Сознание вернулось к священнослужителю при упоминании имени Мирмин Лал, хотя его произнесли на другом конце лагеря.

– Видит Сьюн, я чуть не сварился от жары! – буркнул он себе под нос. До ушей жреца донесся женский смех, и Адон понял, что он не один.

Девушка лет шестнадцати, не более, сидела рядом с ним. Громко чавкая, она хлебала жидкую кашу из огромной чашки, держа ее на коленях. Как потом узнал Адон, девушку звали Джиллиан. У нее были каштановые волосы, загорелая обветренная кожа и темно-голубые глаза. Лицо ее не блистало красотой, но выглядело вполне симпатичным.

– Ой! Ты проснулся! – воскликнула девушка. Отставив свою чашку, она спросила: – Тебе принести что-нибудь?

Адон потер лоб, и внезапно в его памяти ожило нападение сероглазого юноши из Тилвертона. Жрец помнил, что получил удар кинжалом, от которого потерял сознание. Однако сейчас он чувствовал себя вполне здоровым, только слегка ослабевшим.

– Я знал, что Сьюн защитит меня, – удовлетворенно сказал священнослужитель.

Девушка искоса посмотрела на него:

– Так тебе принести тушеного мяса или нет?

– Да, пожалуйста! – спохватился Адон. Сейчас им овладело чувство голода, и опасения насчет Мирмин Лал мигом испарились. Приподнявшись, он вдруг почувствовал, как что-то резко стянуло левую половину его лица. Адон ощутил неприятное жжение – и что-то теплое и липкое на щеке.

«Странно, – подумал жрец. – Еще раннее утро, и не жарко. С чего это я так вспотел?» Затем он посмотрел на девушку.

Плечи Джиллиан напряглись, оба колена уперлись в землю, и девушка смущенно опустила глаза.

– Что с тобой? – поинтересовался жрец.

– Я приведу лекаря, – поднялась Джиллиан. Адон провел рукой по влажному лицу:

– Я сам лекарь. Я – жрец, служитель Сьюн. Неужели я брежу?

Джиллиан мельком взглянула на Адона.

– Умоляю тебя, не молчи. Что случилось? – снова спросил Адон, протягивая руку к девушке, и тут увидел, что пальцы и ладонь его перепачканы кровью.

По его лицу стекал не пот.

Дыхание Адона замедлилось, он ощутил тяжесть в груди, спина его похолодела. Голова начала кружиться.

– Дай мне твою чашку, – приказал священнослужитель.

Джиллиан беспомощно посмотрела на солдат и позвала одного из них. Увидев, что сознание вернулось к Адону, Миднайт вскочила на ноги.

– Дай мне ее! – закричал Адон и вырвал чашку из рук девушки, вывалив содержимое на землю.

Руки жреца тряслись, когда он протер рукавом металлический бок чаши и поглядел в него, как в зеркало.

– О нет!

Джиллиан куда-то подевалась. Послышались шаги, и Миднайт вместе с жрецом, носящим символ Тайморы, подошли к Адону.

– Этого не может быть… – шептал он. Служитель Тайморы довольно улыбался – свое дело он сделал хорошо, и юный сьюнит проснулся в добром здравии. Однако улыбка быстро исчезла, когда лекарь увидел выражение лица Адона.

– Сьюн, прошу тебя… – бормотал жрец. Лекарь замер в недоумении, но внезапно догадался о чувствах Адона.

– Мы сделали все, что в наших силах, – угрюмо буркнул он.

Миднайт положила руку на плечо Адона и посмотрела на Кайрика и Келемвара, сидевших поодаль.

Адон молча разглядывал свое отражение.

– Мы находимся слишком далеко от Арабеля и богини Тайморы, поэтому лечебная магия не действует, – продолжал лекарь. – У нас нет никакого волшебного зелья. Придется положиться на мази из местных трав.

Край чаши, сделанной из тонкого металла, начал гнуться в руке Адона.

– Главное, ты остался жив. Молись, чтобы твоя вера помогла тебе там, где не смогли помочь мы.

Металл заскрежетал.

– Позволь мне осмотреть тебя. Ты снова истекаешь кровью. Ты порвал швы.

Миднайт протянула руку и забрала чашу у Адона.

– Мне очень жаль… – прошептала чародейка.

Лекарь нагнулся, вытирая кровь с лица Адона. Повреждения оказались не столь опасными, как боялся лекарь, поскольку порвалась лишь пара швов. Осмотрев сьюнита, лекарь еще раз пожалел о том, что они находятся вдали от города. В городе он мог бы найти инструменты и зашить рану лучше.

