— Хорошо. — Жрец вздохнул и поправил капюшон. — Возможно, ты поймешь причину человеческой жестокости, когда немного успокоишься... А теперь нам пора возвращаться.

Девушка соскользнула с валуна и пошла рядом со своим учителем, босиком ступая по холодному песку.

— Тот мальчик, у которого вырвали язык... Я не обратила внимания — он был связан? Кажется, у него было четыре руки, так ведь?

— Так.

Девушка вздрогнула, словно ее коснулся порыв ледяного ветра.

— Знаешь, я не могу вот так запросто, между делом говорить об этом. Ведь это было ужасно... Я должна что-то сделать. Написать стихи, что-нибудь разрушить или построить... Иначе я сойду с ума!

— Неплохая идея, — пробормотал жрец, когда они уже подходили к деревьям. — Очень даже неплохая...

А несколько дней спустя за несколько сот миль от этого пустынного пляжа...

На берег с шорохом накатывали волны. В синеве вечера тускло мерцали огни. Это корабли плавно скользили мимо замшелых причалов в сторону доков.

Грязные воды омывали подножие каменного города.

С корабля, только что вставшего на якорь, спустили трап.

Матросы, вслед за медлительным капитаном и высоким боцманом, устремились по скрипучему трапу. Доски прогибались под их тяжестью... Наконец босые ноги тяжело зашлепали по грязной набережной. Шумными компаниями, парами и поодиночке разбрелись моряки по портовым улицам. Их тянуло к желтым огням таверн, манил запах опиума, текущий из прокуренных, полных дыма помещений. Заманчиво поблескивали фонари над дверями публичных домов.

Когда последние матросы растаяли в темноте, капитан, положив ладонь на рукоятку сабли, спокойно сказал своему боцману:

— Вот они и ушли... Следовало бы набрать новых матросов на место тех, кого мы потеряли на Эпторе. Нам нужно десять надежных матросов, Джорде. Мне не по себе, когда я вспоминаю ту мясорубку... Ужасная участь.

— Десять надежных матросов. Достойная замена тем, кто погиб, — съязвил боцман. — И еще двадцать на место тех, кого нам больше не видать... Сомневаюсь, что кто-то из экипажа захочет еще раз побывать на Эпторе. Хорошо, если хоть кто-то вернется на борт.

В отличие от капитана, боцман был невероятно худ. Любой костюм висел на нем мешком.

— Никогда не прощу ей путешествия на этот ужасный остров, — проворчал капитан.

— Я бы поостерегся говорить так громко, — пробормотал боцман. — Да Воплощение Арго и не нуждается в вашем прощении. К тому же она поплыла с ними и разделила все опасности... Просто чудо, что она уцелела!

— Скажи, а ты-то сам веришь слухам в ее сверхъестественные способности? — понизив голос, спросил капитан.

— Странный вопрос! — пожал плечами боцман. — А вы верите?

— Я — нет, — поспешил заверить его капитан. — И все же из тринадцати остались в живых только трое. И из трех лишь жрица не получила ни единой царапины...

— Возможно, все дело в том, что она — женщина, — предположил Джорде.

— Возможно, — согласился капитан.

— А теперь она ведет себя очень странно. Ночью бродит по палубе... Я сам видел, как она ходила вдоль борта и подолгу смотрела то на воду, то на звезды...

— Десять здоровых мужчин изрублены на кусочки, разорваны в клочья, — задумчиво проговорил капитан. — Я бы не поверил в такое варварство, если бы сам не видел руку одного из наших матросов, плавающую в воде... Мороз по коже, когда вспомнишь, как наши люди столпились у борта, пораженные этим зрелищем. А рука поднялась, как шлагбаум, и исчезла в набежавшей волне.

— Да хватит вам! — не выдержал боцман. — Лучше подумайте, где набрать столько людей.

— Интересно, жрица сойдет на берег? -- словно не слыша слов Джорде, продолжал капитан.

— Если захочет, сойдет. Это не наше дело. Наше дело управлять кораблем и точно исполнять ее приказы.

— Не согласен я с этим.

Капитан еще раз окинул взглядом свой корабль. Боцман похлопал его по плечу:

— Если хотите выговориться, то хоть говорите тише и только со мной.

