– Не переживайте так, дружище. – Бошан улыбнулся, поняв, что настала пора дать голубкам поворковать.

Он поднялся и вышел. Терстон направился в сад и увидел девушку на ее любимых качелях.

– Вы там так долго сидели! Вы что, напились? – быстро спросила Камилла, и Иеремия рассмеялся.

– Нет, не слишком.

– По-моему, это просто глупо, когда женщин выставляют из комнаты. О чем вы разговаривали?

– Да так, ни о чем. Бизнес, рудники... Всего понемногу.

– А что вы там говорили про вечер? – Камилла была умной девушкой.

Она пристально смотрела на Терстона, тихонько раскачиваясь взад и вперед. Их взгляды встретились, и голос Иеремии сразу сделался тихим и нежным:

– Мы говорили о вас. – У него учащенно забилось сердце.

Качели резко остановились.

– Что вы сказали? – В густом, ароматном воздухе Юга голос девушки казался шепотом.

– Что я хочу жениться на вас.

Несколько мгновений оба молчали. Камилла устремила на Терстона взгляд больших детских глаз.

– Правда? – Она улыбнулась, и у Иеремии растаяло сердце. – Вы дразните меня?

– Нет, Камилла, не дразню, – тихо и серьезно ответил он. – на этот раз я приехал в Атланту, чтобы повидаться с вами и сделать предложение.

Он сжал ее в объятиях так крепко, что у нее перехватило дыхание. Наконец Иеремия слегка отпустил ее и тихо промолвил:

– Я очень люблю вас, Камилла, и хочу увезти с собой в Калифорнию.

– Прямо сейчас? – спросила ошеломленная Камилла, и Иеремия улыбнулся ей.

– Не совсем. Через несколько месяцев. Когда построю для вас дом и вам исполнится восемнадцать лет. – Он нежно дотронулся до щеки Камиллы, а потом опустился на колени у ее ног.

Иx лица оказались почти на одном уровне.

– Я люблю вас, Камилла... Всем сердцем... как никто другой. – Их взгляды встретились.

Слова Терстона заставили ее задрожать всем телом.

– Вы выйдете за меня замуж?

Камилла кивнула, не в силах произнести ни слова. Она надеялась услышать это признание, однако оно казалось ей далекой мечтой. Наконец она бросилась к Иеремии и обвила руками его шею.

– А какой будет дом?

Вопрос показался Терстону забавным, и он засмеялся:

– О, такой, как вы пожелаете, любимая. Но вы еще не отвеяли мне. Так вы выйдете за меня, Камилла?

– Да! – радостно взвизгнула она, вновь притянула его к себе, то потом вдруг отпрянула.

Лицо ее стало тревожным.

– А если я стану вашей женой, я должна буду рожать детей?

Иеремия опешил. Вопрос смутил его. Эту тему ей следовало обсуждать с матерью, а не с ним. Он еще раз убедился, каким ребенком оставалась Камилла, несмотря на то что иногда казалась совсем взрослой.

– Мы, наверное, смогли бы завести одного-двоих. – Он едва жалел Камиллу, которая сейчас сама казалась ребенком. – Думаете, это много? – Сам он больше всего на свете желал стать отцом.

Последние четыре месяца он только и думал что о детях, которые у них появятся. Однако лицо Камиллы неожиданно приобрело удрученное выражение.

– В прошлом году одна из подруг матери умерла от родов.

Говорить об этом было верхом неприличия. Иеремия почувствовал себя еще более неловко. Он не ожидал, что придется разговаривать на эту тему.

– С молодыми девушками такого не случается, Камилла. – Однако сам он знал, что это вовсе не так. – По-моему, это не должно вас тревожить. У супругов все происходит само собой...

Но она не дала ему закончить. Его слова не произвели на нее никакого впечатления.

– Мать говорит, что женщина такой ценой расплачивается за первородный грех. Только, по-моему, это несправедливо, что платить приходится ей одной. Я не желаю толстеть и...

– Камилла! – Ее слова больно ранили Иеремию. – Любимая... Прошу вас... Я не хочу, чтобы вы расстраивались. – С этими словами Терстон вновь заключил девушку в объятия, заставив ее забыть о том, что говорила мать.

Они заговорили о доме, который собирался построить для нее Иеремия, о свадьбе, которую они сыграют, как только ей исполнится восемнадцать... о том, как они объявят о помолвке, когда вернется мать Камиллы, о званом вечере, который по этому случаю устроит ее отец... Все это для Камиллы было очень важно. Поздно вечером, когда она наконец легла в постель, ее охватило такое возбуждение, что она не могла заснуть. Они разыскали отца, чтобы сообщить ему радостную весть. Бошан пожал Иеремии руку, поцеловал Камиллу в щеку и отправился спать в отличном расположении духа. Его дочь скоро станет очень богатой и очень счастливой. И это доставляло ему огромное удовольствие. Он не испытывал подобной радости с тех пор, как прошлой весной изложил Терстону эту идею.

