– Ты бы женился на ней сейчас?

Иеремия не стал уклоняться от ответа. Нет, даже теперь, спустя семь лет, он совершенно не представлял себя мужем Мэри-Эллен.

– Не знаю. – Вздохнув, он посмотрел на пожилую женщину. – Я, наверное, уже слишком стар, чтобы задумываться о таких вещах. Тебе так не кажется? – Вопрос был риторический, однако Ханна не задержалась с ответом:

– Нет, не кажется. По-моему, тебе как раз нужно это сделать, пока еще не поздно, Иеремия Терстон.

Впрочем, Ханна не считала, что его женой должна стать именно Мэри-Эллен, как бы она ей ни нравилась. Ханна знала ее всю жизнь, она видела ее насквозь, и иногда Мэри-Эллен казалась ей непроходимой дурой. Ханна первой назвала глупостью ее открытую связь с Иеремией. Однако Мэри просто невозможно было не любить из-за ее доброго сердца... Как бы там ни было, ей уже исполнилось тридцать два года, а Иеремии нужна молодая женщина, которая рожала бы ему детей. У Мэри-Эллен было целых трое своих, и она едва не умерла, рожая последнего. Только сумасшедшая на ее месте попробовала бы рожать еще раз, и она сама это понимала.

– Мне хочется увидеть малыша в этом доме прежде, чем я умру, Иеремия.

Иеремия печально улыбнулся, вспомнив о недавно умерших детях Харта.

– И мне тоже, Ханна. Только, по-моему, вряд ли кто-нибудь из нас этого дождется. – Раньше он никогда не говорил так ни Ханне, ни кому-либо еще.

– Не упрямься. У тебя было достаточно времени. Если бы ты поискал, ты бы уже давно нашел подходящую девушку.

Эти слова заставили Иеремию вспомнить о Дженни, и он покачал головой, как будто стараясь избавиться от мыслей о ней.

– Я слишком стар для девушек. Мне почти сорок четыре года.

– Ты говоришь так, как будто тебе все девяносто. – Ханна сердито фыркнула.

Улыбнувшись, Иеремия провел рукой по щетине на лице.

– Иногда мне кажется, что так оно и есть. Интересно, почему только Мэри-Эллен до сих пор не дала мне от ворот поворот?

– Ей надо было сделать так давным-давно, Иеремия. Но ты знаешь, что я думаю на этот счет. – Он действительно знал это, но Ханна никогда не боялась высказывать свое мнение. – Вы оба сделали глупость и теперь расплачиваетесь за нее сполна.

Раньше она так не высказывалась, и Иеремия бросил на нее удивленный взгляд:

– Оба?

– Ее чуть было не выгнали из города ко всем чертям, а ты так и не нашел жену, которая бы нарожала тебе детей. Теперь можешь жениться на ней, если тебе так хочется, Иеремия.

Он нежно посмотрел на Ханну:

– Я передам ей твои слова.

Хмыкнув, Ханна взяла шаль со спинки стула. Иеремия исподволь наблюдал за ней. Он хотел побриться и вымыться, прежде чем ехать на рудник, и ему позарез нужно было выпить еще одну чашку крепкого черного кофе. Он провел с Джоном Хартом долгую бессонную ночь, пока к тому не приехали родственники.

– Кстати, Джон поблагодарил тебя за еду, Ханна. Утром я заставил его поесть.

– Он хоть немного поспал?

Иеремия отрицательно покачал головой. Разве он мог?

– И ты, наверное, тоже.

– Ничего. Я отосплюсь вечером.

Стоя на пороге, Ханна ехидно усмехнулась:

– Тогда Мэри-Эллен не позавидуешь, правда?

Иеремия рассмеялся, и Ханна вышла, закрыв за собой дверь.

