– Огонь! Огонь! Да, огонь, – прокричал он, указывая пальцем на пылающее пламя. – Ты представляешь себе, насколько важна возможность развести огонь так быстро?

– Гонь?

– Да, да, он горит вон там, – сказал он, то и дело взмахивая рукой и указывая в ту сторону, где находился очаг. – Что ты сделала, чтобы развести его?

Эйла встала, подошла к очагу и сказала, указывая пальцем на пламя:

– Гонь?

Он тяжело вздохнул и откинулся назад, внезапно осознав, что все это время пытался силой заставить ее понять слова неизвестного ей языка.

– Прости меня, Эйла. Я вел себя глупо. Разумеется, ты не можешь мне ответить, ведь ты не знаешь, о чем я спрашиваю.

Ситуация стала менее напряженной. Джондалар закрыл глаза. Он утомился и огорчился, зато Эйла воспрянула духом. Она выучила слово. Пока всего одно, но это уже хоть какое-то начало. Жаль, что на этом он остановился. Как бы объяснить ему, что она хочет узнать побольше слов, как попросить его научить ее и другим?

– Дон-да-ла? – Он открыл глаза. Эйла снова указала на огонь. – Гонь?

– Огонь, да, это огонь, – сказал он, кивая, а затем снова закрыл глаза, чувствуя усталость. Ему стало немного стыдно за то, что он так разволновался, и за то, что так страдает от боли, и физической, и душевной.

«Он не проявил интереса. Ну что бы такое сделать? Неужели он так ни о чем и не догадался?» Эйла даже рассердилась на самое себя из-за того, что ей не удалось придумать, как бы объяснить ему, чего она хочет, но решила попробовать еще раз.

– Дон-да-ла… – Она подождала, пока он снова не открыл глаза. – Гонь? – проговорила она, бросив на него призывный взгляд.

Джондалару стало любопытно. «Чего она хочет?» – подумал он.

– Почему ты спрашиваешь про огонь, Эйла?

По выражению его лица Эйла догадалась, что он задал ей вопрос. Ей удалось привлечь его внимание. Она огляделась по сторонам, пытаясь сообразить, как сделать, чтобы он понял ее, и взгляд ее упал на охапку хвороста, лежавшего возле очага. Она взяла ветку и, подойдя к Джондалару, указала на нее и снова с немым призывом посмотрела на мужчину.

Он пришел в недоумение и нахмурился, но, когда он начал догадываться, чего она добивается, морщинки у него на лбу разгладились.

– Ты хочешь узнать, как это называется? – спросил он, удивившись тому, что она вдруг проявила такой интерес к его языку, хотя он ни разу не заметил, чтобы у нее возникло желание поговорить. Так вот в чем дело! Она вовсе не пытается научить его своему языку, она хочет научиться разговаривать! Возможно, она так молчалива просто потому, что не умеет разговаривать?

Он прикоснулся к ветке, которую она держала в руке.

– Дерево, – сказал он.

Она резко выдохнула, только теперь заметив, что все это время ждала, затаив дыхание.

– Во? – попыталась повторить она.

– Дерево, – произнес Джондалар помедленнее, растягивая губы, стараясь произнести слово как можно отчетливее.

– Дее-во, – выговорила она, пытаясь шевелить губами так же, как он.

– Вот теперь уже лучше, – кивнул он.

У Эйлы отчаянно забилось сердце. Неужели он наконец понял? Она торопливо огляделась по сторонам, подыскивая еще какой-нибудь предмет. Увидев чашку, она взяла ее и протянула Джондалару.

– Ты хочешь, чтобы я научил тебя разговаривать?

Эйла не поняла, о чем он спрашивает, и, помотав головой, указала на чашку.

– Кто же ты, Эйла? Как ты здесь оказалась? Как тебе удается справляться со всем, что ты делаешь, если ты не умеешь разговаривать? Для меня ты – загадка, и, видимо, мне придется научить тебя разговаривать, чтобы разгадать ее.

Она присела на меховую шкуру рядом с ним, с волнением ожидая ответа и по-прежнему держа в руке чашку. Она боялась, что он позабудет о том слове, про которое она спросила, если будет долго говорить о чем-то, и с нетерпением еще раз указала на чашку.

– Какое слово ты хочешь узнать, «пить» или «чашка»? Впрочем, пожалуй, это не имеет значения.

Прикоснувшись к сосуду, который она держала, Джондалар сказал:

– Чашка.

