О Джули Маккендрик он думал постоянно. Работать было жарко, ходить в школу тоже. Но жара ни капельки не мешала думать о Джули и о том, что она может питать к нему взаимную симпатию. Он так глубоко погрузился в собственный мир, что не заметил, как тихо на улице. Не заметил, что нет детей, что они не сидят на тротуарах и не носятся на велосипедах по округе. Билли с рефератом испарились. Осталась только Джули. Интересно, то, что он к ней испытывает, и правда любовь? Или она просто самая симпатичная девушка в школе? А вдруг повезет, и он ее поцелует? Или даже засунет руки в лифчик… От одной только мысли об этом во рту пересохло, а сердце бросилось вскачь. Что он почувствует? Даст ли завтрашняя вечеринка ответы на все эти вопросы? Даже заметив у дома фургон, на том самом месте, где, возвращаясь с работы, парковался отец, он не сумел сложить два и два. Пока не услышал, как плачет мама. Но было уже поздно. И слишком жарко, чтобы бросаться наутек.

— Ставлю на близнецов, — Луис косится на меня. — Все еще принимаешь ставки, Тоби?

Мы завтракаем. По звонку все спустились вниз в обшитое деревянными панелями помещение. Наверное, когда-то это была огромная гостиная, а теперь — наша столовая. В резном каменном камине я ни разу не видел огня. О том, что здесь кто-то жил, свидетельствуют видавшее виды бордовое бархатное кресло у стены и яркие пятна на выцветшей желтой краске, где когда-то, видимо, висели картины. На мгновение сквозь плотные облака пробивается солнечный свет и льется в столовую через большие окна. В ярких лучах танцуют пылинки. Ощущать тепло на лице приятно. Я пью чай, в который раз задаваясь вопросом, не подсыпают ли нам что-нибудь в утренние напитки. Слышал, мужикам в тюрьмах дают какие-то лекарства, чтобы отбить охоту драться и трахаться.

Луис ест сэндвич с яйцом. Тост недожаренный, яйцо тоже. Слишком жидкое. Белок с желтком капают Луису на футболку, но ему, похоже, до лампочки. Мы сидим за своим столом, который стал нашим с самого приезда. Новыми привычками обзаводишься быстро. Всего столов шестнадцать, но заняты только восемь, по числу занятых спален. С парнями из других комнат мы теперь общаемся мало, хотя нас осталось всего двадцать пять. Девочки, Гарриет и Элеонора, сидят у дальней стены. Не знаю, сколько им лет. Элеонора еще маленькая. Гарриет постарше, но посмотреть там не на что. Невзрачная, помешанная на книгах. Губы вечно надутые, будто она постоянно чем-то недовольна. Обе держатся особняком. Чаще всего я о них вообще забываю.

— Ага, — отвечаю я Луису. — На которого ставишь?

— Я их не различаю. На того, который старается не шмыгать носом. Это Эллори или Джо? Короче говоря, он уже несколько дней пытается скрыть, что заболел.

Близнецы живут в седьмой спальне, а в седьмой, как и в нашей, пока что все на месте. Между нами возникло негласное соревнование — какая из спален дольше других продержится без потерь. Лично я слежу только за седьмой. Смотрю на стол напротив нашего и понимаю, что Луис прав. Один из двух абсолютно одинаковых долговязых прыщавых пацанов украдкой вытирает нос тыльной стороной ладони. Платка у него нет, на салфетки, которых полно на каждом столе, он не обращает внимания. Я присматриваюсь. Трудно сказать наверняка. Симптомы могут быть какие угодно.

— Принимается. Две смены на посуде?

— Идет, — улыбается Луис. — И удваиваю. Сразу за первым крышка и второму.

— Чего вдруг? — Уилл возвращается за стол со второй миской овсянки. Может, он и мелкий, но ест больше, чем любой из моих знакомых. — Потому что они друг друга знают?

— Нет. Это наука. Они идентичны. Если симптомы появятся у одного, то в скором времени появятся и у второго. Чистая генетика, в конце концов.

— А-а, ну да, — сразу соглашается Уилл.

— Кстати, я тут кое о чем вспомнил. — Луис встает из-за стола. Яйцо все еще капает с подбородка.

Не успеваю я сообразить, что происходит, как он уже у стола седьмой спальни и во все зубы улыбается Джейку.

— Твою мать, — бормочу я себе под нос.

