Мы стали друзьями еще до того, как меня искалечило. Я прокладывал высоковольтную линию и запутал ему сети. Большинство парней на моем месте взяли бы нож и с легкостью выпутались бы, погубив сети ценой в пятьдесят пять, а то и в шестьдесят долларов. Но ведь это месячный заработок рыбака! Так что я не стал попусту махать ножом, а всплыл на поверхность и долго сидел в лодке Джуао, пока он меня распутывал. Потом мы вытащили сеть на берег и залатали. С тех пор я помогаю Джуао ловить рыбу, указываю нужные места. А он расплачивается выпивкой.

Вот мы и дружим уже лет двадцать. За это время меня постигло большое несчастье, и я оказался «списанным на берег», а Джуао выдал замуж пять своих сестер, женился сам и завел двух детей. (Ах, эти bolitos и teneror asados, которые Амалия, жена Джуао, дама с масленистой косой и вечно болтающимися грудями, делала по воскресеньям на обед и ужин! Иногда их хватало и на завтрак в понедельник.) Вместе с Джуао и его женой я летал на вертолете в город, и там, в больнице, мы с Джуао были вместе. Босиком. Тогда он стоял и вычесывал рыбную чешую из своих волос. Мы оба ее вычесывали. Потом я держал его, а он плакал. Я пытался объяснить ему, почему врачи, которые могли за неделю превратить ребенка в амфибию — существо, месяцами живущее под пенной гладью моря, — оказались бессильны перед раком щитовидной железы с обильными метастазами... Джуао и я вернулись в деревню вдвоем за три дня до нашего дня рождения...

Все это случилось, когда мне исполнилось двадцать три, точно так же как Джуао. Только он был старше меня на семь часов...

— Хочу, чтобы ты прочитал письмо, — сказал Джуао. (Челнок танцевал в паутине сетей на конце оранжевой нити.) — Ответ относительно моих детей... Пойдем ко мне, выпьем. — Челнок остановился, дважды дернулся и мой приятель покрепче затянул узел.

Оставив позади сети, море и причал мы вышли на площадь.

— Как думаешь, в письме положительный ответ?

— Оно из Подводной Корпорации. Обычно, когда они кому-то отказывают, то посылают открытку... А ты как считаешь, они согласились?

— Ты хороший человек, Кэйл. Если мои дети, как и ты, станут жить под водой, я буду счастлив.

— Но ты сильно беспокоишься.

Это я подсказал Джуао пристроить детей в Международную Подводную Корпорацию. Мне не безразлична их судьба, ведь я их крестный отец. Операции по вживлению жабер проводятся незадолго до наступления половой зрелости. Молодым людям — юношам и девушкам во время адаптационного периода приходится долго жить вдали от дома. А потом амфибии могут выбрать любой океан в мире... Воспитывать двух детей не очень-то легко для Джуао и его сестер. А Корпорация помогает получить образование. Молодых людей ждут путешествия, интересная работа, то, что мы называем хорошей жизнью. Они не будут выглядеть вдвое старше, когда им исполнится тридцать пять. Ведь не многим амфибиям уготована судьба, похожая на мою...

— Я волнуюсь. Ведь работать под водой опасно... Знаешь, они опять хотят попытаться проложить кабель через Разлом.

Я нахмурился.

— Снова?

— Да. Ведь тебя обожгло и искалечило, когда ты занимался именно этим...

— Расскажи подробнее, — попросил я. — Кто на этот раз хочет сунуть голову в пасть тигру?

— Руководит работами молодой человек по имени Тарк. Несмотря на возраст, он уже известен в доках своей храбростью.

— Почему они снова хотят попытаться проложить там кабель? До этого они спокойно жили без силовой линии через Разлом.

— Все из-за рыбы, — ответил мне Джуао. — Ты же сам мне объяснял лет двадцать назад. Рыба не любит подводные линии электропередач и уходит на глубину. С каждым годом у нас уловы все меньше и меньше... Если моим детям сделают операцию, то станет меньше рыбаков... — Тут он пожал плечами. — Ты ведь знаешь, Корпорация плевала на нас. Они могут проложить линии энергопередач по местам лова, а не через Разлом...

