– Но зачем прятаться в фамильной усадьбе? Как, скажите на милость, тут сохранишь инкогнито? – запротестовал Оливер, ни капельки не убежденный доводами друга.

– Может, затем, что Скайлингден-холл фамильной усадьбой уже не считается, тем паче что наследник якобы мертв – откинул копыта, преставился, почил в бозе заодно со всеми прочими Кэмплемэнами, – ответствовал сквайр. – И я поклясться готов, что такая версия, мистер Лэнгли, к истине куда ближе.

– Сегодня никто не знает, кому принадлежит Скайлингден; даже мистеру Доггеру это неведомо, – промолвила мисс Моубрей.

– Вот именно; и, как я уже сказал, поставим-ка на этом точку! А теперь, Нолл, до того, как моя галопирующая кузина устроила на нас засаду, мы вроде бы направлялись…

– Направлялись к капитану Хою, – докончила кузина, на тот момент вовсе не галопируя; уж она-то приметила, в каком направлении ехали всадники, когда внезапно вылетела прямо на них верхом на серой кобылке. – Не правда ли, мистер Лэнгли?

– А что, в Мрачном лесу есть еще кого навещать? – отпарировал Марк и вслед за Оливером пустил коня рысью.

– Поскольку вы едете в том направлении, провожу-ка я вас. Заодно и Далила разомнется, – промолвила Мэгс, пристраиваясь вслед за ними. – Я так понимаю, мистер Лэнгли, вы с капитаном еще не знакомы. Разочарованы вы не останетесь. Всякий раз, когда меня тянет на новые развлечения, на что-нибудь пикантное – ну, чтобы ум поупражнять, – капитан меня никогда не подводит; хотя, признаюсь, за последние недели я совершенно постыдным образом беднягу забросила.

– И везет же парню последние недели, – не без ехидства отпарировал ее кузен.

Всадники поскакали на запад по каретному тракту в направлении Кедрового кряжа и перевалов Талботских пиков и вскоре уже окунулись в прохладный сумрак Мрачного леса, этого дикого царства вечнозеленых деревьев и дубов, что раскинулось между горами Талбот и Одиноким озером. Сей же миг сквайр насторожился. Рука его словно сама собою легла на рукоять блестящей сабли, что всегда висела у седла: ведь никто не знает, что за опасности могут подстерегать путника в необозримых лесных угодьях вдали от деревни. Однако волею судеб сегодня нашим героям ничего не угрожало. В целости и сохранности добрались они до неприметной боковой тропки – частной дороги в обрамлении кедров и лохматых елей – и свернули на нее. Очень скоро дорога пошла вверх, сделалась еще круче, чаща поредела, деревья расступились, и впереди открылся горный луг, поросший буйной зеленой травой. В центре луга высился пологий холмик, на котором теснились друг к другу несколько сосен. Под соснами и приютилось обиталище капитана Хоя – коттедж под названием «Пики».

Капитанское жилище составляло примечательный контраст с архитектурой Скайлингдена, как по компактности, так и по общему ощущению аккуратности и упорядоченности. Если гигантская усадьба расползлась во все стороны, то высокие «Пики», строение весьма странных пропорций, точно по струнке устремлялись вверх: узкий остов вздымался к облакам подобно обелиску. Позади коттеджа, над линией леса, высилась изрезанная гряда Талботских пиков, даже в разгар лета припорошенных остатками зимних снегов. Если посмотреть на дом спереди под прямым углом, невозможно было не уловить в его внушительном фасаде и высоких арочных фронтонах некое эхо Талботских гор. Оливер с первого взгляда понял, откуда у коттеджа такое название.

Пустив коней на луг – не без помощи дряхлого подручного конюха, что появился словно из ниоткуда и приветствовал гостей беззубой ухмылкой, – визитеры поднялись по ступеням на вершину холмика к самому входу и известили о своем прибытии обитателей дома.

– О, да это вы, сквайр Марк, – промолвил коротышка-слуга с мечтательным взглядом, распахивая двери. – И мисс Маргарет с вами! Доброго дня вам обоим. А кто будете вы, сэр? Ох, сдается мне, вы – тот самый мистер Оливер, приезжий из города и гость сквайра Марка Далройдского! И вы тоже здравствуйте. Страшно рад, что вы все приехали, и вы тоже, мистер Оливер. Сам сегодня не в духе; лютует, хоть вовсе к нему не подступайся, и, боюсь, все из-за меня. Признаюсь, я порядком набедокурил. Проштрафился, что греха таить.

