Кантор так и не оценил «специальный кошачий корм», купленный в лавке, да и Кира отнеслась к нему с недоверием. Поэтому для ее величества покупалась самая дешевая рыба, которую киска молотила с костями, и молоко. Пока все это добро было укрыто в недрах холодильника, кошка вела себя достойно. Но стоило холодильник открыть, как достоинство мгновенно слетало с нее, как королевское воспитание с пьяного Элмара. Учуяв запах рыбы, начинала вставать на дыбы и орать дурным голосом, а взор утрачивал всякую осмысленность и наливался священным боевым безумием, как у обожравшегося грибов гнома.
– Лопай, – вздохнул Кантор, отпуская кусок, который, как правило, до пола долететь не успевал.
Кира, громко урча, занялась ужином, а сам хозяин уныло попялился на полки холодильника и захлопнул дверцу. Есть не хотелось. Хотелось напиться. Впрочем, так было с самого первого дня, но раньше достать спиртное не было никакой возможности и проблема снималась сама собой. Сейчас же, когда Кантор в любой момент мог дойти до магазина, бороться с малодушным желанием приходилось силой воли и жестокими моральными пинками.
– Сопьешься к едреным демонам, – угрожающе поведал Кантор своему отражению в темном оконном стекле. – Превратишься в слюнявое ничтожество, вечно ноющее и готовое побираться ради восьмушки. А из пьяницы хреновый мститель, если ты вдруг забыл. Руки трясутся, в глазах муть, в памяти провалы…
Отражение, причудливо разукрашенное светящимися квадратиками окон в доме напротив, безмолвно внимало.
Кантор мрачно выругался и отвернулся от окна. Так ведь и в самом деле можно умом тронуться и не заметить, если целыми днями разговаривать то с кошкой, то с собственным отражением, то с внутренними голосами. Жаль, Саша так и не сумела внятно объяснить дорогу к дому старого маэстро. Или не захотела. Нет, наверное, все-таки не смогла. Туда надо ехать на трамвае, а потом еще идти пешком… Если номер Кантор еще в состоянии разобрать (уж несчастные десять цифр-то можно запомнить), то названия улиц на табличках – увы… Жаль, что в тот раз он был пьян и дорогу не запомнил…
Жизнерадостно пискнул дверной замок, мгновенно выдернув Кантора из мрачных размышлений и вернув к реальности. Настя все-таки нашла в себе силы навестить страшного варвара и проверить, не натворил ли чего. Смешная… Надо бы как-то разобраться с ее глупыми страхами. Поговорить ласково, успокоить… чаем напоить, что ли.
Постаравшись придать лицу максимально приветливое выражение и даже насильно заставив себя улыбнуться, Кантор шагнул в коридор, чтобы встретить гостью и помочь раздеться, но едва он ее увидел, как улыбка сама собой потухла, а заготовленное приветствие застряло в горле.
Девушка стояла у дверей, одной рукой прижимая к себе сумку, а другой стискивая ручку небольшого черного чемоданчика, и ее в буквальном смысле слова трясло. Словно с ней приключился приступ болотной лихорадки или она простояла ночь на морозе. Тряслись руки, ходуном ходили колени, крупно вздрагивали плечи, дрожали губы на побелевшем лице, а в глазах стоял такой ужас, будто за бедняжкой гналась дюжина вампиров.
– Что случилось? – выговорил Кантор, опомнившись и подхватывая чемоданчик, который Настя вот-вот уронила бы.
Девушка несколько раз быстро моргнула и судорожно вдохнула, словно собиралась заплакать.
– Диего, можно, я… поживу здесь… немного?
Кантор растерянно поставил чемоданчик и выпрямился.
– Да можно, конечно, но что случилось?
Ему и в самом деле недоставало воображения представить, насколько ужасное нечто должно было случиться, чтобы бедная Настя, забыв свой страх перед ненормальным пришельцем, искала у него от этого самого «нечто» убежища.
– Я… я сейчас расскажу… Только… опомнюсь немного…
– Успокойся, здесь тебе ничто не грозит. – Кантор потянул руку за сумкой и все же произнес вслух единственную версию, которая пришла ему на ум: – Неужели твой этот недоумок решил, что мало получил?
Настя горестно мотнула головой:
– Нет… он не появлялся… Все еще хуже…
– Успокойся. Давай сюда куртку. Разувайся. Проходи на кухню. Сейчас выпьешь чаю, расслабишься и все мне расскажешь. Я бы предложил тебе выпить, но нету. Могу сбегать, если хочешь…
– Нет! – почти выкрикнула перепуганная девушка. – Не уходи!
