– Будьте сегодня в полночь в Вашингтоне у Мемориала Линкольна, – ответил спокойно Хаукинз. – На головы наденьте белые капюшоны, чтобы я мог вас узнать.

– Но ведь, пожалуй, это уж слишком вызывающе?

– Вы что, трусливые либералы, настроенные против армии и Америки?

– Конечно же, нет, черт возьми! Мы знаем, куда вкладывать деньги, а потому у нас много и их сторонников. Мы – сыновья Иессея.[191]

– Если вы и впрямь сыновья его, то хватайте самолет и будьте сегодня вечером в Вашингтоне. Запомните: четыреста футов от статуи по прямой, потом шестьсот направо и слегка в сторону. Там находится здание для почетного караула, где вам и скажут, как нас найти.

– И тогда мы заключим сделку?

– Еще какую! Но не забудьте о капюшонах: это крайне важно!

– Я понял вас, парень!

Повесив трубку, Маккензи прошел к спальной комнате и постучал в дверь.

– Подъем, солдаты! Вам дается час на то, чтобы прочистить глотки, отполировать пуговицы до блеска и встать в строй. Не забывайте, что вы должны быть в полном обмундировании и при оружии. Завтрак попросите принести прямо в номер.

– Мы еще вечером заказали его, генерал, – услышал Хаук голос Слая. – Его подадут через двадцать минут.

– Вы хотите сказать, что уже встали?

– Конечно, сэр! – откликнулся Марлон. – Мы успели уже пробежать сорок или пятьдесят кварталов.

– Но ведь из вашей комнаты не выйти в коридор.

– Верно, сэр, – согласился Силвестр.

– Я не слышал, чтобы кто-то ходил здесь, а сплю я чутко!

– Мы можем двигаться практически бесшумно, генерал, – пояснил Марлон. – И, кроме того, вы, вероятно, очень устали, поскольку даже не шевельнулись… Вернулись мы сюда с прогулки ради petit dejeuner – раннего завтрака, сэр.

– Черт возьми! – К неудовольствию Хаука, опять раздался телефонный звонок. Скрывая раздражение, он вернулся к письменному столу и поднял трубку пронзительно дребезжавшего аппарата: – Да?

– Ах, как приятно слышать ваш прекрасный голос! – произнес мужчина, судя по акценту, восточного происхождения. – Весьма недостойная личность очень стремится познакомиться с вами.

– Я не возражаю. Но кто же вы, черт возьми?

– Якатаки Мотобото, но мои плиятные длузья в Хорривуде называют меня Крейсером.

– Я могу это понять. Жду вас через пять часов. Когда окажетесь в отеле, позвоните снизу, из холла.

– Ах, да, вы, конечно, в своем плаве, но я, наверно, смог бы все зе заставить вас изменить свое решение, потому что, как уверен, мы – владельсы этого плекласного отеля и всех его апартаментов и холлов.

– О чем вы, Моторная Лодка?

– Мы такзе владеем тлемя плекласными студиями в Хорривуде, достойнейсий сэл. Я пледлагаю вам слазу же плинять меня, а не то, сто будет весьма плисколбно, нам плидется немедленно выселить вас из отеля.

– Этого вы не сделаете, Тодзо. В вашей канцелярии лежит документ, нарушение условий которого обойдется вам в сто тысяч. Вы не можете нас выбросить из отеля, не рискуя этой суммой. Таков закон, Банзай, ничего не попишешь!

– Ай, вы испытываете телпение васего недостойного собеседника! Я пледставляю «Тойхондахай энтерпрайзес, Ю-Эс-Эй». Мы делаем фильмы!

– Желаю вам всяческих успехов. Я же, со своей стороны, представляю шестерых бойцов, которым ничего не стоит превратить ваших самураев в поставщиков куриного помета… Итак, до встречи через пять часов. Если же вздумаете устраивать шум, то я вызову своих приятелей из «Токио дайет», и они под предлогом борьбы с коррупцией проверят всю отчетность вашей компании об уплате налогов.

– А-а-ай!

– Но, с другой стороны, если хотите, приходите через пять часов, и все пойдет своим чередом.

Повесив трубку, Хаук двинулся к своему раскрытому вещевому мешку, лежавшему на диване. Пора было одеваться в серый костюм, а не в оленьи шкуры.