— Джейк, — начинает Луис, — не мог бы ты мне немного помочь? Я тут провожу кое-какое исследование. Выясняю, откуда мы приехали, и сколько приблизительно времени заняла у каждого из нас дорога сюда. Поначалу это было для того, чтобы узнать, где конкретно мы находимся. Однако поскольку этот момент уже вроде как прояснился, то я…

— Вот блин, добром это не кончится, — говорит Уилл, глядя на Луиса поверх очков.

Я мысленно матерюсь. На кой только Луису сдался этот его сбор информации? Все, кто живет в доме, приехали из разных частей страны. Это нам точно известно. Так зачем Луису знать подробности? Откуда взялась эта тяга к предельной точности во всем? В последнюю неделю он просто одержим идеей сравнить данные всех «узников», как он нас называет. И идея эта заранее обречена на провал. Во-первых, он упускает тот факт, что люди лгут. Я соврал. Уверен, все остальные тоже. Никому не хочется делиться историями из прежней жизни, а тем более с кем-то из другой спальни. Нервозное дружелюбие, царившее между нами поначалу, давно прошло. Спальни стали отдельными стаями, и все стараются держаться своих.

— Тебе какое, на хрен, дело? — Джейк медленно встает из-за стола. Говорит он тихо и спокойно — у буфета с едой стоят медсестры. Но от ощутимой угрозы сгущается воздух.

Вилки и ложки отложены. Как по команде, поворачиваются головы.

— Я подумал, было бы любопытно уз… — Луис, гений, ходячий мозг, даже не догадывается о том, какое напряжение охватило всех присутствующих.

— Отвалил бы ты к чертовой матери.

Джейк моего возраста, но оброс легендами в первый же день. Причем такими, которые передаются исподтишка по углам и шепотом. Сидел в исправительной колонии. Угонял машины. В большинство сказочек о том, у кого какая была жизнь прежде, я не верю, но Джейк — совсем другое дело. Когда мы сюда попали, у него были сбиты костяшки, а на затылке выбрит символ банды. Если присмотреться, то и сейчас в отросших волосах можно заметить его очертания. Связываться с Джейком у меня нет ни малейшего желания. Это вам не Билли из выпускного класса.

— Джейк ему зазвездить, что ли, собирается? — Уилл смотрит на меня, но что еще хуже — смотрит и Эшли.

Если хочу сохранить какое-никакое уважение, которое они ко мне питают, выбора нет.

— Я с ним поговорю.

Если в чае и есть какой-то препарат, никакого эффекта я пока не ощущаю. Зато, когда подхожу к столу седьмой спальни, нервы звенят. Не из-за того, что сейчас произойдет. Как правило, медсестры ни во что не вмешиваются, но вряд ли будут спокойно смотреть на драку. А из-за того, что может случиться потом. Билли меня так и не отметелил. Может быть, теперь отметелит Джейк.

— Извини, Джейк, — говорю я как можно беспристрастнее. — Луис это без задней мысли. — Смотрю на пацана с взъерошенными патлами, который стоит между нами. — Иди и вытри с рожи яйцо. А то выглядишь, как долбодятел.

— Который только что отсосал, — добавляет Джейк. Его соседи по столу ржут и смотрят на него, как будто он бог.

Я выдавливаю улыбку:

— Наверное.

Самое хреновое — смотрю на Луиса и понимаю, что Джейк прав. На подбородке Луиса висит «сопля» недожаренного белка.

Луис обиженно сутулится и вытирает ладонью рот:

— Это яйцо.

— Заткнись и сядь за стол, — рычу я.

Потрясенный моим тоном, Луис, повесив голову, шаркает к Уиллу и Эшли и наконец-то замечает, что все взгляды устремлены к нему. Я смотрю на Джейка. Не знаю, что еще сказать.

— В общем, как я и сказал, извини. — Отворачиваюсь и ухожу.

— Хреновы недоразвитые малолетки, — ворчит мне в спину Джейк.

Ошибаешься, Джейк. Не недоразвитые, а дефективные. Все мы тут дефективные.

Впрочем, вслух я этого не говорю. Сажусь за стол и допиваю чай, надеясь, что инцидент исчерпан. Мы молча смотрим, как седьмая спальня собирает со стола пустые тарелки. Самый младший — Дэниел, пухлый пацан лет одиннадцати — счищает объедки с тарелки Джейка и торопливо пристраивается вместе с остальными за спиной своего лидера. Проходя мимо нас, все они насмешливо ухмыляются. Как будто не только Джейк, но и любой из них может мне накостылять. Я ни на кого не обращаю внимания.