Она успела кое-что разузнать о сегодняшнем празднике: северяне праздновали День Солнца, когда на мысе Молде сходил снег и вылезали на свет первые гюльдсолы — весенние цветы. Обычно это случалось в середине марта, но в этом году зима вцепилась в несчастный мыс зубами и когтями, так что бедным гюльдсолам пришлось буквально пробивать себе путь из-под снега. Северяне очень почитали этот цветок за стойкость и оптимизм.

Эринна вздохнула, мечтая о прогулке верхом, однако отказалась от этой затеи, когда Ольгерд вдруг пригласил Аларика к себе в открытую повозку. Королю хотелось расспросить кьяри о южных странах, где сам он никогда не бывал. Аларик никогда не страдал избытком деликатности, и Эринна опасалась, как бы он не вздумал блеснуть некстати остротой ума. Лучше ей держаться поблизости на всякий случай. С ними в повозке ехала еще Олвен, закутанная в теплый меховой плащ. Как оказалось, королева была заядлой книжницей, много интересовалась чужими обычаями, и теперь они с Алариком болтали наперебой о необычных традициях Хараана. От Эринны требовалось только улыбаться и кивать, внося небольшой, но уместный вклад в разговор. Зато у нее было время подумать. Как удачно они вчера встретились с Винсэ! Найти бы еще Эштона — и поручение отца будет выполнено. К сожалению, вчерашний обход гостиниц ничего не дал. В преддверии праздника Айстад был битком набит людьми, так что, возможно, Эштон снял угол у какой-нибудь вдовы.

Впереди мелькал хвост Робинова коня, невдалеке от повозки грузно покачивался в седле эрл Карсен, нацепивший на себя целых два плаща (и это несмотря на ясную погоду!) Конь под ним едва не приседал. Магнус о чем-то тихо переговаривался с эрлом Сигрейвом, капитаном королевской стражи. Кавалькада всадников выехала на западную окраину города, где дорога была уже, а число зевак — куда больше, чем в центре. Со стороны могло показаться, что улица вымощена человеческими головами. Движение кортежа невольно замедлилось. Сигрейв, встревоженный, поддал шпорами коня и нагнал едущего впереди стражника, раздраженно бросив тому несколько слов.

Эринна улыбнулась Аларику, непринужденно болтавшему с Ольгердом. Ее опасения окончательно рассеялись. Глядя на кьяри, можно было подумать, что он всю жизнь только и делал, что общался с королями. Хотя кто знает, что скрывалось в его длинной и бурной биографии? «Вообще-то могла бы и поинтересоваться, — упрекнула она себя. — Тоже мне, подруга! Что если ему было обидно такое пренебрежение?»

— …Искусство хараанских лекарей поистине бесподобно, всего лишь глядя на ладонь и ногти больного, они могут определить…

С этими словами Аларик вдруг схватил Ольгерда за руку и без усилий сдернул его с сиденья, словно репку вытащил из грядки. Эринна едва успела изумиться такой непочтительности, как в подушку, на которой только что сидел король, вонзился арбалетный болт.

Все смешалось. Пронзительно завизжала Олвен, закрыв лицо руками. Схватившись за борт, Эринна резко пригнулась, чтобы не мешать Аларику. Второй болт он отбил мечом. Больше невидимый стрелок не стал рисковать.

Слева, растолкав широкой грудью напуганных слуг, к их повозке пробился конь Робина.

— Ты цела?! — воскликнул рыцарь, обжег Эринну синим взглядом.

— Разумеется, — ответил за нее Аларик слегка уязвленно. В его голосе слышалась обида. Неужели кто-то мог подумать, что он, находясь рядом с девушкой, поволил бы причинить ей вред?

— Я заметил, откуда он стрелял, — добавил кьяри. — Вон с той крыши.

Он мечом указал направление. Повинуясь кивку короля, клин серо-красных солдат врезался в беспокойно гудящую толпу, оцепляя нужный дом. Эринна перехватила взгляд Аларика, и оба вздохнули. Скорее всего, арбалетчик заранее продумал пути отступления, так что теперь был уже далеко. Конечно, если подняться в воздух, можно его обнаружить, но… это слишком опасно. Едва заметно покачав головой, Эринна предупредила, чтобы не вздумал лезть на рожон. Стоит ему развернуть крылья — и к вечеру его обвинят не только в покушении на короля, но и в парочке других преступлений. Люди слишком привыкли, что кьяри — зло.

