Они пустились бегом, а Змей спрыгнул с ограждения. Он обнимал их и широко улыбался. А потом мальчишка потащил их назад, к реке.

— Счастливчик ты эдакий, — сказал Михайло. — Хотел бы я видеть тебя там рядом с нами.

— Возможно, он и был с нами, но только мысленно, а не физически, — засмеялся Гео.

Змей кивнул.

— Куда ты нас ведешь? — продолжал Михайло. — Ты бы лучше научил нас обращаться с этими бусинками. — Он показал на камни, раскачивающиеся на груди у Ями и Гео. — Вдруг у тебя снова в самый неподходящий момент начнется мигрень.

Но Змей тянул их все дальше.

— Он хочет, чтобы мы поторопились, — догадался Гео. — Думаю, это неспроста. Нужно последовать совету маленького воришки.

Из-за обрушившегося пола пройти через здание «Нью-Эдисон» оказалось невозможно. Но дорога вела все дальше вниз, и люди пошли по ней. В двух местах им встретились огромные дыры, поэтому пришлось пробираться по ограждениям.

Фонари на этих участках дороги не горели, зато ярко светила луна, и путникам хорошо было видно реку в просветах между зданиями. В конце концов дорога оборвалась. Внизу была улица, выходившая на набережную. Расстояние до земли не превышало четырех футов.

Змей, Ями и за ними Михайло спрыгнули вниз. Очутившись на земле гигант потряс руками, морщась от боли.

— Подай руку, а? — попросил его Гео. — Моя, кажется, совсем отказала.

Михайло помог другу слезть на землю.

И в этот момент что-то забулькало совсем рядом. Тотчас же из-под разрушенной дороги выкатилась слизистая масса. Но теперь она выглядела ссохшейся, словно таинственное свечение иссушило ее. Свет фонарей играл на складках сморщенной мембраны — странном подобии кожи.

— Бежим! — завопил Михайло.

Люди припустили по улице. Неожиданно здания отступили, и перед беглецами открылась набережная, освещенная луной.

Гео и его спутники видели, как, расползаясь на всю улицу, переваливая через обломки разрушенных зданий, за ними ползло странное создание.

У самой воды люди еще раз оглянулись: теперь студенистая масса тряслась, разбросав свои щупальца влево и вправо. Одно из щупальцев преобразилось в человекоподобную фигуру. В лунном свете хорошо было видно, как эта пародия на человека шагнула вперед, призывно махая рукой.

Гео прыгнул в воду, где его подхватили верные спутники. В сознании поэта запечатлелось два момента. Во-первых, с его шеи сдернули ремешок. Во-вторых, руку пронзила такая боль, как будто нервы и жилы на ней превратились в стальные струны, раскаленные добела. Каждая жилка, каждый капилляр стал частичкой огненной паутины.

Прошло много времени, прежде чем сознание вернулось к поэту. Почувствовав, что его куда-то поволокли, он открыл рот и испугался, что захлебнется, но лишь вдохнул прохладный воздух, а открыв глаза, увидел, как белая луна проплыла над ним к верхушкам деревьев и скрылась в них. Значит, его несут? Но кто? Куда?

И рука... Вернулось сознание и с ним резкая боль. Поэт открыл рот, чтобы закричать, но язык не слушался. Онемение проникло во все клетки тела и мозга. И название этому онемению было сон...

Размотанные кольца медной проволоки на черных плитах...

Поскорее смотать ее. Боже, как бы мне выбраться отсюда. Бегом, скрываясь за черными колоннами...

Мимолетный взгляд в дальний конец бескрайнего зала на черную статую — огромную, поднимающуюся в полумраке до потолка. Вокруг ходят люди в черных рясах. Как не хочется молиться сегодня! Остановиться перед дверью — над ней диск с тремя белыми глазами. Дверь открывается, и ступени из черного камня ведут вниз. А вдруг там кто-то есть?.. Еще одна дверь с черным диском.

Толкайте ее, и она медленно откроется. В комнате стоит человек и смотрит на широкий экран. На экране движутся фигурки. Невозможно разглядеть, что именно там происходит — незнакомец заслоняет большую часть изображения. Ого, в комнате еще один человек. Ах, черт возьми!

— Не знаю, считать это успехом или провалом, — говорит первый.

— Камни... в сохранности или пропали?

