— Как это ты их? Берега — какие? — вписываясь в поворот, спросил Кондратий.

— Железные, ну, сковородка! Вода — не вода, потому что растительное масло. Рыба — без костей. Вот только еще блинов с костями недоставало… Погоди! Ты же с ними дрался! Ну и как?..

— Я их не щупал! Но… Но?..

Я поняла, что он имел в виду. Именно финал загадки, на манер «замка» у заговора, тут работал. Стало быть — делал на некоторое время блинов бескостными. А вдруг — навсегда?

И тут же мне стало безумно любопытно: есть ли пословица или загадка с работающими словами про время?.. Или — срок?.. Или даже — отчетный период?..

Чтобы узнать это, нужно было попасть домой, если только блины не устроили обыска и не добрались до словаря Даля.

— Кондраша, а куда мы, собственно, едем? — осторожно спросила я, потому что мы не столько приближались к городу, сколько удалядись от него. — Кондраша, ведь гора уже близко, а вокруг нее — блинные патрули. Как раз напоремся!

— Да? — он резко остановил машину.

До города было чесать и чесать, но я охотнее прошла бы это расстояние пешком, чем проехала на хреновом джипе. Ведь тот высокопоставленный хрен уже наверняка поднял тревогу. И не удивлюсь, если искать нас будут с вертолетами.

Кондратию дважды объяснять не пришлось. Он проехал еще немного и нашел для белого джипа самое подходящее употребление…

— Вылезай!

— Ты куда?

— Вылезай и жди меня вон там, — он показал на стога сена вдали, на дальнем краю примыкавшего к шоссейке луга.

— Ты что придумал?

— Потом скажу. Ну?!

С него бы сталось и хватить… Поэтому я, вовремя вспомнив, что в правильной семье — жена да убоится мужа своего, выскочила и побрела довольно топким лугом к тем стогам.

Места у нас такие, что сырость все, что угодно, загубит, потому стога мечут не наобум Лазаря, а используют стожары. Зная, по какому принципу воздвигается стог, залезаешь в него без проблем, потому что внутри пространства — как в одноместной палатке. Удобно и для просушки сена, и для вынужденного ночлега.

Я развлекалась декламацией сперва Пушкина, потом почему-то Багрицкого, потом запела таблицу умножения, и уже собралась идти искать жениха, когда он наконец изволил явиться. Балахонохламида была в свежей грязи.

— Теперь могу ответить на твой вопрос, — проворчал он. — Костей у блинов действительно нет. Расползаются, как сырое тесто. Если куски раскидать — не срастаются. Ну и на том спасибо…

— ???..

Он всего-навсего разогнал джип перед самым блинным постом. Блины выскочили на шоссе, а Кондратий выскочил из джипа. Потом он подошел и внимательно осмотрел место происшествия.

— Да ты же шею бы себе свернул! — вовремя возмутилась я.

— У меня оберег надежный.

В хозяйстве Кондратия было много всякого добра, даже древние зажимы для галстука, и я совершенно не обратила внимания на эту штуку. Когда же Кондратий показал оберег, ахнула. Точно такой же сорвал с шеи и выбросил в придорожные кусты Авось.

То, что Авось, будучи в растрепанных чувствах, мог сам себе пакость устроить, я как-то сразу знала. Но избавиться от вещицы, которая, надо думать, все это время одна лишь его и выручала?

— А он что — от смерти спасает? — спросила я Кондратия, трогая пальцем оберег.

— Насчет смерти не уверен, а жизнь продлевает. Ты же знаешь — у меня конкурент есть… из этих, из матерных…

— Ага, из шести букв.

— Думаешь, почему он меня никак не вытеснит? Вот кто помогает! — Кондратий похлопал по оберегу.

— Кондраша, а как он действует?

— Как действует?..

И опять мы подумали, как выяснилось, об одном и том же.

Когда двое залезают в стог, пусть даже погода и не располагает к шалостям, эти шалости начинаются сами собой. Нам было начхать на оккупантов. Пока не совершили всего задуманного — не угомонились.

Потом мы стали думать — куда же теперь податься?

