– Я ничего не могу обещать, – повторил сквайр, хмуря брови. – Ничего не могу обещать – пока жив мой отец. Назвался груздем – полезай в кузов!.. А где, собственно, Смидерз? Пойдем, Нолл, – нужно отыскать Смидерза, да срочнее срочного!

Незаменимый Смидерз обнаружился в своей каморке под лестницей: по завершении многочисленных дневных трудов дворецкий позволил себе расслабиться с трубкой и книжкой. В отличие от Оливера у престарелого челядинца, по всей видимости, было достаточно спокойно и на душе, и на сердце, чтобы сосредоточиться на чтении. Едва в дверях возникли гости, он поднял взгляд – с исполненным достоинства, хотя и вполне дружелюбным любопытством. Разглядев, кто перед ним, Смидерз поспешно захлопнул книгу, отложил трубку и с видом весьма обходительным встал. Сквозь его убеленную сединой бороду и усы, чуть затронув гладкую верхнюю губу, пробилась улыбка—и озарила румяные щеки. Смидерз одернул рубашку и жилет – сюртук он снял, полагая, что работа завершена, – дабы предстать перед хозяином дома в подобающем виде. Незаменимый Смидерз служил семейству Тренчей и Далройду едва ли не с рождения; по чести говоря, иной жизни он и не знал. Для него слова «жизнь» и «Далройд» были синонимами. Уж какого бы там мнения он ни придерживался про себя насчет сварливого и неуживчивого десятого сквайра, мнение это он держал при себе и ни с кем им не делился; в том, что касается семейства Тренчей, мистер Смидерз был воплощенная сдержанность и такт. Его преданность Далройду и талботширским Тренчам (точнее, последнему представителю рода) была столь же крепка и непоколебима, как добрый талботширский камень.

– Могу ли я вам чем-нибудь услужить, джентльмены? – осведомился Смидерз с безупречными интонациями вышколенного дворецкого.

– Можешь, Смидерз, – подтвердил Марк, выступая вперед. – Позволено ли нам ненадолго вторгнуться в твой уютный уголок?

– Разумеется, сэр, всенепременно и безусловно, – ответствовал дворецкий. Он уступил было сквайру собственное кресло рядом с лампой – в лампе, под прикрытием абажура, неярко горела свеча с фитилем из сердцевины ситника, – однако Марк поспешно отклонил любезность и, велев дворецкому вернуться на законное место, расположился вместе с Оливером на диване.

– А! Да это, я вижу, Скотт, – одобрительно заметил Оливер, скользнув взглядом по закрытой книге.

– О, так и есть, сэр, именно, – отвечал мистер Смидерз, по достоинству оценив проницательность гостя. – Да, «Вудсток» – этот роман я ценю превыше всех прочих, по причине как исторического периода, так и персонажей. Времена великой гражданской войны[30] меня всегда занимали.

Мистер Смидерз происходил из славного шотландского рода (главным образом по материнской линии), так что литературным его предпочтениям удивляться не приходилось. Если вечерком он почитывал не Скотта, так, значит, Смолетта; если не Смолетта, так, значит, Бернса или Томпсона; вот какие имена – почти все до единого шотландские! – значились на корешках томов, что теснились на книжных полках в уютном прибежище дворецкого – в каморке под лестницей. Мистер Смидерз частенько гадал, что же сталось с этим диким краем вереска и скал, зеленых долин и песчаных побережий, озер и заливов, нагорий и низменностей – ничего из этого дворецкий в глаза не видел, после Разъединения-то; и, подобно многим другим, размышлял про себя о том, что сделалось со всеми землями предков с тех пор, как в мир пришли тьма и холод.

– «Вудсток»… Немногие назовут его своим любимым романом из всего наследия автора «Уэверли», – заметил Оливер. – И даже к числу лучших не отнесут. Более того, это же роман английской группы, и действие происходит вовсе не в Шотландии.

– Да, сэр, верно, – согласился мистер Смидерз. – И все-таки именно он – мой самый любимый. Я его уж раз двадцать перечел – и до сих пор не могу нарадоваться на подвиги полковника Эверарда, и Роджера Уайлдрейка, и сэра Генри Ли, и Верного Томпкинса, и, конечно же, мистера Луиса Кернеги.

– Согласен, персонажи и впрямь замечательные. Первоклассная книга.

