— Черта с два! — воскликнул Планкетт. — Мы все еще можем сбросить балласт и подняться на поверхность.

Произнося это, он знал, что сбрасывания всего железного балласта может оказаться недостаточным, чтобы компенсировать добавочный вес воды в раздавленной сфере и дополнительную силу трения вязкого ила, в который они врезались. Он щелкнул тумблерами, и сотни фунтов мертвого груза упали на дно из-под брюха аппарата.

Несколько секунд не происходило ровно ничего, затем сантиметр за сантиметром «Олд Герт» начал подниматься со дна; его движение было таким медленным, будто аппарат толкали наверх чуть слышные вздохи и биения сердец трех человек, находившихся в центральной сфере.

— Поднялись на десять футов, — объявил Планкетт через некоторое время; казалось, прошел час, хотя на самом деле это заняло тридцать секунд.

Аппарат выровнялся, и теперь они снова осмелились дышать нормально. Планкетт все еще тщетно пытался связаться с Джимми Ноксом.

— Джимми… это Планкетт. Ответь мне.

Стаси так упорно смотрела на циферблат глубиномера, что ей казалось, будто от ее взгляда стекло прибора может треснуть.

— Ну же, ну, — молила она.

И тут их худший кошмар обрушился на них без предупреждения. Сфера, в которой находилось кислородное и электрическое оборудование, внезапно схлопнулась. Ослабленная ударом о морское дно, она утратила целостность и была раздавлена, как яичная скорлупа, безжалостным давлением.

— О черт! — крикнул Планкетт, когда аппарат снова плюхнулся в ил с ударившим по нервам шлепком.

И словно для того, чтобы до них дошло это ужасное возвращение, свет мигнул и погас. Сфера оказалась в мире полной темноты. Ледянящий душу ужас стигийского мрака — переживание, знакомое только совершенно слепым людям. Тех же, у кого есть зрение, внезапная потеря ориентации заставляет чувствовать, будто невообразимые враждебные силы тянутся к ним снаружи, все уже сжимая круг.

Наконец хриплый голос Салазара прервал молчание:

— Матерь Божья, с нами покончено навсегда.

— Пока еще нет, — сказал Планкетт. — Мы еще можем всплыть на поверхность, отсоединив обитаемую сферу. — Его рука ощупывала приборный щиток, пока пальцы не коснулись нужного тумблера. Раздался щелчок, и зажглись лампочки аварийного освещения, разогнав мрак внутри сферы.

Стаси с облегчением вздохнула и сразу расслабилась.

— Слава Богу. По крайней мере мы можем видеть.

Планкетт запрограммировал компьютер на аварийное всплытие. Затем он настроил механизм освобождения кабины экипажа и повернулся к Стаси и Салазару.

— Держитесь покрепче. Путь наверх может оказаться довольно тряским.

— Все, что угодно, лишь бы выбраться из этой чертовой дыры, — проворчал Салазар.

— Как только ты будешь готов, — игриво ответила ему Стаси.

Планкетт удалил предохранительную пломбу с рукоятки механизма аварийного всплытия, крепко сжал ее и повернул.

Ничего не произошло.

Три раза Планкетт лихорадочно повторил всю процедуру. Но кабина упорно не желала отделяться от основной конструкции аппарата. В отчаянии он снова повернулся к компьютеру, чтобы выяснить причину неисправности. Ответ пришел мгновенно.

Механизм отделения обитаемой сферы был погнут и заклинен при боковом ударе о дно, и починить его было невозможно.

— Мне очень жаль, — произнес Планкетт в отчаянии. — Но, похоже, мы останемся здесь, пока нас не спасут.

— Хорошенький шанс, что это случится, — буркнул Салазар, утирая катившийся по его лицу пот рукавом лыжной куртки.

— Как у нас дела с кислородом? — спросила Стаси.

— Наш основной запас был отрезан, когда схлопнулась сфера, — ответил Планкетт. — Но наши аварийные баллоны в этой кабине и регенерирующее устройство с гидроксидом лития, поглощающим выдыхаемый углекислый газ, позволят нам дышать в течение десяти или двенадцати часов.

Салазар покачал головой и понуро пожал плечами.

