В течение краткого мига Джиордино не мог поверить этой неправдоподобной встрече. На огромных просторах Тихого океана его угораздило всплыть как раз в том месте, через которое минуту спустя должно было пройти судно. Он наклонился к люку и крикнул внутрь:
— Всем наружу! Быстро!
Два матроса из команды джонки заметили бирюзовый аппарат, когда его подняло на гребень волны, и начали кричать рулевому, чтобы тот круто повернул налево. Но расстояние между джонкой и аппаратом почти исчезло. Влекомый свежим бризом блестящий корпус из тикового дерева мчался прямо на людей, выскакивающих из аппарата и прыгающих в воду.
Судно приблизилось, струи брызг летели из-под форштевня, массивный руль с трудом поворачивался, становясь против течения. Команда джонки собралась у бортового ограждения; они стояли как вкопанные, с изумлением глядя на неожиданное препятствие, возникшее у них на пути, боясь, что удар может проломить нос джонки и отправить ее на дно.
Все сошлось вместе, чтобы сделать столкновение неизбежным: неожиданность; время реагирования впередсмотрящих, от того момента, когда они заметили препятствие, до того момента, когда начали кричать рулевому; промедление рулевого, пока он понял, что ему кричат, и сообразил, куда крутить современный штурвал, заменивший более привычный ему традиционный румпель. Слишком поздно неуклюжее судно вошло в мучительно медленный разворот.
Тень от огромного нависающего носа упала на Джиордино в тот миг, когда он схватил протянутую руку последнего оставшегося внутри аппарата человека. Он уже вытаскивал его наружу, когда нос джонки поднялся на волне и навалился на корму аппарата. Не было обычного громкого скрежета столкновения, вообще не было почти никакого звука, кроме мягкого всплеска, за которым последовало журчание и бульканье, когда аппарат лег на левый борт и вода устремилась в открытый люк.
Затем раздались крики на палубах джонки, когда ее команда начала убирать паруса, стягивая их вниз, как шторы. Судовой двигатель закашлял и запустился, отрабатывая полный назад, и в воду с борта полетели спасательные круги.
Джиордино отбросило от корпуса джонки, когда она прошла мимо него на расстоянии вытянутой руки; в это время он вытащил пассажира из люка, содрав себе кожу на коленях, и упал на спину, вытолкнутый под воду весом тела спасенного им мужчины. Он предусмотрительно держал рот закрытым, но набрал соленой воды через нос. Резко выдохнув, он прочистил нос и осмотрелся по сторонам. С облегчением насчитал шесть голов, подпрыгивающих на волнах; некоторые умело держались на воде, другие подбирались к спасательным кругам.
Но аппарат быстро заполнился водой и потерял плавучесть. Джиордино с яростью и отчаянием наблюдал, как глубоководный обитаемый аппарат скользнул под волну кормой вперед и ушел на дно.
Он взглянул на проходящую мимо джонку и прочитал ее название на пышно размалеванной корме. Судно называлось «Шанхайская раковина». Он изверг целый поток ругательств по поводу столь невероятного невезения. Как могло такое случиться, оказаться протараненным единственным судном на сотни километров вокруг? Джиордино чувствовал себя виноватым и опустошенным из-за того, что так подвел своего друга Питта, и твердо знал только одно: он должен управлять вторым аппаратом, нырнуть на дно и попытаться спасти Питта, какой бы тщетной ни казалась эта попытка. Они были ближе друг другу, чем братья, он был слишком многим обязан этому эксцентричному искателю приключений, чтобы позволить ему сгинуть без борьбы. Он не мог забыть, сколько раз Питту удавалось выручить его, когда ему самому казалось, что всякая надежда потеряна безвозвратно. Но сначала нужно заняться неотложными делами.
Он огляделся кругом.
— Если кто ранен, поднимите руку.
Только одна рука поднялась вверх. Это был молодой геолог.
— Мне кажется, у меня растянут голеностоп.
— Если это твое единственное ранение, то считай, что ты легко отделался, — прорычал Джиордино.
Джонка подошла к ним поближе и замедлила ход, остановившись в десяти метрах вниз по ветру от спасшихся пассажиров аппарата. Пожилой человек с белыми как снег волосами, развевающимися по ветру, и длинными изогнутыми седыми усами перегнулся через борт. Он сложил ладони рупором у рта и крикнул:
— Кто-нибудь ранен? Нам спустить шлюпку?
