Неожиданно над Гео выросла огромная тень, и краем глаза поэт увидел, как гигант Михайло шагнул на сходни.

Двигаясь по-медвежьи тяжело, он сжимал в руке саблю и внимательно следил за Джорде.

— Только попробуй тронуть кого-нибудь еще, дрянь, — угрожающе сказал он боцману. Потом, положив руку на плечо Змея, но не глядя на него, продолжил: — А ты, парнишка, дуй отсюда... Теперь моя очередь.

Но мальчик и не думал уходить. Он ухватился за нож на поясе гиганта, но Михайло оттолкнул его и, рассмеявшись, бросил через плечо:

— Это не для тебя, четверорукий! Возьми-ка лучше это! — И бросил кожаный кошель на берег.

Мальчик прыгнул за камнями и приземлился как раз в тот момент, когда Джорде снова взмахнул хлыстом. Удар пришелся по груди Михайло. Гигант застыл, но лишь на мгновение. Потом прыгнул вперед и сделал такой выпад саблей, что, попади он в Джорде, наверняка отсек бы ему ногу. Боцман метнулся к противоположному борту судна, и сабля гиганта впилась в дерево, промахнувшись дюйма на три. Пока Михайло вытаскивал застрявший клинок, хлыст взвизгнул снова и захлестнулся вокруг головы гиганта, запутавшись в волосах.

Михайло взвыл и с силой метнул саблю. Сверкающий клинок глубоко вошел в живот боцмана, и тот согнулся пополам. Джорде с искаженным лицом двумя руками схватился за хлыст и с криком рванул к себе. Потом сделал два шага с открытым ртом и вытаращенными глазами и боком свалился со сходней. Михайло, не прекращая выть и не выпуская хлыст, тоже упал со сходней, но с другой стороны. На мгновение они повисли на хлысте над бушующей водой по разные стороны сходней. Сильная волна качнула корабль, он дернулся назад, потом вперед, сходни перевернулись и рухнули вниз вместе со своим тяжелым грузом. Гео и Змей подбежали к краю обрыва, сзади подоспели юная жрица Арго и Ями. Все с напряжением смотрели на крутящуюся между рифов пену. На мгновение из воды появилась чья-то рука и тут же скрылась. Несколько раз мелькнула доска, бешено вращающаяся в водовороте... Больше ничего не появилось на поверхности.

Корабль медленно подошел к берегу. С каждой волной его слегка подталкивало к скале, на которой стояли люди. Вот борт судна заскреб о камни. Гео показалось, что он услышал треск разламываемых досок, и действительно, вскоре на волнах закачались щепки — остатки сходней. Воображение нарисовало остальное. Гео сделал два шага вперед, схватившись за ноющую культю, наклонился, и его желудок вывернуло от боли и ужаса.

Словно издалека чей-то голос надрывно кричал:

— Отведите корабль от скал! Быстрей, пока его не разнесло вдребезги!

Кажется, это был голос капитана.

Ями взял поэта за руку.

— Пойдем-ка, дружище.

Гео так и не понял, каким образом очутился на корабле. За ними на борт прыгнули Змей и юная жрица Арго. А потом судно медленно отошло от берега.

Поэт прислонился к фальшборту. Нестерпимо ныла спина, живот свело, саднило здоровую руку и болел обрубок. А вот Михайло...

— Капитан, — позвал Гео; он отвернулся от фальшборта, прижав руку к саднящему горлу. — Капитан, сюда! — не выдержав, рявкнул он.

Рыжая девочка подошла сзади и обняла поэта за плечи.

— Это... это не поможет.

Гео дернул плечом, стряхнув ее руку, и опять позвал:

— Капитан!

Пожилой человек с серыми глазами подошел к нему.

— В чем дело?

«Какой у него усталый вид, — неожиданно подумал Гео. — Но я тоже очень устал».

Капитан ждал, а Гео внимательно смотрел на него. Ями встал рядом с поэтом и ответил за него:

— Все в порядке. Тут ничего не исправить... А теперь полный вперед. Мы возвращаемся на Лептар.

— Вы уверены? — с сомнением спросил капитан, глядя на осунувшееся лицо поэта, покрытое синяками и ссадинами. — Вы...

— Ничего, — махнул рукой Гео. Он отвернулся к фальшборту. Внизу все еще бились о корпус корабля щепки сходней. Только щепки...

— Посмотрите на пляж! — воскликнула юная жрица Арго, и поэт поднял голову.

