— По какому поводу?

— Ясно, по поводу разных громких дел… — шахтер понизил голос.

— Да каких дел?

— Чудак вы, мистер, говоря без обиды. Только об одного рода делах услышите вы у нас — о делах Чистильщиков.

— Да, помнится, я что-то читал о Чистильщиках. Это шайка убийц. Так?

— Тише, тише, если вам дорога жизнь, — испуганно прошептал шахтер. Он огляделся и, остановившись, с упреком и удивлением посмотрел на своего спутника. — Если вы будете на улице открыто говорить таким образом, недолго вам оставаться в живых. Иные теряли жизнь из-за меньшего.

— Но я ничего не знаю о них, я повторяю только то, что читал.

— Не стану уверять вас, что вы читали неправду! — Рабочий нервно оглядывался в темноту. — Если убивать — значит совершать убийство, то убийств здесь хватает. Только смотрите, не произносите имени Мак-Гинти в связи с преступлениями; не такой он человек, чтобы пропустить это мимо ушей. Впрочем, вот дом, который вам нужен. Видите, он немножко в стороне. Скоро вы узнаете, что старый Джейкоб Шефтер — самый честный человек в городе.

— Благодарю, — сказал Мак-Мердо и, пожав руку своему новому знакомому, подошел к дому и громко постучал во входную дверь. Дверь открылась и перед ним предстало существо, какое он меньше всего ожидал здесь увидеть.

Это была молодая и необыкновенно красивая девушка, по виду немка — белокурая, с прекрасными темными глазами, цвет которых резко контрастировал с цветом ее волос. Она взглянула на Мак-Мердо в удивлении и замешательстве, и ее бледное лицо залила краска. Девушка стояла в ярком луче света в дверях дома, и ирландец мысленно сказал себе, что никогда не видывал картины прелестнее, она казалась тем поразительней, чем печальнее и безобразней было обрамление. Она была словно прелестная фиалка, выросшая на одной из груд шлака. Он некоторое время смотрел на нее, не решаясь вымолвить слово. Молчание прервала девушка.

— Я думала, это отец, — сказала она с приятным легким немецким акцентом. — Вы хотите его видеть? Он в городе, и я жду его каждую минуту.

Мак-Мердо продолжал смотреть на нее, не скрывая восхищения. Под пристальным взглядом незнакомого человека она опустила веки.

— Ничего, мисс, — наконец сказал Джон. — Я не тороплюсь. Мне посоветовали ваш дом, и я думаю, что он мне подойдет. Теперь я в этом уверен.

— Вы быстро решаете, — с улыбкой сказала она.

— Тут только слепой поступил бы иначе, — ответил Мак-Мердо.

Девушка засмеялась.

— Войдите, сэр, — сказала она. — Я мисс Этти, дочь мистера Шефтера. Моей матери нет в живых, и хозяйством заведую я. Посидите у нас в гостиной и дождитесь отца… Да вот и он! Вы можете договориться с ним.

По дорожке шел коренастый старик. В нескольких словах Мак-Мердо объяснил ему, в чем дело. Знакомый Джона, Мерфи, дал ему адрес Шефтера, получив его еще от кого-то. Старый немец согласился принять нового жильца. Приезжий не торговался и сразу принял все условия: по-видимому, он не был стеснен в средствах. За семь долларов в неделю (внесенных вперед) хозяин должен был предоставить комнату и полное содержание. Вот таким-то образом Мак-Мердо, убежавший, по его собственному признанию, от суда, поселился под крышей Шефтера. Это был первый шаг, которому предстояло повлечь за собой длинный ряд событий, закончившихся в далекой стране.

Где бы ни появлялся Мак-Мердо, его везде сразу замечали. Он через несколько дней уже сделался самым видным лицом в доме Шефтеров. В меблированных комнатах старого немца было еще десять или двенадцать жильцов, все рабочие шахт или заурядные приказчики из местных лавок. Когда они встречались по вечерам, Джон неизменно бросал удачную шутку, его реплики были точны, а голос — звучен. Вообще, казалось, он был прямо создан для веселой дружеской компании, от него как бы веяло магнетической силой, которая вселяла веселость в окружающих. Однако, как и тогда в вагоне, порой он мог впасть в неудержимый гнев; это заставляло товарищей по дому относиться к нему сугубо уважительно, а подчас даже и с опаской. Он не скрывал своего глубокого презрения к закону и ко всем его служителям; одних это восхищало, других приводило в трепет.

