Конечно, и храм Сьюн беды не обошли стороной. Двое служителей исчезли при неизвестных обстоятельствах. Другие обезумели, требуя у прихожан отречься от Сьюн – потому что богиня не отвечала на их молитвы. Со времени Нисхождения только жрецы Тайморы сохранили умение пользоваться священной магией, что объяснялось близостью их воплощенной богини. Но даже их заклинания переставали действовать, когда жрец оказывался дальше чем в миле от храма.
Естественно, что лечебные зелья и разные магические вещицы с эффектом лечебной магии шли теперь по завышенной цене, хотя им тоже не всегда доверяли. Поэтому местным алхимикам пришлось нанять охранников для защиты своих изделий и самих себя.
К хаосу в Королевствах Адон приспособился лучше многих других. Он полагал: все, что произошло с богами, имеет свою причину. Истинному последователю следует ждать и верить, вместо того чтобы воображать всякие глупости. Адон непоколебимо верил, за что и был вознагражден. Желание прекрасной Мирмин Лал, правительницы Арабеля, встретиться с ним являлось доказательством того, что жрецу сопутствует удача.
Жизнь была хороша.
Проходя по незнакомому коридору, Адон сделал попытку остановиться перед зеркалом, но стражники слегка подтолкнули его вперед. Раздраженный столь грубым отношением, Адон подчинился.
Среди стражников находилась женщина с темной кожей и почти черными глазами. Адону понравилось, что женщину допустили к воинской службе. «Отыщи город, где правит женщина, и ты найдешь истинное равенство и справедливость», – гласил его девиз. Адон улыбнулся стражнице и решил, что, выбрав Арабель своим новым домом, не ошибся.
– Какими почестями должны наградить меня за участие в поимке этого грязного негодяя Найтсбриджа? Не бойтесь. Если вы откроете мне секрет, я все равно буду молчать и делать вид, что удивлен. Просто мне хочется знать заранее, и ожидание становится невыносимым!
Единственным ответом ему стало тихое хихиканье кого-то из стражников. За свою работу на благо города Адон получил очень скромную плату и, недовольный, подал прошение на имя министра обороны. Теперь в это дело вмешалась лично Мирмин Лал, и жрец посчитал такую честь вполне заслуженной.
Роль Адона в разоблачении заговора заключалась в обольщении любовницы одного из подозреваемых, женщины, которая, по слухам, говорила во сне. Жрец прекрасно справился с этой задачей, но наградой ему стала неделя в обществе стражников, которые следили за действиями двух наемников, привлеченных министром к расследованию преступлений Найтсбриджа.
Состоявшаяся в конце концов вооруженная стычка с предателем закончилась быстро – и безрезультатно. Найтсбриджу удалось бежать, однако Адон обнаружил место, где заговорщики прятали оружие, и записи предателя, содержавшие план нападения на Арабель.
Жрец отвлекся от воспоминаний и осмотрелся. Они спускались все ниже и ниже в грязное, пыльное подземелье цитадели, где Адон никогда раньше не бывал.
– А вы уверены в том, что наша госпожа пожелала встретить меня здесь, а не в королевских покоях?
Стражники промолчали.
Стало темно – свет был редким гостем в подземельях. Откуда-то снизу послышалось шуршание – должно быть, крысы, – сзади захлопнулись огромные двери, и оглушительное эхо разорвало тишину коридора.
Стражники сняли со стен пылающие факелы, и Адон ощутил неприятный жар за спиной.
Группа людей двигалась дальше, и только звук их шагов отражался от стен. Хотя широкие плечи стражника мешали Адону разглядеть то, что ждет его впереди, страшная догадка вдруг осенила его.
«Темница! – громко прозвучало в голове Адона. – Эти сторожевые псы ведут меня в темницу!»
Вскоре Адон почувствовал грубый толчок и, не успев оказать сопротивления, полетел вперед. Его худое, мускулистое тело почти не пострадало, поскольку он умело сгруппировался при падении и вскочил на ноги, приготовившись защищаться. Но стальная дверь уже захлопнулась. Уроки боевого искусства пригодились бы Адону, осознай он свое положение раньше.