— Спустите штормтрап, — дал указание Джиордино. — Мы взберемся на борт. — Затем он добавил: — Внимательно смотрите на воду. Сейчас должен всплыть еще один аппарат.
— Я вас слышал.
Через пять минут после этого разговора все члены экипажа НУМА стояли на палубе джонки, все, кроме геолога с поврежденным голеностопом, которого пришлось втаскивать на борт с помощью рыболовной сети. Человек, который протаранил их, подошел и развел руки в стороны, выразив этим жестом свои извинения.
— Боже мой, мне очень жаль, что вы потеряли ваше судно. Мы заметили вас только тогда, когда было уже слишком поздно.
— Это не ваша вина, — сказал Джиордино, выходя на шаг вперед. — Мы вынырнули почти под вашим килем. Ваши впередсмотрящие были более бдительны, чем мы вправе были ожидать.
— Вы кого-нибудь потеряли?
— Нет, мы все здесь в полном составе.
— И то хоть хорошо. Весь день сегодня безумный. Мы подобрали из воды еще одного человека меньше чем в двадцати километрах к западу отсюда. Он в плохом состоянии. Говорит, его зовут Джимми Нокс. Это один из ваших людей?
— Нет, — ответил Джиордино. — Остальные мои люди следуют за нами в другом аппарате.
— Я приказал своим матросам смотреть в оба.
— Вы очень любезны, — механически поблагодарил Джиордино. Он мог сейчас думать лишь на шаг вперед.
Незнакомец, который, видимо, командовал здесь, обвел взглядом открытое море, и на его лице появилось выражение недоумения.
— Откуда вы все появились?
— Объяснения потом. Могу я воспользоваться вашей рацией?
— Конечно. Кстати, меня зовут Оуэн Мерфи.
— Ал Джиордино.
— Прямо в эту дверь, мистер Джиордино, — сказал Мерфи, благоразумно сдержав свое любопытство. Он двинулся к входу в большую кабину на кватердеке. — Пока вы заняты, я прослежу, чтобы ваши люди могли переодеться в какую-нибудь сухую одежду.
— Очень признателен, — бросил Джиордино через плечо, спеша к корме.
Не однажды после того, как они еле успели выбраться из тонущего аппарата, в его сознании вставала одна и та же картина: Питт и Планкетт беспомощно стоят, а на них обрушиваются миллионы тонн воды. Трезвым рассудком он понимал, что, вероятно, он уже опоздал, шансы на то, что они еще живы, где-то между нулем и полным отсутствием таковых. Но мысль о том, чтобы бросить их, списать со счетов, даже не приходила ему в голову. Он еще решительнее, если такое вообще возможно, чем когда-либо, был настроен вернуться на дно, независимо от того, какой кошмар он может там обнаружить.
Аппарат НУМА, пилотируемый Дейвом Лоуденом, всплыл на поверхность на траверзе джонки в полукилометре от нее. Благодаря умелым действиям рулевого, «Шанхайская раковина» остановилась менее чем в двух метрах от ограждения люка аппарата. На этот раз все члены экипажа аппарата, кроме Лоудена, сухими поднялись на борт джонки.
Джиордино бегом вернулся на палубу, как только ему удалось доложить адмиралу о ситуации и посоветовать пилоту самолета-амфибии приводниться рядом с джонкой. Он посмотрел прямо вниз на Лоудена, стоявшего в аппарате, наполовину высунувшись из люка.
— Приготовься, — крикнул ему Джиордино. — Я хочу повести аппарат обратно вниз.
Лоуден отрицательно помахал рукой.
— Нет, это совершенно невозможно. У нас появилась течь в корпусе аккумулятора. Четыре батареи закорочены. Оставшегося заряда совершенно недостаточно для еще одного погружения.
Когда Лоуден кончил говорить, наступила ледяная тишина. Неспособный произнести ни слова от полного поражения, Джиордино ударил кулаком по борту. Ученые и инженеры НУМА, Стаси и Салазар, даже матросы джонки — все молча смотрели на лицо Джиордино, на котором застыло выражение предельного отчаяния.