– А что, собственно, случилось, Слэк? – резко оборвал его Марк. – И где капитан Хой?

– Да здесь я, Маркхэм, здесь, – послышался громовой голос, глубокий и зычный, под стать контрабасу, откуда-то из конца коридора. – В чертовски неприятный переплет я угодил, ни от кого не скрою!

Следуя за слугой и на голос, гости проследовали в угловую комнату, некое подобие кабинета – а надо сказать, что практически все комнаты этого изрядно вертикального строения располагались по углам, – где и обнаружили капитана Хоя, распростертого на диване с открытой книгой ин-октаво[15] в руках. Первое, что визитеры заметили с порога, – это вытянутую лысую голову на подушке, развернутую лицом к ним: диван стоял так, чтобы тусклый, дневной свет падал на книгу. Сей же миг капитан Хой поднял взгляд, с шумом захлопнул том и жестом пригласил гостей располагаться на рядом стоящих креслах с подлокотниками, в то время как подобный контрабасу голос повелел слуге обеспечить кофе.

Капитан оказался тощим, костистым и высоким, под стать своему дому (что подтвердилось бы, потрудись он встать), с красным, похожим на клубничину носом и нафабренными усами; роговые очки обрамляли крохотные пуговицы-глазки. Облачен он был во фланелевый халат, из которого взгляду открывались лишь верхние пределы, ибо капитанская конституция по большей части скрывалась под одеялом. Оливер поневоле подумал, что диван, на котором расположился сей мощный корпус, слишком легок и хрупок для этакой тяжести; ему даже почудилось, что корпус самого дивана постанывает под невыносимым бременем.

– А, Маркхэм! Добро пожаловать. И мисс Моубрей тоже тут… милая моя леди, вы, как всегда, ослепительны! А вы, сэр? Сдается мне, вас я не знаю, но все равно добро пожаловать. Вы ведь простите мне, что я не встаю: сами видите, в каком я прегорестном состоянии!

– Да что, в конце концов, стряслось? – осведомился Марк.

– О-ох, да этот вот мужлан меня укухарил, – ответствовал капитан, указывая на дверь, за которой исчез слуга его Слэк. По всей видимости, сам он счел объяснение вполне достаточным; но поскольку гости по-прежнему озадаченно на него таращились, капитан с превеликой осторожностью откинул краешек одеяла и явил свету неподвижно зафиксированную ногу, всю обмотанную повязками и благоухающую припарками.

– По-моему, и без слов понятно, – произнес капитан, указывая на ступню и пепеля ее ненавидящим взглядом, как если бы отчасти винил ее за происшедшее.

– Чего уж понятнее, – кивнул сквайр. – А в чем причина?

– Этот прохвост оказался на траектории тяготеющего к земле сосуда, на тот момент заполненного до краев и разогретого до температуры кипения.

– На траектории?..

– Именно. Траектория – это путь, проходимый объектом, двигающимся под воздействием гравитации и инерции. Представьте себе: иду я как-то вечерком через кухню – под кровом собственного дома, между прочим! – разумеется, на свидание с доброй порцией горячего джина с водой, дабы утолить жажду – кстати, только что сменив сапоги с отворотами на уютные комнатные туфли, – как этот мужлан пренахально меня укухарил!

– Вы пытаетесь сказать, что Слэк плеснул горячим джином с водой на вашу ногу? – уточнила мисс Моубрей.

– Нет-нет-нет, милая моя юная леди, никакого джина, только водой; до смешивания жидкостей дело еще не дошло. Говорю же: стою я этак сбоку от буфета, ищу бутылку с джином, а мой вассал, – в этот самый момент задумчиво-мечтательный Слэк возвратился, неся кофе, – вот этот мой вассал вылетает из буфетной бог знает за какой такой надобностью, с оловянной кружкой в руках, и на полном ходу врезается в меня. Я резко разворачиваюсь, оловянная кружка взлетает в воздух – бэмс! – нога моя задевает за каминную подставку, подставка опрокидывается; кипящий чайник, подвешенный над огнем, с крючка срывается, с грохотом падает, крышка отлетает в сторону, чайник переворачивается, а вот этой штуковине, – здесь капитан, поморщившись, подергал перевязанной ногой туда-сюда, – непременно надо оказаться между чайником и каменной плитой под очагом! Чайник обрушивается точнехонько на ступню в домашней туфле, обжигающе горячий кипяток выплескивается. Видите? Укухарил он меня, вот как это называется! А уж болит – не приведи Боже!