Тут Родриго спорить не стал — он пока не понимал административного устройства болотных жителей, да и не пытался.

С реки послышались голоса. Кто-то перекликался, и Родриго сразу не сообразил, а Коська весь подобрался и потянулся за железным прутом, за которым Афоня нарочно ходил на место побоища.

— Наши, змей их побери… Приплыли! Не пущу! Пусть другое место ищут!

Родриго задумался, глядя, как Коська с прутом крадется к воде.

Вот с этими странными тварями предстояло ему породниться…

Обошлось без драки — впрочем, нельзя сказать, что совсем без драки, просто новенькие прежде напоролись на Панкрата с его семейством, и там в воде произошла свалка. Панкрат, Прокофий, Ефим и Харлам с супругой оказались сильнее, выперли неудачников со своей территории, и те, рванув вверх по течению, проскочили мимо изготовившегося к бою Коськи.

— Ф-фу, пронесло, — сказал он и вернулся к костру. — Дай-ка еще баночку.

На сей раз жесть оказалась потолще. Коська потыкал в нее когтем и сообразил — найдя на пруте зазубрины, сел подтачивать коготь, чтобы образовались острие и режущая плоскость.

Глядя, как водяной делает маникюр, Родриго ломал голову над проблемой продовольствия. Он понимал, что теперь от него не отвяжутся — будут гонять за консервами, и кончится все это ссорой с Уклейкой. А этого он не хотел.

Вообще он был мальчик законопослушный, и мысль о воровстве, логически сформировавшаяся от полной безысходности, его не обрадовала. Но другого выхода он пока не видел…

Вернулись Антип, Афоня и Уклейка. Увидели костер, подивились тому, как ловко управляется с ним Коська.

— Смотри ты! Совсем как мелиоратор!

Тут Родриго поднял палец и сказал: «Во!»

— Что — «во»? — спросил Антип.

— Я знаю, что нужно делать, чтобы участок застолбить! Жечь костер!

И он объяснил свою мысль: новые переселенцы, которые стаями поплывут осваивать реку, увидят огонь, решат, что тут — люди, мелиораторы, и отправятся дальше. И обойдется без драки. А то ведь место хорошее, многим пришлось бы по вкусу, так что же — каждую ночь железным прутом отмахиваться?

— Толково мыслишь, — похвалил Антип, еще не ведая, что хвалит будущего зятя. А Уклейка тихонько, пользуясь темнотой, взяла его руку и стала гладить пальцы.

Ночевать Родриго пошел домой, а водяные отправились на дно, в недостроенное логово.

А дальше было как раз то, чего опасался хитрый Гунча. На реку каждую ночь стали приплывать новые переселенцы. Все оказались умные — все сообразили, что место для зимовки нужно присматривать и обустраивать загодя, бросили обжитые логова, даже те, куда еще соленая вода не скоро подступится, и, увязав в узлы нехитрые пожитки, направились к реке. Иные мудрецы даже рыбки на завтрак с собой не прихватили — полагали, что река прокормит. И жестоко ошиблись.

Ни ночи теперь не обходилось без драк — и Антип с Афоней с горестным удивлением осознали, что племя водяных (Коська, нахватавшись от Родриго современных слов, называл его нацией и даже иногда титульной нацией) на самом деле — склочный народец, и это оставалось для них самих тайной лишь потому, что жили все довольно далеко друг от друга, встречаясь исключительно на сватовстве, свадьбе или крестинах. Ладили, пока делить было нечего…

И что интересно — склоки затевали в основном мужики, а водяницы даже обрадовались такому тесному житью. Теперь не нужно было тащиться за тридевять земель узнавать новости, а новость для бабы, пусть даже и водяной, первое дело. Жены и дочки повадились плавать друг к дружке в гости, что, с одной стороны, водяных сердило, доводило до зверского рева, иных и до рукоприкладства, с другой же — водяницы заново создавали быт, изобретали новую еду, а те, что посмелее, сбивались в стайки и ходили на берег — бить витрины магазинов. Не сразу сообразили, что твердая колбаса лучше мягкой, и долго маялись животами те, кто польстился на аппетитный зеленый налет.

Жизнь, хоть и голодная, кое-как налаживалась, а тут еще слух пронесся — в речное устье какие-то посланцы прибыли. Коська поплыл разбираться и вернулся разочарованный.