Жрец выругал себя за то, что так легко отдал при входе боевой молот, а затем проклял тщеславие, затмившее его рассудок. Эти мошенники в сговоре с Найтсбриджем! Адон был уверен, что его сотоварищи Келемвар и Кайрик вскоре присоединятся к нему в темнице.
«Какие же мы дураки! – думал жрец. – Как мы могли поверить, что опасность миновала?! Мы ведь выкурили из норы только одного, а остальные?..»
Адон стоял в темной комнате, стряхивая пыль с дорогих одеяний. Он надел любимые шелка и захватил носовой платок, расшитый золотом, на случай если госпожа разрыдается, когда, предложив ему стать королевским супругом, получит его согласие. Несмотря на ту грязь, по которой пришлось идти, его башмаки сверкали, отражая малейший луч света.
– Я глупец, – поведал Адон темноте.
– Мне об этом говорили, – прозвучал женский голос за его спиной. – Но у всех есть свои слабости.
Адон услышал, как чиркнул кремень, и зажегся факел, осветив прекрасную темноволосую женщину.
Мирмин Лал!
Языки пламени, отражавшиеся в ее глазах, танцевали, словно прославляя красоту женщины. На ней был темный плащ, распахнутый на груди, и жрец богини Любви с удовольствием рассматривал роскошные формы ее тела, защищенного кольчугой.
Адон распростер объятия и шагнул к своей любви – к женщине-воительнице, которая смело и мудро управляла городом.
Жизнь была более чем добра к нему.
– Оставайся на месте, если не хочешь оказаться нанизанным на шпагу, как поросенок на вертел.
Адон резко остановился.
– Госпожа, я…
– Окажи мне честь, – сердито проговорила Мирмин, – и отвечай на мои вопросы либо «да, госпожа», либо «нет, госпожа».
Правительница Арабеля приблизилась, и жрец почувствовал в области желудка прикосновение холодного острия клинка.
– Да, госпожа, – пробормотал Адон и замолчал.
Мирмин отошла назад и всмотрелась в его лицо.
– А ты мил, – сказала она.
Но на самом деле она так не считала. Рот у жреца был немного великоват, нос – лишь подобие совершенства, а подбородок слишком угловат, чтобы называться красивым. И все же за взглядом слишком простодушным, чтобы ему поверить, скрывались мальчишество, озорство, душа, ищущая приключений, готовность служить богине Красоты и – если верить слухам – многим прекрасным дамам Арабеля.
На лице Адона появилась улыбка, но быстро исчезла, когда кончик клинка нашел новую мишень, опустившись ниже.
– Прекрасное лицо и здоровое, услужливое тело…
«Услужливое?» – удивился Адон.
– И самонадеянность размером с мой город!
Адон попятился назад, когда Мирмин поднесла факел слишком близко к его лицу. Лоб жреца покрылся потом.
– Или это не так?
– Да, госпожа, – выдавил Адон.
– Не ты ли похвалялся публично, что не пройдет и месяца, как ты уложишь меня в постель?
Адон молчал.
– Не важно. Я точно знаю, что это так. Послушай же, глупец. Я всегда сама выбираю любовников – и никто не смеет выбирать меня! Так было и будет всегда!
«Интересно, не спалила ли она мне факелом брови?» – подумал Адон.
– Леди Тессарил Винтер описала мне тебя еще до того, как я позволила тебе войти в Арабель. Я учла твои бесценные способности плести интриги и собирать сведения. И ты действительно оказался полезным.
Жрец вспомнил молочно-белые плечи, нежную, благоухающую шею Тессарил Винтер и приготовился к смерти.
– Но ты посмел поднять свой взгляд на Мирмин из Арабеля – и будешь наказан!
Адон закрыл глаза в ожидании худшего.
– Чтобы завтра к полудню ноги твоей не было в моем городе. И не вынуждай меня посылать стражников, чтобы проводить тебя. Вряд ли тебе понравится их обращение.
Адон открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть спину выходящей из комнаты Мирмин. Никогда ему не доводилось сталкиваться со столь величественным и надменным выражением презрения. Адон восхитился даже тем изяществом, с каким она подала знак двум появившимся стражникам, и те направились к нему. Адон был в восторге от ее смелости, мудрости и великодушия – она позволила ему покинуть город, вместо того чтобы приказать просто-напросто перерезать ему глотку.
