При этих словах Сабрина чуть не заплакала.

– Ты говоришь серьезно?

Он пожал плечами и отвернулся.

– Она славная девочка. Я знаю, она всегда была без ума от меня.

– А ты сам как к ней относишься?!

– Да так же, как и к остальным девушкам: когда лучше, когда хуже.

– И это все? – Сабрина смотрела на него во все глаза.

Кто же этот бесчувственный, равнодушный, эгоистичный человек, которого она когда-то носила под сердцем? Как он стал таким? «Камилла», – подсказал ей внутренний голос...

Но он ведь и ее сын...

– Я думаю, ты совершил ужасную ошибку, – тихо произнесла она. – Эта девочка заслуживает лучшей участи.

– Она и так достаточно счастлива.

– Нет. Она грустная и одинокая. И она догадывается, что значит для тебя не больше, чем пара туфель.

Он машинально опустил глаза, а потом посмотрел на Сабрину. Сказать ему было нечего.

– Чего ты хочешь от меня? Чтобы я притворялся? Она знала, на что идет, когда выходила за меня замуж.

– Да, она сделала глупость, за которую платит дорогой ценой.

– Такова жизнь, мам. – Он криво усмехнулся и встал.

До чего же он красив, снова подумала Сабрина. Но красота – это еще не все... Теперь она жалела Арден еще сильнее, чем раньше. Когда Сабрина провожала их на вокзале, она крепко обняла невестку и долго не размыкала объятий.

– Звони, если тебе потребуется моя помощь... – Она заглянула ей в глаза. – Помни это. Я всегда здесь, и ты в любой момент можешь приехать ко мне. – Сабрина упорно приглашала их на Рождество; даже разговор с сыном не мог помешать этому.

Но Джон хотел поехать в Палм-Бич: там веселее, да и Билл, верный дружок и собутыльник, будет с ним. Сан-Франциско начинал раздражать Джона до слез. После Бостона, Парижа, Палм-Бич и Нью-Йорка он казался слишком провинциальным. Но Арден была по горло сыта всем этим; она свободнее чувствовала себя в Напе в обществе Сабрины, Андре и Доминик.

– Посмотрим. – Она прижалась к свекрови.

Когда поезд тронулся, по щекам Арден текли слезы. Сабрина вспомнила разговор с сыном, и на душу ее лег тяжелый камень. Лишь спустя некоторое время она рассказала об этом Андре, и тот пришел в ужас.

– Антуан был прав.

– Да, я чувствовала, что так оно и будет. Ему надо было бороться за нее.

– Скорее всего он и тут был прав. Он не мог победить. Она с ума сходила по Джону.

– Она совершила ужасную ошибку. Он погубит ее жизнь. – Страшно, когда мать говорит так о собственном сыне, но Сабрина ничего не могла с собой поделать, это была горькая правда. – Только бы она снова не забеременела! Сейчас это все, о чем она мечтает. Но если этого не случится, она прозреет, освободится и начнет новую жизнь.

Конечно, жестоко желать невестке развода с собственным сыном, но Сабрина хотела этого. Однако когда Антуан снова приехал в отпуск, она ничего не сказала об отношениях Арден с Джоном. В этот раз пасынок опоздал на день рождения Доминик, но ненамного: он приехал в конце ноября. А через неделю, когда она провожала его на вокзал, по радио передали страшное сообщение: бомбили Перл-Харбор.

– О Боже! – Она остановила машину и уставилась на Антуана.

Они были одни. Андре больше не ездил провожать сына: ему было слишком больно.

– Боже, Антуан... Что это значит? – Но она уже и сама знала ответ.

Это означало войну... и уход Джона на фронт...

Антуан грустно смотрел на нее.

– Мне очень жаль, maman... – Она кивнула, с трудом сдерживая слезы, и нажала на газ; она не хотела, чтобы Антуан опоздал на поезд, хотя в глубине души всегда мечтала об этом, а сегодня больше, чем обычно.

Куда катится мир? Весь мир, будь он проклят, охвачен войной, а им приходится волноваться за обоих сыновей, один из которых вместе с де Голлем воюет в Северной Африке, и только Господь знает, куда пошлют второго... Но через несколько дней она это узнала... На следующие сутки после вступления Америки в войну, которое Билл Блейк и Джон отметили жестокой попойкой так, что Джон чуть не допился до белой горячки, обоих призвали на военную службу. Вскоре Билла отправили на корабле в Форт-Дике, а Джон приехал в Сан-Франциско, откуда он должен был отбыть по месту назначения. Он привез с собой Арден. Пока он жил на базе, она могла оставаться с Сабриной и Андре в доме Терстонов.

