Она подошла к окну и посмотрела на портик с четырьмя ионическими колоннами и фигуру Аполлона с поднятой правой рукой, сидящего (несколько искусственно, как решила Лаура) на невысоком пьедестале. Между двумя центральными колоннами свисал большой голубой оксфордский флаг с надписью: «Musaeum Ashmoleanum apud Oxonienses». Ну, конечно, Лаура много знает об Эшмолеанском музее, ее губы тронула улыбка, чуть заметная под толстым слоем помады, и она опустила занавеску, потом повернулась к двери слева от нее. Дверь была приоткрыта, и за ней виднелась выложенная коричневатым кафелем ванная. Не входя в нее, Лаура открыла дверь пошире: справа унитаз, прямо перед ней ванна, полузакрытая раздвигающейся занавеской, а слева умывальник и рядом с ним на стене горячие трубы хромированной сушилки с кипой мягких белых полотенец.

Лаура всегда спала на левой стороне двуспальной кровати, и девушкой со своей сестрой, и с обоими мужьями, но теперь тяжело опустилась на кровать с той стороны, которая оказалась ближе, поставив сумочку белой кожи на маленький ночной столик, стоявший около кровати, прямо под многочисленными выключателями освещения, радио, телевизора. Сделав это, она наконец-то сняла туфли.

Взяв электрический чайник со столика у окна, Лаура наполнила его водой из-под крана в ванной и включила в сеть. Затем, вернувшись в ванную, заткнула сливное отверстие пробкой и повернула кран горячей воды. Вернувшись в комнату, взяла табличку с надписью «Просьба не беспокоить», повесила ее на дверную ручку с внешней стороны и снова вошла в ванную, где насыпала в воду немного розового порошка, тут же растворившегося.

Берил Ривз обратила внимание на то, что в комнату 310 прошла только одна женщина. В 4.40 она последний раз прошлась пылесосом по ковровой дорожке, зная, что, прежде чем сдаст смену в 5.00, ей придется отвечать на несколько вопросов, которые обязательно зададут эти американцы. Из своего небогатого опыта она уже представляла себе, что они обязательно спросят, где автомат с мороженым (которого в гостинице нет и в помине) и где взять дополнительные пакетики с растворимым кофе (этого было сколько хочешь). Берил приехала в Оксфорд из Манчестера, и ее честное, несколько наивное отношение к жизни, а самое главное, акцент уже успели завоевать сердца многих подопечных на третьем этаже, где она работала. В общем и целом она все больше и больше показывала себя хорошей работницей: пунктуальной, добросовестной, приветливой — и (как позже обнаружил Морс) оказалась самым надежным свидетелем.

Ровно в 4.45 того дня (и может ли кто-либо быть точнее?) она заглянула в номер 310; заметила табличку на дверной ручке и удивилась тому, что дверь немного приоткрыта, тогда она приоткрыла ее пошире и тут же закрыла, увидев, что из ванной идет пар. Да, она думает, что, вероятнее всего, заметила бы белую сумочку, если только она была где-нибудь на виду в комнате. Нет, она не заходила дальше порога и бросила взгляд за  угол, туда, где находится запасной выход на случай пожара. Она видела, как в комнату 308 зашел американский гость — очень скоро после этого, он такой вежливый, сказал ей: «Привет!» Ну, конечно, она узнает его. Вообще-то она может назвать его сразу, это мистер Говард Браун из Калифорнии.

Около 6.00 вечера в кабинете главного суперинтенданта Стрейнджа в полицейском управлении «Темз Вэлли» в Кидлингтоне зазвенел телефон. Супериндант терпеливо, хотя и без энтузиазма, выслушал коллегу — суперинтенданта Белла из Сент-Олдейта в Оксфорде.

— Ну, в общем-то, это не совсем дело Морса, но если у тебя не хватает людей... Нет, он пытается отгулять несколько дней, как говорил мне... Потому что ему никогда не удается отгулять до конца отпуск. Ха! Коли учесть все часы, которые он проводит в пабах... Что? Ну, я же сказал, если ты и в самом деле в затруднении... Ладно, договорились. Ты знаешь его домашний телефон?.. Вот и хорошо! Скажи ему, что говорил со мной. Обычно он чувствует себя лучше, если с ним Льюис, впрочем... Что? Льюис уже там? Прекрасно. Прекрасно! Я же тебе сказал, объясни ему, что переговорил со мной. И все, проблем не будет.