Огромные силовые кабели Подводной Корпорации прокладывали по дну океана, чтобы подавать питание на подводные шахты, фермы и нефтяные вышки (то, что нефти там много, я испытал на собственной шкуре). Энергия требовалась пастухам китовых стад и химическим заводам. Линии высоковольтных передач породили двести шестьдесят новых течений. Они возникли над теми участками океанского дна, где вода содержит большой процент минеральных отложений. Наверное, вы получили бы Нобелевскую премию, если бы объяснили, почему это происходит... Так вот, течения отогнали рыбу в более глубоководные районы, на дно подводных каньонов.

— Тарк думает о рыбаках. Больше силовых линий — меньше рыбы. Он хороший человек.

Я в удивлении поднял брови. Ну уж левую точно... И попытался вспомнить, что маленькая ундина говорила мне сегодня утром о Тарке. А вспоминать — то особо было нечего.

— Пусть ему повезет больше, чем мне, — сказал я.

— Интересно, а что ты думаешь о молодом человеке, решившем спуститься в пасть Разлома?

На мгновение я задумался.

— Я его ненавижу.

Джуао удивленно взглянул на меня.

— Он — мое отражение. Когда-то я был таким же. — Я замолчал, а потом продолжил: — Завидую... У него есть шанс, который я упустил... Надеюсь, он совершит задуманное.

Джуао пожал плечами, дернувшись всем телом. Характерный жест рыбаков. Когда-то и я мог так делать.

— Не знаю, как у них пойдут дела, но, судя по всему, они серьезно взялись за дело...

— Море... Оно всех рассудит, — пробормотал я.

— Да, — кивнул Джуао.

Позади по бетону зашлепали сандалии. Я повернулся как раз вовремя, чтобы подхватить здоровой рукой свою крестницу. Мой крестный сын ухватился за мою парализованную руку и повис на ней.

— Дядюшка Кэйл!..

— Дядюшка Кэйл, что ты нам принес?

— Вы сейчас повалите его! — прикрикнул на детей Джуао. — Ну-ка отпустите!

Видит Бог, они и внимания не обратили на слова своего папочки.

— Что ты нам принес?

— Что ты нам принес, дядюшка Кэйл?

— Если отпустите меня, я вам покажу.

Они отступили. Зеленоглазые. Дрожащие от предвкушения. Я украдкой взглянул на Джуао: карие зрачки на белках слоновой кости. В правом глазу лопнул сосудик... Он любил своих детей. Но скоро они станут ему чужими, как рыбы, которых он ловил. Видя, в какую ужасную тварь превратился я, он, бедняга, наверное, пытается представить, во что превратятся его дети.

Я, например, не мог без боли в сердце смотреть на то, как резко увеличивается население; как, словно почки, распускаются колонии на Луне, Марсе и на дне земного океана. Амфибии ведь порой ведут себя так, словно разрушили все культурные связи с прибрежными рыбацкими деревушками. Я-то это отлично знаю...

Я полез в карман и выудил мутную стекляшку, которую подобрал на побережье.

— Гляньте-ка. Вы такого не видели.

И дети потянулись к моей перепончатой, нечеловеческой руке.

В супермаркете — самом большом здании деревни — Джуао купил сласти к чаю.

— Я мягкое и нежное, вкуснее шоколада, — шептала каждая коробка печенья, когда вы снимали ее с полки.

Как раз на прошлой неделе я читал статью о новой, говорящей упаковке в одном из американских журналов. Поэтому я был готов к такому обороту и предпочел торчать в овощном отделе. Потом мы пришли в дом Джуао. Письмо оказалось точно таким, как я ожидал. Детей нужно было завтра утром посадить на автобус, уходящий в город. Мои крестники уже вступили на путь, в конце которого превратятся в «рыб»...

Убрав письмо, мы (я с Джуао) уселись на крыльце. Мы пили и смотрели на ослов и мотоциклы, мужчин в мешковатых штанах, женщин в желтых шарфах и ярких рубахах с гирляндами чеснока. Мимо нас прошло несколько амфибий в сверкающей форме из зеленой чешуи.

Наконец Джуао сказался усталым и ушел подремать.

Большая часть моей жизни прошла на побережье стран, где люди привыкли к полуденному отдыху. А я первые десять лет своей жизни, когда формировались все мои привычки, провел на датской кооперативной ферме и до сих пор не мог заставить себя спать днем... Так что я перешагнул через свою крестницу (она уснула на нижней ступеньке крыльца, подложив под голову кулачок) и пошел через деревню назад, к побережью.