Будь со мной Авось — было бы куда проще! Я бы приняла решение и потащила это горе за собой, мало вслушиваясь в его лепет. А если бы Авось, взревев, выдернул руку и смылся — недолго бы тосковала, потому что сам бы и приполз обратно. С Кондратием это было невозможно. Он решил, что мы вернемся в город и заляжем у меня дома, — значит, так и будет.

С одной стороны, я тоже хотела домой. Это только в сказках очень приятно неделями болтаться в прериях и пампасах. С другой стороны, Кондратий мог защитить и себя, и меня. Пистолет, правда, нам бы мало помог, но если блины поддаются размазыванию по стенке — то грех этим не воспользоваться.

Весь день мы потратили на дорогу, которую даже велосипед одолел бы часа за полтора. Надо отдать нам должное — Кондратий сделал все, чтобы я этого дня не забыла, и я тоже. Мы перемещались короткими перебежками: от стогов через лес — к сенному сараю, от сарая через поле — к заброшенному хлеву на полтысячи крупных рогатых голов, оттуда краем луга и опушкой — к следующим стогам. И всюду, где мы находили крышу над головой, Кондратий внушал мне уверенность в своих силах и глубоких чувствах.

Когда мы в третьем часу ночи прибыли в город, я спала на ходу. Слишком много счастья — это, оказывается, тоже нехорошо, думала я, некстати, не к месту… не вовремя…

Хорошо, что я по дороге рассказала ему, где прячу запрещенную литературу. Когда я проснулась, он уже выписал все, на его взгляд, необходимое и смотрел в листок с умным видом. Он был похож на маменькиного сынка, которому предстоит впервые в жизни самостоятельно сварить борщ по древнему, сложному и многокомпонентному рецепту.

Тут-то и выяснилось, что мы оба думали о конечности срока, который отведен блинам с хренами. И планировали уплотнить их время таким образом, чтобы поскорее их сбыть с рук навеки.

Я забрала у Кондратия бумажку и сразу отметила те формулы, которые непременно должны работать. Но когда я стала пробовать разные сочетания, то почувствовала себя плоховато. Может быть, я просто перетянула к себе ближайший поток времени и ускорила его, а ускорение обменных процессов в организме — штука непредсказуемая. Во всяком случае, перестановка тех кирпичиков, которые нашел Кондратий, вроде «Придет время — будет и пора» или «Час придет и пору приведет» не дала того ощущения, которое возникает, когда формула работает.

А потом позвонило мое начальство.

— Приколись! — потребовало оно и продиктовало очередное задание. Задание оказалось из тех, что способствуют поднятию боевого духа. А именно — визит в первый и пока единственный в нашем городе пентхаус. Хозяин которого, естественно, был лицом, приближенным к блинам, и в тесной дружбе с хренами. То есть, иной лексики у него просто не было и быть не могло.

С пентхаусом я проковырялась довольно долго. И честно собиралась поскорее ворочаться домой, сдав разудалый репортаж о пользе такого рода сооружений. Но начальство придумало мне еще геморрой — какую-то охранную фирму, которая оплатила кучу рекламного места. Я была так счастлива после знакомства с хозяином пентхауса, что все вопросы охранной структуре задавала с учетом особенностей своего последнего поля действий.

Когда я на следующий день села отписываться, то, к радости своей, обнаружила, что пишу инструкцию для грабителей, которым непременно нужно взять штурмом пентхаус. Я детально расписала, где там расположены телекамеры и тепловые датчики, не забыла упомянуть марку замка «Assa» и прочие подробности, которые еще проверил и кое-где уточнил Кондратий. Вся эта ерунда заняла у меня три дня.

На четвертый день — который, кстати, и днем уже не был, а перетек в глухую ночь, — я немного отдохнула после репортерских дел и с новыми силами взялась мастерить заклинание. Кондратий, выходивший исключительно в темное время суток, был командирован с мусорным ведром и пропал.

Когда человек, не уберегший загородный особняк, оставивший там все ворота нараспашку и смывшийся непонятно куда, исчезает, это наводит на размышления. Что же касается конкретно Кондратия, к которому оккупационные власти имели особое и ярко выраженное отношение, размышления были однозначно жуткие.