Когда королеву привели в чувство, она, цепляясь за руки Ольгерда, умоляла его вернуться в замок. Эринна не расслышала, что он ответил, но в конце концов в повозку посадили еще трех придворных дам и кое-как развернули лошадей. Королю подвели крепкого вороного коня, следом за ним паж вел под уздцы еще двух.

Она была рада, что дальше им предстояло ехать верхом. Все-таки ее немного трясло после пережитого, алая вышитая подушка с нелепо торчавшей стрелой так и стояла перед глазами. Медленная неуклюжая повозка представлялась теперь ловушкой, а сидящие в ней люди — удобной мишенью для любого злоумышленника. Да если бы не Аларик, кто-то из них троих был бы уже мертв!

Кстати, интересно, кому на самом деле предназначались эти стрелы?

Прогулка возобновилась. Почти всю дорогу Эринна видела перед собой прямую, равномерно покачивающуюся королевскую спину. Что бы он ни думал, внешне Ольгерд держался невозмутимо и ясно давал понять, что не собирается прятаться за каменными стенами крепости или за спинами своих рыцарей.

— Храбро, но не очень умно, — негромко заметил Робин, ехавший вместе с Алариком за ее спиной. Эринне был прекрасно слышен их разговор.

— Я заметил, что некоторые господа выглядели весьма бледными после происшествия.

— Да уж. Например, доблестный эрл Магнус. Или этот стервятник Карсон.

— Стервятник? Для него это комплиментище. Многие хищные птицы отличаются благородством, знаешь ли, а вот в Карсоне я решительно не вижу ничего подобного. Мне кажется, он чего-то отчаянно боится.

— Физиономия у него — что творожная лепешка, это верно. С другой стороны, я знал людей, которые могли устроить запредельную подлость, даже не изменившись в лице… Тут никогда не скажешь наверняка.

Они первыми добрались до мыса, значительно опередив остальных. Эринна натянула поводья, остановив коня. Жаль было топтать копытами такую красоту! Под порывами ветра волнами изгибался солнечно-золотой цветочный ковер. Тишину нарушало только колючее шипение моря. Ледяной припай у берега разбился в крошево, а дальше блестели волны, серебряные и белые, слепящие глаза под солнцем. Еще дальше, у самого горизонта, серо-синее море сливалось с небом, покрытым легкой рябью облаков.

Аларик, подъехав ближе, протянул ей цветок — пушистый желтый шарик на толстом стебле с резким свежим запахом.

— Местный символ стойкости, — улыбнулся он.

— Пока вокруг нет лишних ушей, предлагаю кое-что обсудить, — шепнул Робин. — Кажется, наш друг Ольгерд сидит на троне не так прочно, как ему хотелось бы. Пока мы ехали, я расслышал в толпе несколько отнюдь не хвалебных выкриков в его адрес, хотя старина Сигрейв со своими ребятами пресек это дело в зародыше. Да и тот стрелок на крыше…

Эринна настороженно оглянулась. Подъехавшие слуги суетились поодаль, разбивали светлые палатки, доставали снедь из корзин. Свита, окружавшая короля, не особенно торопилась.

— Кстати, прими мои поздравления, — добавил Робин, подмигнув Аларику. — Отбить стрелу мечом — это было неописуемо! Научишь?

— Ради этого трюка тебе пришлось бы стать кьяри, — сдержанно ответил маг.

— Мда. Дороговатая цена, — начал Робин, но Эринна его перебила. Блестящая кавалькада придворных неумолимо приближалась, так что времени для разговора оставалось все меньше. А во дворце, как известно, каждая стена имеет уши. И, что еще хуже, язык.

— Вернемся к Ольгерду, — поспешно заговорила она. — Сейчас у него положение действительно не ахти. Многие господа не одобряют его скоропостижную женитьбу на Олвен. Они почти открыто требуют от короля крепкого наследника, не младенца. Одна партия продвигает принца Болдра, другая — Магнуса. Что думают сами претенденты, неизвестно. Болдр загадочно молчит, Магнус демонстративно держится в стороне. А тут еще сьерги… Вспомните, что фьелландцы пришли на эти земли после распада Империи. Раньше эти края принадлежали сьергам, но фьелландцы оттеснили «рыбарей» дальше на север, в горы и на острова Ледяного моря. Сьерги, однако, с этим не смирились. Ольгерд в юности часто ходил на своем корабле в Ледяное море, то дрался с сьергами, то пил с ними. Худо-бедно заключили мир. Но в последнее время чуть ли не каждый год у сьергов объявляется молодой вождь, который называет себя сыном Ольгерда и начинает бодро грабить северные провинции.