерша и хотел уйти с ним на дно, но не тут-то было. Неведомая сила удерживала добычу. Рассердившись, налим сделал небольшой круг с ершом в зубах и резко мотнул головой. Тонкая леска лопнула. Налим испуганно выплюнул странного ерша и засел под корягу. А ёрш с мормышкой на губе юркнул под камень.

Так ерши и живут: между рыбаком и налимом. Крутись, как знаешь.

Утка

Река покрылась толстым льдом, лишь в небольшой полынье у берега ещё шумела вода. Здесь кормилась утка. Она отбилась от своей стаи и решила передохнуть. Было покойно. Стояла тихая лунная ночь, и только вётлы скрипели на берегу, нарушая тишину. Утка бултыхалась в реке, отыскивала на дне червячков и личинки. Шумная возня утки привлекла внимание налима. Он издалека видел, как она взбаламучивала дно. Аппетитно мелькали её красные лапки. Течение несло всякую мелкую живность. Налиму оставалось открывать рот и глотать не слишком вкусную, но дармовую пишу. Он подкрадывался к утке всё ближе и ближе. Наконец решился и ухватил её за лапу. Утка перепугалась, пыталась вырваться, но тяжёлая рыба не давала ей взлететь. Утка старалась выпрыгнуть на лёд. Одной лапой стояла на льду, махала крыльями, чтобы сохранить равновесие, а на другой чугунной гирей висел налим. Утка громко крякала, призывая на помощь. Налим несколько раз хлебнул воздуху и испугался. Того и гляди, выволокут на лёд. Налим отпустил утиную лапу. Утка, заполошно крича, полетела над замёрзшей рекой на юг, где в болотах полно лягушек и нет таких подводных злыдней.

Икромёт

По реке уже ездили тяжёлые грузовые машины. Солнечный свет не проходил через толстый лёд, под ним стояла тьма.

Налиму пришла пора искать налимиху. Под крутым берегом и в глубоких ямах её не было. Она ждала будущего избранника на чистом галечном дне. Налимиха была крупнее самца и очень красива. Её спина отливала серо-зелёным мрамором, а полное беловатое брюхо было переполнено икрой. Приближался икромёт. Его ожидали от мала до велика: от худосочного пескарика до широкого, как лопата, леща.

Налим принялся разгонять непрошеных гостей. Назойливая, вороватая мелочь разбегалась и вновь собиралась в стаю. Ерши и пескари нагло шныряли около самки и даже толкали её в тугой красивый живот. А лещи и крупные горбатые окуни степенно расположились поодаль, чтобы в нужный момент отогнать ненасытную мелюзгу и насладиться налимьей икрой.

Налим подплыл к налимихе, они свились, закружились в любовном танце. Рыбы с интересом и нетерпением наблюдали за этим таинством. И вот икра застелилась по гальке, смешиваясь с налимьей молокой, и жадная мелочь спешила наглотаться икринок до подхода крупных хищников. Икру несло течением, прибивало к берегу, загоняло в рачьи норы, выбоины, под камни.

Выметав всю икру, налимиха погрузилась на дно глубокой ямы. А налим поспешил разобраться с нахальными налётчиками. Он стал глотать ершей, не обращая внимания на их острые иглы. А пескари и огольцы проваливались в его широкую глотку один за другим.

Из ям, из потаённых мест торопилась на пиршество мелкая и крупная рыба. Со всех сторон надвигались, словно копья, рыбьи головы. Налим уже не мог проглатывать врагов. Он только отпугивал рыб широко раскрытой пастью и отшвыривал их в разные стороны хвостом. Налимья икра исчезала на глазах. Тысячи икринок пожирались ненасытными рыбьими полчищами. Налим устал. Он грустно и растерянно вился среди врагов не в силах что-либо сделать. Обессиленный налим вернулся домой, под тяжёлый камень.

Ранним утром, собравшись с силами, преодолев бурное течение, он опять отыскал свою налимиху в тёмной глубине. Самка его не узнавала. Будто чужие…

Во мгле

Для налима продолжались счастливые сытые дни. Он обожрался рыбой, и ему захотелось что-нибудь повкусней. Он стал ощупывать своим усиком илистое дно вдоль берега. Здесь зарывались на зиму лягушки. Они тихо лежали в тине, но чуткая рыба чувствовала едва заметное биение их жизни.