Пальцы Адона исследовали рубец, спускаясь по нему от левого уха вниз через всю щеку. Порез заканчивался у самого подбородка.

Спустя некоторое время, тем же утром, Кайрик поспорил с Брионом, молодым белобрысым вором из отряда Тербранда.

– Конечно, я понимаю, о чем ты говоришь! – кричал Кайрик на юношу. – Но как ты можешь не верить собственным ощущениям?

– Я смотрел в лицо самой богине Тайморе, – отвечал Брион. – Вот и все доказательства, что мне нужны. Боги спустились в Королевства, чтобы мы услышали из их уст священные слова.

– Да, только не забывай при этом раскошеливаться! – кивнул Кайрик. – Может быть, твоя богиня начнет предсказывать судьбу?

– Я хочу сказать лишь…

– Проклятье! Все это я уже слышал! – снова выкрикнул Кайрик.

– Пожертвование – необходимое…

– Необходимое зло, я тебя понимаю, – перебил Кайрик и, покачав головой, отвернулся от Бриона.

– Должно быть, ты ужасно одинок, не веря ни во что, кроме себя самого, – продолжал Брион. – А моя вера дает мне все.

Гнев разбирал Кайрика, его трясло, но вор взял себя в руки. Он понимал, что Брион разозлил его неумышленно, однако с самого утра Кайрик чувствовал какое-то необычное раздражение. Атмосфера в лагере из-за ранения Адона была довольно унылой, и вору хотелось снова очутиться где-нибудь в горах. Пусть судьба лучше пошлет ему навстречу разных невообразимых чудовищ. Даже Паучьи Чащобы стали казаться привлекательными, хотя Кайрик знал, что там скорее всего их ждет смерть.

Вдруг послышался шум, и земля содрогнулась. Кайрик увидел, как громадные осколки стекла покатились по поверхности гор, закрывавших дорогу в Долину Теней.

– Спаси и сохрани, Таймора, – прошептал Брион, когда массивные глыбы стекла рухнули наземь и отражавшиеся в них солнечные лучи засияли всеми цветами радуги.

Затем, совершенно неожиданно, блестящая черная пика размерами с маленькое деревце выросла из земли рядом с Кайриком. Вор упал, но быстро вскочил и кинулся к лошади: похожие друг на друга острые черные пики появлялись всюду, устремляясь в утреннее небо.

– Пора уходить, – сказал Келемвар Тербранду. – Похоже, нам все-таки придется пройти через этот лес.

Собирая отряд, Тербранд поторапливал своих людей. Однако, прежде чем лагерь остался позади, пики успели проткнуть двух человек и выпустить кишки трем лошадям. Оставшиеся члены отряда скрылись во мраке Паучьих Чащоб. Пики продолжали появляться из-под земли, а с гор срывались стеклянные лавины.

Приблизившись к лесу, Миднайт обнаружила, что они потеряли Адона. Осмотрев поляну, простирающуюся возле кромки леса, чародейка заметила лошадь священнослужителя, мечущуюся между пиками, но ездока на ней не было. Миднайт бросилась к растерявшемуся скакуну и поймала его лишь в центре поляны.

Человеческая фигура, еле видимая сквозь клубы пыли, медленно приближалась к лошади.

– Адон, это ты? – окликнула Миднайт. Священнослужитель медленно влез на своего коня и неторопливо покинул смертоносную поляну. Лошадь пыталась сопротивляться, но жрец властно вел животное в сторону леса. Адон не обращал никакого внимания ни на слова Миднайт, если вообще слышал их, ни на ее неистовые жесты, когда она попадала в поле его зрения. Он не шелохнулся, даже когда острая пика выросла из земли в метре от него, и Миднайт, ехавшая рядом, изо всех сил ударила по крупу скакуна священнослужителя. Лошадь понеслась в сторону леса, казавшегося относительно безопасным.

Келемвар поджидал их на опушке. За исключением нескольких человек из отряда Тербранда, все остальные скрылись в чаще, и вот последние из всадников присоединились к своим спутникам, ожидавшим их под темным пологом Паучьих Чащоб.

Признаков присутствия восьминогих существ, которых друзья видели предыдущей ночью, не наблюдалось.

– Может, днем они спят? – предположил Келемвар.

Звуки бьющегося стекла и разрывающейся земли стихли, однако все еще слышался раздающийся время от времени грохот громадных стеклянных глыб, скатывающихся с гор.