– В жизни не видывал ничего удивительнее, – объявил Оливер. Щеки его уже слегка порозовели. – Тераторн – и ручной!

– Мистер Шейкер нисколечко не ручной, сэр, – поспешно уточнил Слэк. – Он просто учтив и любезен – в силу долгой привычки.

– Но как такое возможно?

– Да это все капитан, – объяснила Мэгс. – Видите ли, подобрал тераторна совсем еще птенцом неоперившимся; видно, мать его бросила. Бедняжка был еще и ранен… Подозреваю, что капитан принял судьбу малыша близко к сердцу, ведь друг наш и сам вечно причиняет себе какой-нибудь урон, вот он и выкормил и выходил птенца. Со временем тераторн поправился, а в должный срок научился летать и зажил своей поднебесной жизнью; однако же всякий день возвращается в домик за угощением – и общения ради, если на то пошло. На удивление умная птица, не так ли, Слэк? Должна признаться, я ощущаю в мистере Шейкере некое направляющее сознание, некую искру разума, пусть и примитивного, некую способность к пониманию. Иначе с какой бы стати такому существу водить дружбу с представителями рода человеческого? Зачем подвергать себя опасности?

– Невероятно, – только и смог промолвить Оливер.

– О да, не так ли? – улыбнулся капитан Хой, выслушав из уст Оливера тот же краткий отзыв, когда экскурсанты, осмотрев домик на дереве, возвратились в комнату недужного. – Итак, наш небесный странник и вам показался? Потрясающее существо, вы не находите? Что скажете, мистер Лэнгли, – вы, конечно же, поняли, почему мы именуем джентльмена мистером Шейкером?

– Как не понять. Когда он на нас с грохотом обрушился, весь дом так и затрясся, точно коктейль в шейкере!

– Именно; хотя так бывало не всегда. Сначала я назвал его Крошкой Осбертом, потому что нашел его в день святого Осберта, но со временем пернатый джентльмен вошел в возраст, и стало очевидно: имя ему больше не подходит. Вот тогда-то кухарь мой и вассал и окрестил его наново: год тому назад дело было, в сезон сбора гороха, после того, как тераторн сотряс мою «виллу» в очередной раз. Нет-нет, насчет прочности постройки не тревожьтесь: дом укреплен в ветвях так же надежно, как если бы составлял с деревом единое целое. Меня настил вполне выдерживает, а, как вы заметили, я человек крупный. Кстати, Лэнгли, что скажете о подзорной трубе?

– Превосходного качества линзы. Озеро, сосновый лес по берегам, хребты далеких заснеженных гор – все видно как на ладони. Можно заглянуть в любой уголок деревни и рассмотреть людские лица во всех подробностях. Я так понимаю, сверху даже за усадьбой можно шпионить, – отвечал Оливер.

– Еще как можно, – кивнул Слэк.

– Что наводит меня на мысль: а ведь мистер Шейкер – не первый весьма любопытный представитель пернатого царства, с которым мы с Марком столкнулись за сегодняшний день.

– Не первый? Как так? – удивился капитан. Оливер вкратце поведал об их со сквайром утреннем визите в Скайлингден, описал тамошних обитателей, и загадочное круглое окно, и – особенно многозначительно – то, что они подсмотрели краем глаза в занавешенной комнате, идя по темной и безмолвной галерее. Капитан Хой рассказом весьма заинтересовался, как явствовало из многочисленных признаков: он морщил лоб, задумчиво поглаживал усы и невнятно бурчал что-то себе под нос по-контрабасовски.

– Любопытно, очень-очень любопытно… Я, видите ли, готов поклясться, что вот этот мой кухарь уже неделю по меньшей мере твердит мне, будто мистера Шейкера что-то беспокоит. Что скажешь, мужлан?

– С уверенностью ничего утверждать не берусь, – отозвался Слэк, – хотя есть у меня такое чувство, что с недавних пор покой джентльмена нарушен. Что послужило тому причиной – понятия не имею. Но только он проводит в окрестностях «Пиков» куда меньше времени, чем обычно, как если бы его отвлекало нечто до крайности интересное.

– Может статься, в природе существует миссис Шейкер и целый выводок птенцов? – предположил Оливер.