– А ведь еще есть этот дух с его озорными проделками, сэр, так называемый добрый бесенок Вудстокский. Сам по себе – чудеснейшая литературная находка, причем основанная на реальных исторических фактах. О таком всегда приятно почитать в тихой провинциальной усадьбе вроде Далройда поздно вечером. Признаюсь, сэр, люблю я, когда в книгах попадается эпизод-другой, от которого мороз по коже; хотя, конечно же, этот незримый покровитель оказался созданием рук человеческих – чего не сделаешь, чтобы выдворить представителей «Охвостья»[31] из славного поместья Вудсток! А взять хоть эту превосходную сцену, когда молодой кавалер Уайлдрейк добивается аудиенции у лорда-протектора!.. Чудесная книга, сэр; никогда мне не надоедает!

Оливер подтвердил свое согласие и, в свою очередь, похвалил «Редгонтлета» – еще один роман из цикла «Уэверли», из числа не самых известных, но при этом на диво увлекательный; действие его разворачивается в заливе Солуэй, в атмосфере якобитской ностальгии, характеры ярки и оригинальны (в особенности престарелый злосчастный принц Чарльз Эдуард Стюарт, в очередной раз проигравший неудачник), а элемент автобиографичности придает повествованию дополнительный интерес. Мистер Смидерз заулыбался, вспоминая отдельные эпизоды романа, принялся было их комментировать один за другим, но тут же вспомнил о своем статусе по отношению к гостям, разом посерьезнел и преисполнился почтительного внимания.

– Сдается мне, сэры, что-то я разболтался не к месту, про книги и все такое прочее, – промолвил он. – Так чем я могу вам услужить? Требуется подать что-либо в библиотеку? Может быть, еще бренди?

– Нет-нет, Смидерз, не волнуйтесь, наша просьба – не материального характера, – ответствовал Марк, которому уже не терпелось перейти к делу, ради которого они с Оливером и нагрянули в каморку дворецкого. – Нам скорее информация нужна – некие сведения, которыми, по всей видимости, из всех нынешних обитателей Далройда обладаете только вы.

– Я, сэр?

– Мне тут привиделся очередной ночной кошмар, – пояснил сквайр, искоса глянув на Оливера, – некий эпизод из далекого детства, о котором я вот уже много лет и не вспоминал. Престранный был сон, Смидерз, и на диво драматичный. Просто в себя прийти не могу. Вне всякого сомнения, вам об этом происшествии что-то известно; если память меня не подводит, в то утро вы присутствовали на месте событий.

– Что же это было за утро, сэр?

– То утро, когда мой отец вернулся в Далройд с глубокой раной в плече. Помню, доктор Холл там тоже был; в ту пору меня изрядно удивило, что отец пришел в таком бедственном состоянии – и уже с доктором «на буксире». Ужасное, просто кошмарное было зрелище для ребенка, как сейчас помню: кровь из раны стекала на землю, заливала черную лестницу, забрызгала весь пол в кухне; мать исступленно рыдала, а вы стояли наготове, пока наш деревенский врач оказывал первую помощь. Вы ведь не забыли этого эпизода, верно, Смидерз?

Дворецкий неуютно заерзал в кресле. Он заморгал, закусил губу; в уголке рта его нервно запульсировала жилка. Он пару раз сглотнул, пригладил ладонью жидкие седые волосы, провел рукою по убеленной сединами бороде и по румяным щекам; обвел глазами комнату, задерживая взгляд то там, то тут. Да, пресловутого эпизода он со всей отчетливостью не забыл.

– Ox, – промолвил Смидерз в ответ. – Да, сэр, это прискорбнейшее происшествие навсегда осталось в моей памяти. Немало крови потерял ваш отец тем холодным утром, сэр, пока наконец доктору не удалось остановить течение. Иначе как чудом это и не назовешь, сэр; артерия была рассечена надвое. Нимало не сомневаюсь, что жизнь вашему отцу спасло только то, что врач оказался рядом и действовал быстро и умело.

– Понимаю.

– И хотя мистер Ральф Тренч оправился от раны, здоровье его было подорвано. То-то тяжко в ту пору всем пришлось, сэр, – не только вашему отцу, но всем обитателям Далройда, что искренне уважали его, почитая человеком справедливым и благородным.