С первого дня Мак-Мердо восхищался прелестной мисс Этти, дав понять, что она покорила его сердце с первого взгляда. Медлить Джон не любил. Чуть ли не на второй день он признался ей в любви — и потом постоянно твердил красавице о своем чувстве, не обращая никакого внимания на ее ответы, которыми она старалась лишить его надежды.

— Нашелся другой? — говорил он. — Ну, тем хуже для него. Пусть остерегается. Неужели я из-за какого-то другого упущу свое счастье? Говорите «нет» сколько вам угодно, Этти, наступит день, в который вы скажете «да». Я достаточно молод, чтобы ждать.

Он был поистине опасный человек — со своими увлекательными рассказами и умением подойти к людям. Вдобавок его окружал ореол таинственности, а это обычно сперва возбуждает в женщине любопытство, а потом и любовь. А как великолепно описывал он область Мичигана, далекий красивый остров, его низкие холмы и зеленые луга, все, что отсюда, из этой мрачной, занесенной снегом долины казалось особенно прекрасным! Рассказывал Мак-Мердо и о жизни северных поселений; о проливе и мичиганских лесных лагерях; о Буффало и, наконец, о Чикаго, где он работал на заводе. В этом последнем рассказе слышался намек на что-то романтическое, на события столь странные, что говорить о них открыто нельзя. С сожалением Джон упомянул, что ему пришлось порвать прежние знакомства, покинуть все привычное и закончить свои скитания в этой безрадостной долине. Этти неизменно слушала его, затаив дыхание, и в ее темных глазах читались сострадание и жалость…

Человек образованный, Мак-Мердо вскоре получил временное место в одной конторе; ему поручили ведение книг. В конторе он был занят большую часть дня, и потому не нашел случая представиться главе местной масонской ложи. Но ему напомнили об этом упущении. Как-то вечером в комнате Джона появился его дорожный знакомый Майк Скэнлен, нервный черноглазый человечек с резкими чертами лица. Казалось, он был рад увидаться с Мак-Мердо. Выпив виски, Майк объяснил хозяину комнаты цель своего посещения.

— Я запомнил ваш адрес, Мак-Мердо, — сказал он, — и решился навестить вас, Знаете, меня крайне удивляет, что вы еще не представились Мастеру. Что помешало вам зайти к нему?

— Я искал работу… Был занят.

— Если даже у вас нет времени ни для чего другого, надо было отыскать минуту, чтобы ему представиться. Боже мой, да вы поступили прямо безумно, — не побывать в доме Союза в первое же утро после вашего приезда! Если вы обидите его… Нет, вы просто не должны делать этого!

Мак-Мердо слегка удивился.

— Я уже более двух лет принадлежу к ордену, Скэнлен, но никогда не слыхивал о подобных строгостях.

— В Чикаго, может быть, их нет.

— Да ведь здесь то же самое общество?

— Вы полагаете? — Скэнлен долгим пристальным взглядом посмотрел на Джона, и в этом взгляде было что-то зловещее.

— Разве я ошибаюсь?

— Через месяц вы мне сами скажете. Знаете, я слышал, что после того, как я вышел из вагона, вы толковали с полицейскими.

— Ого, как же вы об этом узнали?

— Тут у нас все быстро становится известно — и плохое и хорошее.

— Да, я выложил этим собакам, что я о них думаю.

— Ну, приятель, вы придетесь по сердцу нашему Мак-Гинти!

— А что, он тоже не любит полицию?

Скэнлен захохотал.

— Обожает! Но смотрите, как бы заодно с полицией он не возненавидел и вас — ежели вы к нему не явитесь. Примите дружеский совет: немедленно идите к нему в бар… Повидайтесь с ним, дружище, — еще раз сказал он напоследок и ушел.

Может быть, Мак-Мердо и не придал бы значения этому совету, но случилось так, что другая встреча в тот же вечер вынудила его отправиться к Мак-Гинти.

Неизвестно, заметил ли старый Шефтер с самого начала то внимание, которое оказывал Этти его новый жилец, или ухаживание Джона стало в последние дни слишком настойчивым, но вскоре после ухода Скэнлена он позвал молодого ирландца в свою комнату.