— Я не согласен, — повторил капитан. Затем резко повернулся и зашагал прочь. Боцман поспешил следом. На пристани стало тихо.

Однако вскоре тишину нарушил грохот скатившейся откуда-то бочки. За ней мелькнула чья-то фигура.

А в это время по улице, ведущей к порту, шли двое мужчин. Один из них — настоящий гигант — отбрасывал на тесно прижавшиеся друг к другу здания огромную тень, по-обезьяньи повторявшую его живую жестикуляцию. Он шлепал по мостовой босиком, голени были обернуты кусками кожи и обмотаны ремнями. Свою речь он сопровождал резкими взмахами одной руки, а тыльной стороной другой поглаживал короткую бороду цвета красного дерева.

— Значит, хочешь наняться на корабль? Думаешь, там нужен умник, слагающий вирши и подбирающий рифмы? Нет. В море ценят мускулы и сноровку в работе со снастями.

Его спутник, хрупкий юноша в белой рубахе, перехваченной кожаным поясом, только усмехнулся в ответ:

— Четверть часа назад мое предложение казалось тебе неплохой идеей, Михайло. Ты же сам говорил, что именно плавание на корабле поможет мне окрепнуть духом.

— Да, такая жизнь либо превращает юношу в мужчину, либо... — рука Михайло взметнулась вверх, — либо ломает ему судьбу, — рука резко опустилась.

Молодой человек остановился, откинул со лба прядь черных волос и посмотрел на корабли, выстроившиеся вдоль причала.

— Ты так и не объяснил, почему за последние три месяца не смог наняться ни на один корабль. — Молодой человек рассеянно разглядывал черные силуэты мачт на фоне темно-синего неба.

Гигант вдруг перестал жестикулировать, обнял друга за талию и, сорвав с его пояса кошелек, подбросил высоко вверх.

— А ты уверен, друг Гео, что нам нельзя истратить хотя бы часть твоего серебра на вино, прежде чем мы выйдем в море? Если хочешь соблюсти обычай, то следует поступить именно так. Когда нанимаешься на судно, подразумевается, что у тебя в кармане пусто. Это главное доказательство того, что ты готов терпеть лишения долгого плавания.

— Михайло, убери свои лапы! — Гео поймал кошелек.

— Ну-ка... ну-ка! — возмутился Михайло, пытаясь вырвать кошелек из рук приятеля. — Отдай!

— Слушай, я поил тебя пять дней подряд... Пора протрезвиться. Если нас не возьмут на судно, кто будет...

Но Михайло, смеясь, сделал еще один выпад. Гео с кошельком отскочил назад.

— Хватит, прекрати! — Но при этих словах молодой человек налетел на лежавший на боку бочонок и, взмахнув руками, повалился на мокрую мостовую. Кошелек, подняв тучу брызг, со звоном отлетел в сторону.

Пока юноша поднимался с земли, мимо него стрелой промелькнула маленькая фигурка. Кто-то бросился вперед, подхватил кошелек одной рукой, оттолкнулся от бочки другой и, пустив в ход еще две руки, бросился наутек.

— Что за черт, — начал было Михайло, пытаясь понять, что случилось. — Что за черт!

— Эй... ты! — Гео с трудом поднялся на ноги. — Стой!

Михайло уже сделал два прыжка вслед за удирающим чудовищем, которое почти скрылось из вида, и тут случилось неожиданное. Откуда-то раздался голос, напоминающий звон хрусталя:

— Стой, воришка... Остановись!

Бегущий неожиданно замер, словно наткнулся на невидимую преграду.

— Теперь назад... Назад... Вернись...

Вор повернулся и покорно побрел назад. Его движения, раньше такие ловкие, стали механическими, словно невидимая сила заставляла его переставлять ноги.

— Да он еще ребенок! — воскликнул Михайло.

Действительно, вор оказался темноволосым мальчишкой. Рваные штаны были его единственной одеждой. Его взгляд замер на ком-то, находившемся позади рассерженных друзей. Четыре руки воришки нелепо подергивались в воздухе, словно он пытался освободиться. Мужчины разом обернулись.

На трапе одного из судов стояла женщина. Ее силуэт четко вырисовывался на фоне темнеющего неба. Одной рукой она придерживала какое-то устройство, висевшее у нее на шее, и только ветер, играя вуалью, нарушал каменную неподвижность незнакомки.