– Хорошо-хорошо, никуда не уйду, только не трясись ты так.
Кантор подхватил чемоданчик и сумку и торопливо направился в комнату, пока Настя не обратила внимание на выражение его лица. Не было уверенности, что оно осталось неизменным, когда сволочные голоса вздумали высказаться.
«Ты там смотри, – мрачно съязвил второй, – а то у тебя утешение перепуганных девиц сам помнишь чем заканчивается».
«Что б ты понимал! – немедленно отозвался первый. – Как раз то, что им обоим нужно! Ты того… не зевай! Сам знаешь, лучшее лекарство от потерь – новые приобретения…»
Кантор мысленно высказал, где и в каком виде он видал подобные способы утешения, и потребовал заткнуться.
«Странно, – хором подивились оба голоса, – после хинской истории ты именно так и утешался…»
«Это был не я, – огрызнулся Кантор, – а ты. Нечего тут…»
«А меня тогда вообще не было!» – возмущенно вставил второй.
«Вы мне мешаете! Сколько раз говорить – общайтесь так, чтобы я вас не слышал! Особенно когда я с живыми людьми разговариваю! Без вас тошно, придурки!»
Настя так и стояла в коридоре, вжавшись в стену, с сапогом в трясущихся руках, словно засомневалась в своем решении и подумывала, а не сбежать ли отсюда еще куда-нибудь. Сейчас бы пригодился тот памятный эликсир, которым товарищ Кантор когда-то в прошлой жизни отпаивал напарницу, но где его взять… Даже если в этом мире и делают нечто подобное, вряд ли оно найдется в обшарпанной коробке с лекарствами, запихнутой на дальнюю полку в ванной. Виктор не похож на человека, пользующегося успокоительными эликсирами, такие предпочитают лечить душевные расстройства стаканом водки…
– Настя, – как можно ласковее позвал Кантор, – может, тебе лучше сесть?
Гостья покорно поковыляла на кухню, на ходу прощаясь с идеей сбежать, а заодно, похоже, и с жизнью. Освободившись наконец от второго сапога, она притихла и сосредоточила внимание на кошке, которая немедленно запрыгнула на свободные колени и потребовала ласки, комплиментов и вдумчивого поглаживания своей персоны.
Кантор включил чайник и присел напротив.
– А теперь рассказывай.
Настя отчего-то замялась. Нет, честное слово, с ее братом было проще! Жак и так-то не особо стеснялся делиться своими страхами, а уж если напивался, то и государственные тайны заодно растрепывал. А как разговорить совершенно трезвую и до смерти перепуганную девицу?
– Этот гад… урод этот… он, оказывается, со шмякунами путался!
– Не переводит, – обреченно вставил Кантор. К сожалению, волшебный прибор некоторые жаргонные словечки воспринимал как непереводимый экзотический фольклор и называть упомянутые предметы и явления по-мистралийски отказывался. Даже если требуемое слово в родном языке Кантора существовало.
– Ну это всякие мелкоуголовные швырки…
– Понятно. А как ты умудрилась раньше этого не заметить? У него же все на роже написано.
– Я подозревала. Но ни разу его не ловила. А тут… его дружки сами объявились. Он… представляешь, сволочь какая… он там какой-то краденый антиквариат общественный с собой прихватил. А им перед отъездом позвонил и сказал, что мне оставил!
– Надо было его все-таки прирезать! – Это ностальгически-кровожадное сожаление вырвалось у Кантора само собой. О том, что обещал «не пугать Настю», он вспомнил только пару мгновений спустя.
Настя его комментарий, похоже, пропустила мимо ушей и продолжила свой рассказ как ни в чем не бывало:
– Сначала они звонили и спрашивали. Потом угрожали.
– Почему в полицию не обратилась?
– Чтобы и винтам тоже доказывать, что у меня дома не хранятся краденые вещи? – жалобно всхлипнула Настя. – А вчера они ко мне пришли. Я дверь не открыла, так они долго ломились, кричали, пока соседи не пригрозили патруль вызвать. Я сегодня боялась утром из дому выйти. Но они, наверное, в такое время еще спят. Я со страху компьютер с собой на работу прихватила, так и таскалась с ним весь день. Боялась, что вечером домой не попаду. Как знала – иду с работы, а они уже у подъезда околачиваются. Меня ждут. Я развернулась и прочь оттуда.