– Ашка, – проговорила она и радостно улыбнулась.

Джондалар решил и дальше действовать в том же духе. Он взял оставленный Эйлой возле его постели бурдюк и налил воды в чашку.

– Вода, – сказал он.

– Ада.

– Попробуй еще раз, – ободряющим тоном сказал он и повторил: – Вода.

– Аа-да.

Джондалар кивнул, затем поднес чашку к губам и сделал глоток.

– Пить, – сказал он, – пить воду.

– Пить, – вполне четко произнесла Эйла, хотя первый из звуков дался ей с некоторым трудом. – Пить оду.

– Эйла, я больше не могу сидеть в пещере. Ты только посмотри, какое там солнышко! Я точно знаю, что уже могу понемногу передвигаться. Мне так хочется выглянуть наружу.

Эйла поняла не все из слов, произнесенных Джондаларом, но догадалась, на что он жалуется, и прониклась сочувствием к нему.

– Узелки, – сказала она и прикоснулась к одному из них. – Снять узелки. Завтра смотри нога.

Джондалар засиял, как будто одержал крупную победу.

– Ты снимешь узелки, и завтра я смогу выйти из пещеры.

Несмотря на то что Эйле было трудно выражать свои мысли, она не сочла возможным дать обещание, не зная, сможет ли она его исполнить.

– Смотри, – повторила она погромче. – Эйла смотри нога. – Она напряглась, стремясь подобрать какие-то из слов, имевшихся у нее в запасе. – Нога не… заросла, Дон-да-ла не выйти.

Джондалар снова заулыбался. Он намеренно слегка исказил смысл ее фразы в надежде, что Эйла не станет с ним спорить, но ему понравилось, что она не поддалась на уловку и настояла на своем. Возможно, ему не удастся завтра выйти из пещеры, но все это означает, что она в скором времени овладеет необходимыми для речи навыками.

Джондалар задался целью помочь ей в этом и радовался ее успехам, хотя дело не всегда шло гладко. Его заинтриговали особенности, которые он в ней обнаружил: казалось, она обладает способностью запоминать слова, услышав их один-единственный раз, и ей с поразительной скоростью удалось овладеть весьма обширным лексиконом. Он провел с ней почти целый день, поочередно называя любой из предметов, который попадался кому-либо из них на глаза, а затем она повторила каждое из слов, ни разу не ошибившись в его значении. Самым трудным для нее оказалось произношение. Она старалась изо всех сил, но ей никак не удавалось воспроизвести некоторые из звуков.

Впрочем, ему нравилась ее манера говорить. Тембр ее довольно-таки низкого голоса казался ему приятным, а необычный акцент придавал изюминку ее речи. Он решил до поры до времени не обращать внимания на ошибки, это можно будет исправить попозже. Она столкнулась с немалыми препятствиями, когда он перестал ограничиваться словами, обозначающими конкретные предметы и действия. Проблемы возникали даже с простейшими из абстрактных понятий: ей казалось, что для обозначения каждого из тончайших оттенков цвета должно существовать отдельное слово, и никак не могла взять в толк, что темная зелень хвои и светло-зеленая окраска ивовых листьев обозначаются одним общим словом «зеленый». Когда ей удавалось осмыслить абстрактное понятие, она воспринимала это как откровение и радовалась так, словно ей удалось вспомнить о чем-то давным-давно позабытом.

Однажды он с похвалой отозвался о ее феноменальной памяти, но она с трудом поняла, что он имеет в виду, и так и не поверила ему.

– Нет, Дон-да-ла. Эйла плохо помнить. Эйла старалась, маленькая Эйла хотеть хорошая память. Но никак. Старалась, старалась, все время старалась.

Джондалар, который завидовал ее памяти, старательности и упорству, покачал головой. Он знал, что Эйла с каждым днем стремительно продвигается к цели, хотя она никогда не бывала довольна своими достижениями. Однако чем шире становились их возможности общения, тем загадочнее казалась ему эта женщина. Чем больше он узнавал о ней, тем стремительнее возникали все новые и новые вопросы, на которые ему не терпелось получить ответ. В некоторых областях она проявляла невероятную осведомленность и искушенность, а в некоторых – полнейшее неведение и наивность, и он никогда не знал наверняка, чего от нее ожидать. В ряде случаев – например, при разведении огня – она использовала крайне действенные приемы, с которыми он нигде прежде не сталкивался, а порой ее методы оказывались на удивление отсталыми.