– Не исключено, – отозвался капитан Хой. – Собственно говоря, таких выводков может быть и несколько, хотя самцы тераторнов о потомстве не заботятся. Эта обязанность целиком и полностью предоставлена самке – или, точнее, группам самок; как я заметил, птицы помогают друг другу ухаживать за птенцами.

– Удобно устроились, – отметил сквайр.

– Но возвращаясь к Скайлингденской сове, – не отступался капитан. Он бросил теребить усы и вместо того взялся поглаживать удлиненную лысую голову. – Более чем вероятно, что на ночь ее выпускают.

Оливеру тотчас же вспомнился вторгшийся в его сны зловещий кошмар: видение огромной птицы, угнездившейся на створном окне, и два горящих в темноте глаза – в точности как у совы. Мистер Лэнгли ни словом об этом не обмолвился, но встретился глазами со сквайром, и джентльмены многозначительно переглянулись. Возможно, это и не сон вовсе, как некогда предположил Марк; хотя, если память Оливера не подводила, в объяснении фигурировал тераторн, а не сова.

– Ну, надо же ей время от времени полетать, – нахмурясь, произнес сквайр. – Птица должна охотиться, в конце-то концов, хищник она или нет? Разумеется, в течение дня она предпочитает занавешенную комнату; ведь совы по большей части ведут ночной образ жизни.

– Ястребы ночи! – высокопарно возгласил капитан гулким голосом.

– Возможно, как раз эта сова и беспокоит мистера Шейкера, – предположила мисс Моубрей.

– Скорее всего. Вот вам и разгадка, – промолвил сквайр, лениво поводя плечами. – Кузина, вы, как всегда, сама проницательность.

– Клянусь душой, Маркхэм, ну и свирепой же тварью должна быть сова, способная обеспокоить тераторна, – вставил капитан Хой.

– Это верно, – кивнул Слэк.

– Судя по тому, что мы видели, весьма крупная и массивная птица, – произнес Оливер.

– Именно, – вмешалась Мэгс. – Похоже, в долине идет «борьба за власть», вот мистер Шейкер и нервничает.

– Хм-м… Не исключено. С другой стороны, думается мне, что сова, вне зависимости от размера, для тераторна не соперница. Но, конечно же, здесь мне, приезжему из Вороньего Края, судить трудно: много ли я знаю о провинции? По счастью, у нас над городом тераторны не летают!

Капитан надолго уставился прямо перед собою – в направлении дальнего подлокотника дивана и пострадавшей ноги под одеялом – с видом весьма умудренным, скрестив руки на груди; губы его под нафабренными усами беззвучно шевелились.

– Проклятие, есть что-то в этих людях, в этих Уинтермарчах, кто бы они ни были… – наконец изрек он.

– И что же такое в них есть? – переспросила мисс Моубрей. Она сомневалась, дошел ли до капитана слух насчет Чарльза Кэмплемэна, но не желала первой поднимать эту тему, зная, что ее кузен сквайр терпеть не может сплетни и пересуды.

– Это касается подзорной трубы, милая моя юная леди. Дня два тому назад – как раз перед тем, как меня укухарили, пока нога моя была в полном порядке, а сам я числился лучшим наездником Талботшира, – расхаживал я по своей «древесной вилле», осматривая окрестности, как вдруг заметил у высокого окна усадьбы одного из Уинтермарчей. Точнее, одну, ибо речь о женщине. Скользящая рама была поднята, занавески отдернуты, женщина выглядывала наружу. Дело шло к вечеру, сумерки быстро сгущались, светоносный Феб к тому времени уже опустился за Талботские горы. Сперва я подумал, что женщина любуется видом, но нет: взгляд ее был прикован к пернатому созданию, парящему в воздухе тут же, под окном. Я пригляделся повнимательнее: огромная рогатая сова, спина и крылья ее отливали золотисто-коричневым, все такие пятнисто-крапчатые, а брюхо и голова светились мертвенной белизной.

–Ха! – щелкнул пальцами сквайр. – Стало быть, вы про птицу и без нас знали, верно, сэр?

– Я здорово удивлюсь, если эта птица – не та самая сова, которую вы с мистером Лэнгли углядели в занавешенной комнате, и если окно это – не то самое окно, а занавески – не те самые занавески, если на то пошло.

– Если это – та самая сова, домашняя любимица, так женщина просто выпускала ее на ночь, – промолвила мисс Моубрей.