— Как сказать, — отвечает первый. — Я даже не знаю. — Вздыхает. — Я наблюдал за ними, не отрываясь, в течение двух часов, с того момента, как они оказались на пляже. И по мере того как они шли все дальше, миля за милей, кровь стыла у меня в жилах.

— Что же мы доложим Воплощению Хама?

— Было бы глупо рассказывать ему о случившемся. Мы ведь сами ничего толком не знаем.

— Но, по крайней мере, мы теперь можем войти в Город Новой Надежды, раз уж они избавили его от этой сверхамебы, — сказал второй.

— А ты уверен, что они ее прикончили?

— После того, как она получила такие ожоги над открытым реактором? Да она едва доползла до берега. Она поджарилась на радиоактивном костре и развалилась на куски при падении.

— А люди уже в безопасности? — спросил второй.

— Сейчас?.. Нет, конечно...

На столе у двери лежал какой-то блестящий предмет. Да, вот он. В куче каких-то странных приспособлений лежал U-образный кусок металла. Как раз то, что надо. Ах черт, еще бы кусочек изоляции. Быстро, пока они не видят... Прекрасно...

Закроем дверь, медленно. Оп! Щелкнул замок. Теперь быстрей отсюда, примем невинный вид на случай, если они выйдут. Надеюсь, Блаженный ничего не узнает. И снова по ступенькам вниз... Мимо проносятся черные каменные стены... Через другую дверь в сад, где темные цветы, пурпурные, темно-красные, с голубым отливом, и большие каменные вазы. Вон жрецы спускаются по тропе, и с ними Блаженный. Он заставит меня идти на молитву.

Спрячемся за вазу... Вот так... Что делать, если он меня поймает?.. Выглянем.

Еле слышный вздох облегчения. Здесь нельзя громко дышать... Ушли.

Теперь изучим добычу...

У вазы есть ручка на самом верху. Ее высота около восьми футов. Раз, два, три — и прыжок, и... держись, и... подтягивайся.

Попробуем забраться наверх... Вот так. Пальцы ног уже на холодном камне вазы, уже на самой кромке, а в вазе земля. Уф, уф, уф.

Где-то здесь, если мне не изменяет память. Приятно зарыться руками в сырую землю. А!.. Вот оно. Коричневый бумажный мешок под слоем земли.

Поднимаем. Все здесь? Откроем, посмотрим. На самом дне, завернутые в бумагу, — мелкие кусочки меди, несколько длинных железных стержней, дощечка, штифты. К содержимому мешка добавим катушку медной проволоки и U-образный кусок металла. Теперь прячем все за пазуху и... как же теперь отсюда спуститься?.. Всегда забываю.

Повернуться, спустить ноги, вот так, и повиснуть... Черт, платье зацепилось за ручку.

Прыжок.

Снова ободрана кожа на голени. Когда-нибудь научусь. Охо-хо, у Блаженного все диоды выгорят, когда он увидит дыру на платье. Ну, что ж, чему быть, того не миновать. Теперь посмотрим, можно ли все это собрать воедино. Присядем — и за работу. Вот так. Открываем сумку, вываливаем содержимое в подол и начинаем рыться грязными руками.

U-образная железка, медная проволока, прекрасно. Прикрепим конец проволоки к железному стержню и будем вращать вокруг него катушку. Один оборот, другой, третий.

А все-таки она вертится...

вертится...

вертится...

А все-таки она вертится...

Ура!

Неожиданно над самым ухом строгий голос:

— Что ты тут делаешь?

Это Блаженный!

— Ничего, господин, лихорадочно сметаем металлические предметы и проволоку в бумажный мешок.

Блаженного так не проведешь:

— Все послушники до двадцати лет, без исключений, должны присутствовать на дневной службе.

— Да, господин... Иду, господин. — Так же поспешно прячу бумажный мешок в складках платья.

Ни минуты покоя. Ни минуты!..

С опущенными глазами через сад, мимо жреца с суровым видом и мягким брюшком. В зеркалах вестибюля отражаются желто-голубые витражи. Я гляжу в зеркало: вот проходит суровый жрец, за ним детская фигурка с коротко остриженными рыжими волосами и брызгами веснушек вокруг носика. Когда мы шествуем в молельню, сводит с ума еле слышное побрякивание металла, слегка приглушенное складками темного платья...