Через девятнадцать минут и тридцать две секунды бойцы «смертоносной шестерки» стояли по стойке «смирно». На ладно скроенных дюжих парнях отлично смотрелась форма десантников. Пистолеты сорок пятого калибра красовались в кобурах, пристегнутых к поясам на стройных талиях. Куда-то исчезли персональные отличия актеров, обусловившие их театральные прозвища. Жесткие, будто высеченные из камня лица, сосредоточенный взгляд ясных глаз, устремленный на инспектировавшего их Хаука, ставшего на время их командиром, придавали этим относительно молодым людям вид опытных, испытанных в боях воинов.

– Так-так, ребятки, вы все поняли! – крикнул Хаук одобрительно. – Помните, в этом-то облике вы и должны предстать перед ними. Ребята первый сорт: крепкие и к тому же сообразительные, покрытые боевыми шрамами и тем не менее сохранившие человечность, возвышающиеся над толпой, но понимающие ее дух! Боже, я прихожу в восторг, когда вижу таких, как вы! Черт возьми, мы нуждаемся в героях! В храбрых душах, готовых ринуться в пасть смерти, в пекло адово…

– Вас куда-то занесло, генерал, все это уже позади…

– Вовсе нет, черт возьми!

– Право же, генерал, вы не хотите считаться с реальностью.

– Ему нужен Уильям Холден в последних сценах «Моста через реку Квай».

– Или Джон Айрленд в «О’кей, Коррал».

– А как насчет Дика Бертона и большого Клинта в «Орлиной отваге»?

– Или Эррола Флинна в чем бы там ни было?

– Не следует забывать и о Коннери в «Неприкасаемых».

– Эй, ребята, а не вспомнить ли нам и о сэре Генри Саттоне в роли рыцаря в «Бекете»?[192]

– Точно!

– Вы ничего не хотели бы сообщить своим бойцам о сэре Генри, генерал? Мы вот здесь, а где же он? Мы считаем его одним из нас, особенно когда речь идет о нашем фильме.

– У него особое задание, ребята, очень важное! Присоединится к вам чуть позже… А теперь вернемся к стоящей перед нами задаче.

– Можем мы расслабиться, сэр?

– Да-да, конечно, но не теряйте настроя… и этого…

– Коллективного имиджа, генерал, – подсказал мягко Телли.

– Думаю, именно это имел я в виду.

– В таком случае у нас нет разногласий, сэр, – заметил питомец йельской школы драматического искусства Слай. – Мы ведь единый ансамбль, ставящий превыше всего импровизацию, пронизанный духом коллективизма.

– Духом коллективизма?.. Ах да, конечно!.. Послушайте же меня. Эти типы из Голливуда и из лондонских кинокомпаний, с которыми вы встретитесь сейчас, и не подозревают, что ждет их здесь, но когда они увидят шестерых красавцев военного образца, как выразилась одна моя приятельница, знакомая с их менталитетом, то сразу же представят корзины, полные бабок. И неудивительно: помимо всего прочего, вы, в отличие от других, подлинные лица, а не просто артисты. Вам не придется предлагать им себя, наоборот, они станут из кожи лезть вон, чтобы понравиться таким молодцам! В общем, вы будете выбирать кого-то из них, а не они вас. Если им захочется купить вас, то это вовсе не значит, что вы пожелаете пойти им навстречу. Последнее слово – за вами!

– Но не рискованна ли такая позиция? – усомнился Герцог. – Ремешки от кошелька у продюсеров, а не у актеров, тем более что мы не то что Голливуда, но и Бродвея не потрясли.

– Джентльмены, – обратился к актерам Хаук, – забудьте о том, что было в вашей жизни раньше, и не ломайте голову над тем, чего достигли вы, а чего – нет. Главное, что вам предстоит воспламенить весь мир! И данный факт не ускользнет от их внимания, когда они заранее начнут подсчитывать свои барыши. Вы не только профессиональные актеры, но и солдаты, командос, выступающие в различных обличьях для достижения своей цели!

– Подумаешь! – пожал плечами Дастин. – Перевоплощение под силу любому, кто хотя бы мало-мальски владеет техникой…

– Никогда не говорите такого! – загремел Маккензи.

– Простите, генерал, но я думаю, что это так.

– Тогда храните это в тайне, сынок! – попросил Хаук. – Мы имеем дело с высокой политикой! А посему должны держать марку, а не умалять свои достоинства.

вернуться

191

Иессей – согласно Библии, отец Давида, правителя Израильско-Иудейского государства в конце XI века – ок. 950 г. до н. э.

вернуться

192

Послевоенные фильмы и игравшие в них киноактеры, получившие большую известность.