В субботу на рудниках воцарилось мрачное молчание, которое его даже порадовало. Все было безмолвно: не раздавалось ни голосов, ни душераздирающих воплей, ни гула печей. Лишь два охранника пили кофе, коротая мартовское утро, когда Иеремия спешился, привязал Большого Джо к его обычному месту и прошел в контору. Ему предстояло просмотреть накопившиеся бумаги, контракты на добываемую ртуть и планы четырех новых хижин для его рабочих. Рудники Терстона давно превратились в небольшой поселок, в котором стояло семь больших общежитий, окруженных хижинами для рабочих, приехавших с семьями. Жизнь у них была тяжелая, и Иеремия с сочувствием относился к их желанию жить вместе с женами и детьми. Он давно принял это решение, и люди были благодарны ему. Сейчас он сидел, знакомясь с планами новых жилищ и думая о том, как бы сделать их еще более удобными. Поселок рос не по дням, а по часам, как и продукция рудников. Иеремию обрадовали лежавшие перед ним контракты, особенно один – с неким Орвилем Бошаном из Атланты – на поставку девятисот фляг ртути общей стоимостью около пятидесяти тысяч долларов. Бошан, в свою очередь, собирался снабжать ею весь Юг. Просмотрев контракт, Иеремия пришел к выводу, что имеет дело с умным бизнесменом. Тот представлял группу из семи человек и был уполномочен ими для переговоров. Дело было настолько важным, что Иеремия решил на следующей же неделе съездить в Атланту, встретиться с членами этого консорциума и заключить с ними договор. В полдень Иеремия посмотрел на карманные часы, поднялся из-за стола и потянулся. Он мог бы еще поработать, однако после бессонной ночи чувствовал себя утомленным. Внезапно ему захотелось увидеть Мэри-Эллен, ощутить тепло ее тела и обрести спокойствие. Он снова и снова вспоминал о Джоне Харте и о его погибшей семье. Нестерпимая тяжесть лежала у него на сердце, и чем дольше тянулись утренние часы, тем чаще он думал о Мэри-Эллен. Сразу после полудня Иеремия вышел из конторы и направился к тому месту, где оставил Большого Джо.

– Здравствуйте, мистер Терстон. – Один из охранников приветствовал его взмахом руки.

Вдалеке, на склоне холма, Иеремия увидел нескольких ребятишек, игравших позади домов для семейных шахтеров. Глядя на них, он вновь вспомнил об эпидемии гриппа на приисках Харта, мысленно моля Бога, чтобы она пощадила его людей.

– Здравствуйте, Том.

На трех рудниках Терстона работало теперь почти пятьсот человек, но он до сих пор знал многих по именам. Большую часть времени Иеремия проводил на первом руднике – руднике Терстона, стараясь регулярно посещать остальные, где распоряжались хорошо знающие дело управляющие. При малейшей неприятности Иеремия спешил туда сам, зачастую оставаясь там на несколько дней. Каждую зиму на каком-нибудь из приисков случалась авария.

– Похоже, весна пришла!

– Точно. – Иеремия улыбнулся.

Дожди шли два месяца подряд, и вода стала настоящим бедствием. На одном руднике погибло девять шахтеров, на другом – семь и еще трое – здесь. Зима выдалась суровой, но теперь от нее не осталось и следа. Солнце светило вовсю и припекало спину Иеремии, скакавшего на старом Джо по дороге Сильверадо, ведущей в Калистогу. Иеремия погонял коня, и тот стрелой пролетел последние пять миль, так что борода и волосы всадника растрепались от встречного ветра. Мысли Иеремии были заняты Мэри-Эллен.

На главной улице Калистоги ему попалось несколько женщин, прогуливавшихся под кружевными зонтиками, спасавшими их от солнечных лучей. Те, кто приехал из Сан-Франциско на воды, обращали на себя внимание туалетами, резко отличавшимися от скромных нарядов местных жительниц. Их турнюры казались более приподнятыми, перья на шляпах более густыми, а шелк платьев слишком ярким для сонной маленькой Калистоги. Иеремию так и тянуло улыбнуться женщинам, а они тоже с интересом осматривали проезжавшего мимо темноволосого всадника на белом жеребце.

Иногда, находясь в игривом настроении, Иеремия приподнимал шляпу и галантно кланялся с высоты седла. При этом в глазах его зажигался озорной огонек. Сегодня ему встретилась красивая женщина, выделявшаяся среди подруг: рыжеволосая, в зеленом шелковом платье, цвет которого напоминал листву росших на холмах деревьев. Однако ее волосы лишь напомнили Иеремии, зачем он приехал в Калистогу. Пришпорив коня, он вскоре оказался рядом с маленьким аккуратным домиком Мэри-Эллен, стоявшим на Третьей улице в наименее фешенебельном районе города.

Здесь сильнее ощущался запах серы из источников, однако и Мэри, и Иеремия давно привыкли к нему. Сейчас, привязав Большого Джо и быстро поднимаясь по ступенькам заднего крыльца, он думал не о курорте, не о сернистых источниках и даже не о собственных рудниках. Иеремия знал, что его ждут, поэтому сразу распахнул дверь. Сердце у него отчаянно билось. Как бы он ни относился к этой женщине, он твердо знал только одно: она до сих пор обладала магической властью над ним, такой же, как в день их первой встречи. У Иеремии захватило дух, он почувствовал прилив такой страсти, какой не испытывал ни к одной из немногих женщин, которые были у него до и после встречи с Мэри-Эллен. Впрочем, вдали от нее он легко мог обходиться без ее общества. Именно по этой причине он никогда не пытался изменить сложившегося положения вещей. Но, оказавшись с ней рядом, ощущая ее присутствие в соседней комнате, он забывал обо всем, кроме желания обладать ею.