— Ты уже здесь, Льюис?

— Уже с полчаса, сэр. Мне позвонил супер. У них в Сент-Олдейте не хватает людей...

— Это уж как водится!

— Я уже поднимался наверх.

— Есть проблемы?

— Я... не совсем уверен, сэр.

— Ну, что же. «Веди, Макдуф!»

— Правильнее сказать: «Пошли, Макдуф, по следу!» Наш преподаватель по английскому...

— Благодарю тебя, Льюис.

— К лифту сюда...

— К лифту? Мы что, вбираемся на Эмпайр-Стейт-Билдинг?

— Это довольно высоко, сэр, — спокойно заметил Льюис, заподозривший (и вполне справедливо), что у шефа в очередной раз появилось настроение заняться физическими упражнениями для поддержания хорошей формы.

— Слушай-ка! Не нужно беспокоиться обо мне, Льюис. В крайнем случае, если я почувствую, что мне трудно подниматься, я буду время от времени останавливаться и переводить дух, договорились?

Льюис кивнул, как всегда (вернее, почти как всегда) радуясь случаю поработать с брюзгой Морсом.

Морс несколько минут стоял у двери номера 310, отдуваясь и уставившись на дверную ручку. Потом поднял на Льюиса брови.

— Нет, сэр... можете не беспокоиться. Здесь уже побывало четыре или пять человек.

— А кто там сейчас? — ровным голосом спросил Морс.

— Только этот шарлатан, доктор Суейн. Уже несколько лет, как он здесь гостиничный врач.

— Полагаю, что труп тоже здесь?

— И труп тоже, сэр.

— Кто еще заходил туда?

— Управляющий, мистер Гасконь, и мистер Стрэттон, это ее муж, сэр. Это он нашел ее и, по-моему, совершенно потерял голову. Я попросил мистера Гасконя отвести его к себе в кабинет.

Льюис неопределенно махнул рукой, показывая, что это где-то ниже этажом.

— И больше никто?

— Я, конечно.

Морс кивнул и почти улыбнулся.

Миссис Лаура Стрэттон аккуратненько лежала ни спине с той стороны двуспальной кровати, которая была ближе к двери. На ней был длинный халат персикового цвета и (насколько мог заметить Морс) ничего больше. И она были мертва. Морс бегло взглянул в ее лицо, шмыгнул носом и отвернулся.

Доктор Суейн, моложавый, краснощекий человек (тридцати с небольшим лет?), сидел за низеньким туалетным столиком и писал. Обернувшись к Морсу, он поспешил ответить на вопрос, которого не успел задать Морс:

— Сердечный  приступ. Острая сердечная недостаточность.

— Благодарю вас, доктор... Суейн, правильно?

— А вы?

— Я Морс. Главный инспектор Морс.

Суейн встал и подал Морсу листок бумаги с шапкой «Оксфордширская служба здравоохранения», а под ней внушительная колонка фамилий врачей, вторым в которой значился М. К. Суейн, магистр гуманитарных наук, бакалавр медицины, бакалавр хирургии, член комитета по научным исследованиям, член комитет по медицинской фармакологии.

— Поздравляю! — бросил ему Морс.

— Простите?

— Столько званий после вашей фамилии... а после моей — ни одного.

— Хм... так уж получается иногда. А теперь я пойду, если не возражаете. Вот мое заключение. У нас сегодня вечером ужин в Британской  медицинской ассоциации.

Очень редко бывало, чтобы Морс вот так сразу невзлюбил человека, но исключения случаются, и именно это выпало на долю доктора М. К. Суейна, магистра искусств, бакалавра медицины и т.д.

— Боюсь, доктор, что пока никто не может уйти. Полагаю, вы отдаете себе отчет, что речь здесь идет чуть-чуть о большем, чем просто о смерти?

— Мне говорили, что украдена какая-то дорогая вещь. Да, мне это известно. Все, что я могу сообщить вам, так только  то, что причина смерти — коронарная недостаточность, острая коронарная недостаточность. Об этом и написано в бумаге, которую вы держите и руках. Суейн ткнул указательным пальцем а бумагу, которую только что вручил Морсу.