Похороны были мрачными, хор местной церкви в Ля-Мароле пел «Аве Мария». Из Парижа приехали близкие друзья, но основное поминовение должно было состояться в Лондоне через пять дней.

Она похоронила его рядом с Лиззи. Они с Филиппом спорили об этом всю ночь. Он говорил, что семь столетий герцогов Вайтфилдов хоронят в Вайтфилде. Но Сара не могла с этим согласиться. Она хотела, чтобы он был похоронен здесь, недалеко от нее, в том месте, которое он любил, где жил и трудился вместе с ней.

Они вышли из церкви, она держала за руку Изабель, а Джулиан поддерживал ее. Эмануэль тоже приехала в Ля-Мароль, она вышла из церкви под руку с Филиппом. Их было немного, и Сара для всех устроила в замке ленч. Пришли местные жители, чтобы выразить ей свое соболезнование. Их Сара тоже пригласила на ленч, тех, кто работал у него, знал его и любил. Она не могла даже вообразить себе, как теперь она будет жить без него.

Она казалась окаменевшей, когда проходила по комнате, предлагая людям вино, пожимая руки и слушая, что они рассказывали о мсье герцоге, истории из его жизни, которую они делили с ним больше двадцати шести лет. И теперь было невозможно представить, что все кончено. Нигель тоже прилетел из Лондона. Он, как и Сара, плакал, когда хоронили Вильяма. Она не могла видеть его там, рядом с Лиззи. Казалось, только вчера они приходили сюда и вспоминали о ней… говорили о предстоящем рождении Ксавье, который стал теперь для нее такой отрадой. Но малышу никогда не придется узнать своего отца. У него есть два брата, которые могут позаботиться о нем, и мать с сестрой, обожающие его, но он никогда не узнает, каким человеком был Вильям, и, думая об этом, она чувствовала, как сердце ее разрывается на части.

Через два дня все вместе отправились в Лондон на поминальную службу. Это была пышно обставленная церемония. На ней присутствовали все его родственники, а также королева со своими детьми. После службы все они поехали в Вайтфилд, где на поминальный обед собралось около четырехсот человек. Сара автоматически пожимала всем руки и резко обернулась, услышав, как кто-то позади нее произнес «ваша светлость», потом чей-то голос ответил. На миг ей пришла в голову безумная мысль, что в комнату вошел Вильям, и она вздрогнула, когда поняла, что это Филипп. Только сейчас она осознала, что ее сын стал герцогом.

Это было трудное время для них всех, время, которое она запомнила навсегда. Она не знала, куда пойти и что делать, чтобы избавиться от душевных мук. Когда она приезжала в Вайтфилд, все напоминало ей о нем, а в замке это ощущалось еще сильнее. Когда Сара останавливалась в отеле в Лондоне, она думала только о нем, а в их квартире в Париже ее просто охватывал ужас, они были так счастливы там, а в отеле «Ритц» они останавливались, когда проводили в Париже медовый месяц… некуда было пойти, некуда убежать. Он был повсюду, в ее сердце, в ее душе, в ее мыслях и в каждом из ее детей, когда она смотрела на них.

— Что ты собираешься делать? — спокойно спросил ее Филипп, когда она сидела как-то в Вайтфидце, глядя в окно. У нее не было никаких мыслей, и вдруг она поняла, что потеряла всякий интерес к своему делу. Она охотно передала бы его Филиппу. Но ему было всего двадцать шесть лет и еще многому нужно было научиться. А Джулиану исполнилось только пятнадцать, и пройдет еще очень много времени, даже если он захочет когда-нибудь управлять магазином в Париже.

— Не знаю, — честно ответила она. Он уезжал на месяц, но Сара все еще не могла разобраться в своих мыслях. — Я пытаюсь понять это и не могу. Я не знаю, что делать. Я стараюсь представить, что он хотел бы, чтобы я делала.

— Я думаю, что папе было бы приятно, если бы ты продолжала заниматься тем же, — откровенно сказал Филипп, — я имею в виду дело… и все остальное, чем ты занималась, когда он был жив. Ты не можешь перестать жить.

— Иногда мне приходят в голову такие мысли.

— Я понимаю, но ты не можешь это сделать, — тихо произнес он. — У всех нас есть обязанности.

И его обязанности были сейчас тяжелее, чем у большинства. Он наследовал Вайтфилд, Джулиану никогда не придется разделить с ним эту ответственность.

Он останется в замке и будет жить там вместе с Изабель и Ксавье, но такова была несправедливость английской системы. И теперь на плечи Филиппа легло еще и бремя титула и все, что с этим связано. Его отец нет его с изяществом и достоинством, но Сара не была уверена, что Филипп так же хорошо справится с этим.

— А что ты думаешь? — нежно спросила она его. — Что ты собираешься теперь делать?

— То же самое, что делал раньше, — ответил он уверенно, и тут он решил сказать ей то, что раньше не собирался говорить. — В ближайшие дни мне хотелось бы кое с кем тебя познакомить.

Казалось странным говорить ей об этом, и поэтому он до сих пор молчал. Он хотел рассказать ей о Сесиль на Рождество, но отец был так болен, и Филипп счел неуместным даже упоминать об этом.

— С кем-то особенным?

— Более или менее, — небрежно ответил он и покраснел.

— Может быть, мы пообедаем вместе перед моим отъездом из Англии.

— Мне бы очень хотелось этого, — смущенно сказал он. Он был безразличен ко всем остальным членам семьи, но Сара все же была его матерью.

Она напомнила ему об их разговоре через две недели, когда решила, что пора возвращаться в Париж. У Эмануэль возникли какие-то затруднения с магазином, а Изабель должна была идти в школу.

— Так как насчет обеда с подругой, о которой ты говорил?

— А, это… возможно, у тебя не найдется времени до отъезда.

— У меня есть время, — возразила Сара. — У меня всегда найдется время для тебя.

Он уже пожалел, что упомянул об этом, но она, как могла, старалась его успокоить, и они договорились о дне, когда пообедают в ресторане. Девушка, с которой она познакомилась на следующий вечер, не произвела на нее большого впечатления. Она была типичной англичанкой — высокой, худощавой и бледной, и почти все время молчала. Ее отличали исключительная благовоспитанность, абсолютная порядочность. Это была самая скучная девушка из всех, с которыми Сара была когда-либо знакома. Ее звали леди Сесиль Хауторн. Ее отец был членом совета министров. Сара никак не могла понять, как Филипп выносит ее. Она не располагала к себе, в ней не было теплоты и уюта, и с ней невозможно даже посмеяться. Когда на следующее утро Сара уезжала, она постаралась как можно мягче намекнуть на это.