– Ну что же, по крайней мере в этом году мы все вместе встретим Рождество.

Но эта перспектива не слишком обрадовала Джона. Настроение у него было ужасное: все его раздражало, любая мелочь выводила из себя. Ему было одиноко без Билла, и он срывал зло на жене. Даже в сочельник он не смог удержаться от грубостей, и Арден в слезах вышла из-за стола, когда Джон швырнул салфетку на пол.

– Меня тошнит от нее! – Но это продолжалось недолго.

Через четыре дня он получил приказ, а еще через день отплыл на корабле к месту службы.

Сабрина, Арден, Андре и Доминик провожали его на пирсе, где собрались толпы народу. Провожающие кричали, рыдали, махали платками и флагами, а на пристани играл военный оркестр. Во всем этом чувствовалась какая-то фальшь, словно все происходящее было детской игрой. Только проводы не были игрой, и, когда они целовались на прощание, Сабрина крепко сжала его руку.

– Я люблю тебя, Джон! – Ох, как давно она не произносила этих слов: сын не переносил нежностей.

Но именно поэтому Сабрина хотела, чтобы он знал это...

– Я тоже люблю тебя, мам. – В глазах его были слезы.

Затем он взглянул на жену со своей всегдашней кривой улыбкой.

– Береги себя, малыш. Я буду писать тебе время от времени.

Она улыбнулась сквозь слезы и крепко обняла его. Невозможно было поверить в то, что он уезжает. Но когда корабль отчалил, у Арден началась истерика. Сабрина обняла ее, прижала к себе. Андре смотрел на них, держа на руках Доминик, и думал о своем сыне. Для каждого настали тяжелые времена, и он молился лишь о том, чтобы оба мальчика вернулись домой целыми и невредимыми.

– Что ж, поехали домой... – Арден решила пожить пока у родителей мужа, но когда они вернулись в дом Терстонов, то почувствовали себя словно в склепе и в тот же день уехали в Напу.

Там легче было переносить тяготы жизни: прелесть сельской местности, зеленая трава и голубое небо мешали представить себе, что мир сошел с ума.

А через пять недель после отъезда Джона в дверь постучал мужчина в форме почтового служащего и передал Андре телеграмму. Тот почувствовал, что у него останавливается сердце, вскрыл листок, но слезы застлали глаза прежде, чем он успел разобрать имя: «...Джонатан Терстон-Харт... с глубоким прискорбием сообщаем, что ваш сын погиб...»

Раздался душераздирающий, звериный крик. Так кричала Сабрина, когда рожала его двадцать семь лет назад. Он покинул этот мир так же, как и пришел в него: через сердце его матери... С тем же пронзительным криком она потянулась к Андре; Арден в это время стояла, словно пораженная молнией, и тогда Сабрина шагнула к ней, и все трое, прижавшись друг к другу, просидели до глубокой ночи. Даже Доминик плакала. Она понимала, что ее брат мертв и никогда не вернется домой.

– Какой? – только и спросила она Андре, не понимая, о ком из братьев идет речь.

– Джон, моя радость... Твой брат Джон. – Он посадил малышку на колени и крепко прижал к себе, ощущая чувство вины, что убит Джон, и одновременно облегчение, что жив Антуан.

Весь день он не мог смотреть Сабрине в глаза, чувствуя себя безмерно виноватым.

Но она все поняла: слишком хорошо она знала своего мужа.

– Не смотри на меня так. – Ее лицо, опухшее от слез, изменилось до неузнаваемости. – Выбирал не ты, а Бог.

После этих слов он подошел, упал в ее объятия и зарыдал, моля Господа, чтобы тот больше не делал подобного выбора. Он не переживет потери Антуана.

«Может быть, это и случилось с Джоном, потому что Сабрина сильнее меня», – подумал Андре.

Но что бы он ни думал и ни чувствовал, все это не имело значения... Бог дает и берет, и снова дает, и снова берет до тех пор, пока все не потеряет смысла.