— Это из Океана, — сказал, — ну их к змею.

— Из Океана! — по старой памяти обрадовался Афоня. — Ну, что, консервов привезли?

— По две банки в лапы выдавали. Я-то один был, ну, больше и не дали. А вода в устье уже вовсю соленая.

— И как они?

— Как, как! Выше подниматься не хотят, им от пресной плохо делается. Сволочи! — вдруг разозлился Коська. — Нет, нам с ними не по пути! Чистенькие такие, гладенькие! Консервы. говорят, только дикарь когтем открывает, у них для этого железки есть! Говорят — рано или поздно придется к соленой воде привыкать! А как?!?

Вздохнул, плюнул и полез под куст, где лежали наворованные книжки, — искать Пресноводье…

Афоня махнул рукой и полез в воду. Вчера ему повезло — нашел на берегу дохлую кошку и на нее наловил миножек. От кошки еще кое-что осталось, он хотел проверить бочку-ловушку и верши, в которые тоже иногда кое-что попадалось. Жизнь на реке оказалось очень уж суетливая — постоянно что-то нужно было делать, чтобы не пропасть с голоду.

Дожидаясь Родриго, которого мать заставила ходить на лекции, чтобы худо-бедно закончить первый курс, а потом уж вместе с ней перебираться в Оклахому, Коська тщательно изучал новую свою добычу. Он ночью плавал на тот берег, набрел на детский сад, влез туда через окно и нахватал всего, что понравилось, и книжек, и кукол, и кубиков с буквами, и мягких уродцев, и прочей дребедени. За большой деревянный автомобиль его Антип особенно похвалил — хорошо гореть будет.

Изучая уворованную в детском саду книжку, очень большую, но тонкую и с небывалым деревом на обложке, шевеля при чтении губами, Коська вдруг замер и тяжело задышал.

Оно, оно, Пресноводье подало знак!

Он перечитал заново — начинается загадочно, однако речь точно ведется про Пресноводье! Выскочив из-под куста, Коська чуть было не бросился прямо с книжкой в воду — показывать находку Афоне с Антипом, вовремя вспомнил, что от воды бумага раскисает, и ведь немало книг он таким способом уже загубил.

Стоя на берегу и приплясывая от восторга, Коська увидел на воде знакомое лицо — это возвращалась с гостевания Уклейка, и удивился — чего это ее носило вниз по течению? Мало тогда соленой водой отравилась?

Очевидно, снизу Антип заметил дочку и тоже поднялся на поверхность. Они вышли на берег одновременно.

— Ну, как? — спросил он.

— У тетки Кувшинки была и у тетки Чешуйки, — доложила Уклейка. — Вместе к устью плавали. Ты, батя, Перфила помнишь? Так он на Новых болотах поселился, в брошенной пятиэтажке!

Имелось в виду левобережье, и впрямь обратившееся в непролазное соленое болото.

— Перфил, в пятиэтажке? Из ума он, что ли, выжил? Как же он зимовать там собрался? — изумился Антип. — Кыш! Потом выскажешься!

Это относилось к нетерпеливому Коське, который уже норовил сунуть дядьке под нос книжку с деревом.

— Так он и не собирается там зимовать! — выложила главную новость Уклейка. — К зиме он со всей семьей уплывет!

— Куда еще уплывет? Вверх, что ли? — Антип указал лапищей туда, где, по его разумению, был исток реки.

— В Пресноводье?.. — без голоса спросил Коська.

— Откуда я знаю? Мне тетка Кувшинка сказала, а ей тетка Вимба.

— Что-то Перфил разведал… Коська! Сплавай к нему, найди его в той пятиэтажке, разберись. Все равно от тебя толку немного — сидишь под кустом, дурью маешься, нет чтобы логово обустроить… Дармоед! Прогоню вот к змеиной бабушке — сам себе зимнее логово ладь!

С тем Антип и ушел на дно.

— Доигрался! — неодобрительно сказала Уклейка. — На, банку держи!

— Сестренка, да ты же еще ничего не знаешь! Я на такую книгу набрел! Про Пресноводье! Там по-хитрому сказано, а я догадался одно слово поменять — и все связно получилось, слушай!

Он облизал губы, раскрыл книжку и прямо с первой страницы заголосил с подвыванием — именно так, а не иначе, с его точки зрения, следовало читать вслух написанные слова.