Налим взрыхлил тину и прикусил лягушку. Она надулась. Налим выплюнул лягушку. Она была, как резиновый мячик. А кому охота жевать несъедобную резину?

Налим поплыл вдоль обрывистого глиняного берега. В просторной норе жил рак. Летом налим для рака еда. А зимой рак — лакомство для налима. Рак почувствовал опасность, зашевелил усами и на всякий случай выставил вперёд клешни. Налим пробрался в нору, но рак находился в узком боковом проходе, куда налим не мог добраться. Противостояние продолжалось долго. Первым не выдержал рак. Он решил отогнать незваного пришельца. Медленно, с остановками, стал приближаться к налиму, угрожающе шевеля клешнями. Рак прикоснулся к налиму и сразу отпрыгнул назад, загребая воду хвостом. Рак надеялся, что противник испугается и убежит. Через минуту он вновь устремился вперёд, вонзил клешню в губу налима, который этого и ждал. Он прихватил рачью клешню и поторопился из норы. Рак лихорадочно цеплялся свободной клешнёй за стенки норы, упирался всеми ножками, бешено стучал хвостом, но всё было напрасно. Налим выдернул рака из норы, протолкнул в свою пасть и сжал зубы. Твёрдая скорлупа не поддавалась. Она трещала, но не лопалась. Он стиснул зубы что есть сил. Его пасть наполнилась густым вкусным соком. Давно он не ел такого сочного, нежного мяса.

Налим повадился охотиться на раков. Его голова покрылась рубцами от рачьих клешней. Но налим готов был стерпеть всё, чтобы потом насладиться едой, добытой с трудом.

Так он прожил зиму. Впереди была весна.

Свет

Однажды утром лёд над головой налима затрещал. Налим поглубже укрылся под корягой и сунул голову в ил. Сквозь тонкие извилистые трещины льда брызнул солнечный свет. Лёд медленно расходился. После зимнего заточения река вырвалась наружу. Ледяные глыбы вздыбились, и с них лились потоки воды. Льдины наверху с грохотом таранили друг друга, рвали берег, и огромные куски земли рушились в реку. Мутная вода неслась мимо налима.

Он выбрался из грязи, вышел на открытую воду и встал против течения, осваиваясь в новой жизни.

Разлив

Река вышла из берегов, залила поля. Здесь её хорошо прогревало солнце и мальки резвились в потеплевшей воде. За мальками поспешили большие хищные окуни. Они носились по затопленному полю, мелочь прыскала от них во все стороны.

Налим выплыл на затопленный берег и начал охоту. Мальки были уже не такими сонными и доверчивыми, как зимой. Видя опасность, они разлетались во все стороны, и налим ощупывал своим усом мягкую землю. Пришлось налиму потрудиться. Он медленно и безучастно приближался к стае мальков, словно толстое полено, и вдруг следовал быстрый взмах хвоста, громкий всплеск и несколько голавчиков бились в его пасти. Он так увлёкся охотой, что не заметил, как вода с поля ушла в реку. Налим оказался в яме, наполненной талой водой. Рыба завертелась в яме, стараясь найти выход. С одной стороны было мокрое поле, а с другой рыбу отделяла от кромки реки метровая полоса земли. Налим слышал шум реки и понимал, что там спасение. Он высунул плоскую голову из воды и по-змеиному выполз на сушу. Налимья голова закружилась, жабры начали ссыхаться. Страх перед смертью заставил рыбу опять плюхнуться в лужу.

А река всё дальше уходила от обречённого на гибель налима, возвращалась в русло, по которому текла веками. Налиму предстояло или задохнуться в грязной жиже, или попытаться достигнуть реки. Он вновь показался из лужи и решительно выбросился из воды. Налим шмякнулся в грязь. Липкая земля забилась ему в рот и жабры. Налим широко разевал пасть, часто дышал, извивался и судорожно дёргал хвостом и плавниками. Сантиметр за сантиметром налим продвигался вперёд. Оставалось совсем немного, когда он обессилел и перевернулся на спину. Голодная ворона с криком пикировала на полуживую рыбу. Ещё мгновение — и её клюв вонзился бы ему в голову. Но тут с высокого отвесного берега сорвалась земляная глыба и бухнулась в реку. Крутая волна подхватила налима и унесла в воду. Некоторое время ослабевшая рыба качалась на поверхности реки брюхом кверху, но вскоре силы вернулись. Налим перевернулся и скрылся в глубине. Называется, поохотился. Еле живой остался.