Сам Иеремия в ту ночь не мог думать ни о ком, кроме маленькой темноволосой красавицы, которая скоро будет лежать в его объятиях. Он не мог дождаться, когда наступит этот день. В последние месяцы он страдал от одиночества, но с Мэри-Эллен больше не виделся. Из Нью-Йорка он тоже не получал никаких известий, хотя пару месяцев назад отправил Амелии письмо, рассказав о встрече с Камиллой. Однако теперь у него было чем занять мысли... Он думал о невесте... и о великолепном доме, который решил для нее построить. Его не слишком беспокоило замечание Камиллы насчет детей. Для молоденькой девушки этот страх – вещь естественная. Мать наверняка поговорит с ней накануне брачной ночи, и все решится само собой.

«Подумать только, – сонно мечтал он, – через год, а то и раньше она родит мне ребенка...»

В эту ночь он засыпал с улыбкой и мечтал о Камилле и о детях, которые у них появятся. Ему снились мальчики и девочки, весело играющие в Напе, и они с Камиллой, прогуливающиеся по зеленой лужайке...

Элизабет Бошан вернулась в Атланту сразу, как только Орвиль Бошан сообщил в письме замечательную новость. Возвратился и Хьюберт, хотя найти его оказалось немного сложнее. Тем не менее семья Бошанов собралась вместе довольно быстро, и вскоре их знакомые в Атланте получили приглашения на помолвку. Несмотря на то, что многие до сих пор отсутствовали, на званом вечере в честь помолвки дочери Орвиля собралось более двухсот человек. Камилла, принимавшая поздравления гостей, еще никогда не выглядела лучше. На ней было платье из тонкой кисеи, отделанное изящной вышивкой. Шею украшало маленькое жемчужное ожерелье. Молочно-белая кожа и черные как смоль волосы делали ее похожей на сказочную принцессу. Ослепительнo улыбаясь, она стояла рядом с Иеремией. На пальце у нее сверкало обручальное кольцо с бриллиантом в двенадцать каратов.

– Боже мой, он чуть ли не с яйцо! – воскликнула мать девушки, увидев кольцо, и Камилла закружилась по комнате, весело поглядывая на хохочущего отца. – Ах ты, шалунья! – засмеялась и Элизабет. – Что ж, Камилла, скоро ты станешь очень богатой! – Она бросила на Орвиля укоризненный взгляд, однако он предпочел промолчать.

Он был рад за Камиллу.

– Знаю, знаю! Иеремия собирается построить для меня прекрасный дом. Там все будет самое новое, все, что я пожелаю! – Она вела себя так, словно ей было девять лет, и мать нахмурилась.

– Из тебя вырастет очень избалованная женщина, Камилла.

– Знаю.

Сейчас она тревожилась только из-за того, что когда-нибудь придется рожать. Может, это не так уж трудно? Камилла собиралась поговорить с матерью и спросить, что можно сделать, чтобы не сразу забеременеть. Ей приходилось слышать такие разговоры между женщинами, однако сейчас она не хотела об этом думать. Ведь ее брачная ночь наступит еще не скоро.

– Ты понимаешь, как тебе повезло?

– Да. – И она тут же убежала, услышав от служанки, что Иеремия ждет внизу.

Две недели в Атланте прошли как сон: вечера, пикники, подарки. Ему иногда удавалось украдкой поцеловать Камиллу и обнять ее стройный стан. Иеремия с нетерпением ждал того дня, когда он в конце концов увезет ее с собой. На этот раз расставаться им было очень тяжело. Ему предстояло считать дни до их новой встречи, когда она станет всецело принадлежать ему. Однако у Терстона оставалось еще немало дел: нужно было купить землю и выстроить дом для невесты. Всю дорогу он обдумывал и уточнял свои планы. Прежде чем возвратиться в Напу, он провел в Сан-Франциско три дня, где осматривал участки под застройку и огромные пустоши, выставленные на продажу. Потом он встретился с архитекторами и заказал у них проект будущего дома. В день отъезда Иеремия все же нашел то, что искал, – огромный участок, занимавший почти целый квартал в нижней части Ноб-Хилла[2], откуда открывался вид на весь город. Прищурив глаза, Иеремия попробовал представить дом, который он здесь построит. Он будет больше особняков Хантингтона, Крокера и Марка Хопкинса, превзойдет размерами даже дом Тобинов. И когда он позже заехал в мастерскую архитекторов, то только рассмеялся в ответ на уверения хозяина, что через пару лет будет именно так, как ему хочется.