Перед ним раскинулась картина, которую можно было охватить одним взглядом. Ревущая полоса прибоя, белый песок, плавно покачивающиеся зеленые ветки, неподвижные величественные скалы — искусный гобелен, иссушенный солнцем. Гео всмотрелся в скалы, издали похожие на причудливые скульптуры. Вон та напоминала бычью голову, те две — как распластанные орлиные крылья... Волны ритмично набегали на песок, словно подчиняясь тайной мелодии. «Словно неповторимый ритм хорошего стихотворения», — подумал он. Гео попытался не глазами, а душой почувствовать величие природы, и ему стало легче. Боль, ужас странным образом вписались в узор пейзажа, обретя значение составной части человеческой жизни. Тиски, сжимавшие голову, ослабли.

Он отвернулся от фальшборта. Мокрая палуба скользила под босыми ногами. Покалеченная рука безвольно повисла....

* * *

Снова на палубу Гео вышел поздно вечером. Жрица Арго с развевающейся вуалью стояла у борта. Когда поэт приблизился, женщина обернулась и обратилась к нему:

— Я не хотела беспокоить тебя, пока ты не отдохнешь.

— Я отдохнул, — ответил поэт. — Мы вернули вашу дочь, нравится вам это или нет. Она расскажет вам обо всем. Камни можете забрать у Змея.

— Мне уже все рассказали, — с улыбкой в голосе сказала жрица. — Ты отлично выполнил мое поручение, поэт.

— Спасибо, — кивнул Гео, отвернулся и пошел к кубрику.

Вскоре туда же спустился Змей.

Гео лежал на спине, рассматривая разводы древесных волокон на стене. Здоровую руку он положил под голову. Змей осторожно коснулся плеча юноши.

— Что? — спросил Гео, повернувшись набок.

Одна из четырех рук мальчика протянула поэту кожаный кошель.

— Ты еще не отдал камни Воплощению Арго?

Змей покачал головой.

— Ну, а почему она их не взяла?.. Слушай, я больше ни видеть их, ни слышать о них не желаю! — неожиданно взорвался Гео.

Змей снова протянул ему кошель и в голове Гео пронеслось: «Смотри...» Неохотно взяв кошель, Гео развязал его и вытряхнул на ладонь содержимое: три цепочки, на каждой из которой висело по золотой монете.

— Как они сюда попали? — нахмурившись, спросил Гео. — Я думал... а где камни?

«В океане... Михайло... переложил... их...»

— О чем ты говоришь? Когда переложил?

«Не... хочу... говорить... тебе...»

— А меня не интересует, что ты хочешь, а чего не хочешь! — Гео схватил мальчишку за плечо. — Говори!

«Еще... когда... мы... были... у слепых... жриц... он... спросил... меня... как... использовать... камни... а... потом... все... думал... Мысли... плохие... Мысли... плохие...»

— Да как ты смеешь! Он же спас тебе жизнь!

«Он... умер... не... спасая... нас... так... получилось...

У... него... была... другая... цель...»

— Ты читал его мысли? Говори! О чем он думал?! «Не... надо... тебе... знать... Отдыхай... спи... Там... было... много... ненависти... Много... Зла... И... любви...»

Гео заплакал. Не в силах сдержать булькающие звуки, он рухнул лицом в подушку и прикусил ее зубами. Слезы текли не переставая, и поэт не мог понять, почему он плачет. От усталости? От страха? Из-за потери руки? Из -за Михайло?.. Поэт не мог ответить, лишь сильней вдавливал лицо в мокрую подушку, всем телом сотрясаясь от рыданий. Слабость, пришедшая со слезами, незаметно перешла в сон.

* * *

Проснулся Гео от скрипа верхней койки, куда забирался только что поужинавший Ями.

— Как твой желудок? — спросил матрос.

— Да ничего.

— Тебе обязательно надо поесть! Пища заземляет, что ли. И тогда чувствуешь себя лучше, увереннее.

— Да, я поем попозже, — вяло ответил Гео и, помолчав, добавил: — А вот что тогда мы увидели на пляже, я так и не понял. Ты так никогда и не узнаешь, что сделало тебя таким опасным в глазах боцмана.

К тихому плеску воды за бортом прибавился тихий смех Ями:

— Теперь я знаю.

— Ты узнал?.. Когда?.. Ну и что же это?

— Тогда же, когда и ты. Я тоже смотрел на остров издалека, а Змей растолковал мне попозже кое-какие детали.