— Все молитвы во всех церквах на земле не смогут спасти нас вовремя. Потребуется не меньше семидесяти двух часов, чтобы доставить на место другой глубоководный аппарат. Но и тогда сомнительно, чтобы они могли поднять нас на поверхность.

Стаси заглянула Планкетту в лицо, чтобы увидеть хоть какой-то обнадеживающий знак в его глазах, но не смогла найти там ничего. У нее создалось впечатление, что он был больше опечален потерей своего драгоценного аппарата, чем перспективой смерти.

Он очнулся от глубокой задумчивости, когда заметил, что она смотрит на него.

— Рауль прав, — сказал он неохотно. — Как ни трудно мне это признавать, но лишь чудо может позволить нам вновь увидеть солнце.

— Но ведь есть еще «Неукротимый», — сказала Стаси. — Они горы свернут, чтобы вытащить нас отсюда.

Планкетт покачал головой.

— Что-то трагическое случилось там наверху. Последние звуки, которые мы слышали, издавало тонущее судно, когда его сжимало и плющило во время погружения на дно.

— Но там было видно еще два судна, когда мы начинали погружение, — возразила Стаси. — Это могло быть любое из них.

— Это ничего не меняет, — устало ответил Планкетт. — Пути наверх не существует. И время стало нашим врагом, которого мы не сможем одолеть.

Глубокое отчаяние воцарилось в кабине. Всякая надежда на спасение была чистейшей фантазией. Единственное, в чем можно было быть вполне уверенным, — что в дальнейшем будет предпринята попытка найти и поднять «Олд Герт» и их безжизненные тела, но это произойдет не скоро, когда они давно уже будут мертвы.

Дейл Николс, специальный помощник президента, пустил облачко дыма из своей трубки и посмотрел поверх своих старомодных очков для чтения, когда Реймонд Джордан вошел в его кабинет.

Джордан заставил себя улыбнуться, несмотря на противный сладковатый запах табачного дыма, висевшего плотной пеленой в кабинете помощника, как смог под слоем температурной инверсии.

— Добрый день, Дейл.

— Там все еще дождь? — спросил Николс.

— Сейчас уже еле моросит.

Джордан заметил, что Николс был порядком замотан. «Хранитель президентских покоев» умел держаться, но его светло-коричневая шевелюра выглядела, как волнуемая ветром степь, глаза были тревожнее, чем обычно, и на лице появились напряженные морщины, которых Джордан никогда прежде не видел.

— Президент и вице-президент уже ждут, — быстро сказал Николс. — Им крайне не терпится узнать последние данные о взрыве в Тихом океане.

— Последние сведения я уже получил, — заверил его Джордан.

Хотя в правительственных кругах Вашингтона Джордан был одним из пяти наиболее влиятельных людей, он не был известен широкой публике. Он также не был знаком с большинством чиновников и политиков. В качестве директора Центрального разведывательного управления Джордан возглавлял Службу национальной безопасности и докладывал непосредственно президенту.

Он жил в призрачном мире разведки и шпионажа, и лишь немногие из тех, кто к этому миру не принадлежали, знали, от каких несчастий и трагедий он и его агенты спасли американский народ.

Джордан не произвел бы на постороннего впечатление человека с блестящим умом, свободно разговаривающего на семи языках и обладающего фотографической памятью. Он казался таким же неприметным и обыкновенным с виду, как и те мужчины и женщины, которые выполняли его задания в самых разных уголках Земли. Среднего роста, лет под шестьдесят, со здоровым лицом и серебряной шевелюрой, крепкого телосложения, с небольшим брюшком, глаза карие и добродушные. Он был верным мужем своей тридцатисемилетней жены, их дочери-близнецы учились в колледже, где они обе изучали биологию моря.

Президент и вице-президент тихо беседовали, когда Николс проводил Джордана в Овальный кабинет. Они мгновенно повернулись лицом к Джордану, который отметил, что они оба так же нервничают, как специальный помощник президента.

— Спасибо, что пришли, Рэй, — сказал президент, не тратя времени на формальные приветствия, и нервно зашагал к зеленой кушетке, стоявшей под портретом Эндрю Джексона. — Садитесь, пожалуйста, и рассказывайте нам, что, черт возьми, творится там в Тихом океане.