За первые несколько недель после начала эксперимента близнецы успели пройти сразу несколько этапов изменения, а через три месяца — полностью освоили контроль над собственными трансформациями. В это же время началось обучение их основам магии. Оба ребенка оказались на редкость сообразительными и быстро схватывали любую информацию. Кровь дракона, в свою очередь, обеспечивала их таким запасом энергии, что процесс обучения превращался для обоих в увлекательную игру. За один год близнецы одолели программу трех начальных классов Школы. Это был настоящий успех. Наконец-то мы могли воочию наблюдать настоящих рэтриаров. Они были великолепны. И наблюдая за ними, мы все более и более недоумевали, отчего же эльфы так боялись своих созданий, чтобы уничтожать их? Это была необъяснимая загадка.

Вот тут-то и начались проблемы. К тринадцати годам оба близнеца вступили, наконец, в пубертатный возраст. Началась гормональная перестройка, ускорился рост, появились резкие перепады настроения, обидчивость, частые вспышки гнева. Снова начались и теперь уже вышли из-под контроля трансформации. Все вместе это, да еще плюс серьезная учебная нагрузка, сильно расшатывало и без того хрупкую подростковую психику. Близнецы стали нервными, раздражительными и зачастую агрессивными. Они быстро уставали и постоянно ссорились друг с другом, с работниками лаборатории и учителями.

В лаборатории начали происходить странные вещи. Казалось, окружающее пространство и время неожиданно сошли с ума. Теперь можно было запросто свернуть за угол, чтобы попасть в кабинет, который находится в двух шагах от поворота — и идти до него целых полчаса. Или наоборот, попытка пересечь длинный коридор, чтобы добраться до выхода, могла обернуться тем, что ты оказывался уже по другую сторону двери. Свежие продукты мгновенно портились, сушеные фрукты обретали былую сочность и свежесть… Единственным, кто мог успокоить близнецов и заставить их вернуть все на свои места, был, как ни странно, наш бард. У него оказался настоящий талант в обращении с подростками. Он наигрывал им песни, рассказывал забавные истории, и вел себя с ними как друг, но стоило ему только призвать их к порядку — и все пространственно-временные безобразия тут же прекращались. Похоже, у него тоже оказался своеобразный дар, который до поры до времени нас не раз выручал.

Но однажды ситуация окончательно вышла из-под контроля. Близнецы по-прежнему продолжали обучение, однако, уже без былого интереса. Они то и дело отлынивали от занятий, забывали выполнять задания и постоянно грубили учителям. Подростки, что тут скажешь… Однако на этот раз их преподавателю, то есть мне, надоело терпеть их выходки, и я сделал довольно резкое, хоть и справедливое замечание близнецам. И вот тут-то Элиру, так звали нашу полуэльфку, будто прорвало. Она устроила форменную истерику, кричала, что не намерена больше слушать учителей, которые и в подметки ей не годятся, и что она всем покажет… Не знаю, что именно она хотела «показать», однако, думаю, действительность превзошла все ее самые смелые планы. Вокруг нее неожиданно возникло мощное пространственное завихрение, которое начало стремительно разрастаться, превращаясь в настоящую смерчевую воронку. Сначала мы пытались сдержать ее своими силами, однако после того, как верхний край смерча снес крышу здания, люди сообразили, что пора убираться подобру-поздорову. Элира же, похоже, совершенно утратила контроль над ситуацией. Сырая неуправляемая энергия била из нее ключом, вокруг девушки происходило нечто поистине невероятное. Это был настоящий пробой реальности. То, что творилось внутри воронки, невозможно описать простыми человеческими словами. Пространство и время там просто сошли с ума, перспективы искажались самым дичайшим образом, предметы деформировались и оплывали, точно свечной воск, а наверху всего этого, в самой глубине ревущей воронки, маячили жуткие невероятные тени…

Мы все еще оставались внутри всего этого кошмара — Элира, ее брат и я — когда здание начало рушиться. Боковым зрением я заметил, как на той стороне воронки появился наш бард. Я хотел крикнуть ему, чтобы он убирался отсюда, но он все равно не услышал бы меня. Его губы шевелились, и я понял, что он сам что-то кричит, однако разобрать слова было невозможно. В этот момент воронка смерча неожиданно задрожала, исказилась и начала распадаться. Дыра в реальности внезапно исчезла, полуэльфка вздрогнула и принялась оседать наземь, теряя сознание. Я подхватил ее на руки. Ее брат, похоже, был в шоке от всего произошедшего, он почти ничего не соображал. Подбежавший бард помог вытащить близнецов из-под обломков здания на свежий воздух. Подсчеты потерь показали, что в этот день мы лишились почти всей лаборатории и четверых наших сотрудников. Их тела мы так и не нашли.

Разумеется, такое событие не могло остаться незамеченным. Егеря вместе с представителями Магистериума прибыли на место происшествия раньше, чем мы успели придумать какое-либо объяснение происшедшему. А когда они увидели близнецов и барда, объяснения уже и не понадобились. Такого жуткого скандала Университет не слышал, наверное, уже лет триста. Мы нарушили около полусотни правил, создавая своих рэтриаров, и теперь нас с позором изгоняли из Университета, лишая всех прав и привилегий чародеев. Наши детища, все трое, были отправлены в горы Гзуур-Кай, в Малахитовую Цитадель, спеленатые антаритовыми цепями, словно злобные демоны из преисподней.

— Я думала, Малахитовая Цитадель — миф, — удивилась я. Легендарная тюрьма для чародеев всегда казалась мне не более чем страшной сказкой.

— Она миф для всех, кроме тех, кто в нее попадает, — серьезно ответил алхимик. — Для этих последних она — настоящий кошмар. Я никогда не забуду лицо барда, когда их увозили. Он смотрел на нас, пока лошади не скрылись за поворотом. Лично я бы предпочел, чтобы он плевал в нашу сторону, но он просто смотрел, и в его взгляде я видел множество вопросов… и еще больше ответов на свои собственные вопросы. И до сих пор ни один из них мне так и не нравится.

— Они живы? — тихо спросила я.

— Не знаю, — вздохнул алхимик. — Некого спросить. Те, кто попадает в Цитадель, назад не возвращаются.

Мы помолчали.

Не знаю, о чем думал травник, но я думала о том, что стихийная ярость рэтриаров, на самом деле, оказалась, пожалуй, куда менее ужасна, нежели расчетливая жестокость их создателей. Проводить эксперименты над детьми ради скорейшего результата, обучать их одному лишь искусству убивать, а потом хладнокровно уничтожать подрастающих монстров, созданных своими руками… можно ли было полностью оправдать подобное условиями военного времени? Или полукровки для эльфов — просто расходный материал, не заслуживающий сочувствия?

Благородные Перворожденные, какими их всегда рисовала нам мать, теперь представали передо мной в несколько ином свете.

— А у вас, — осторожно спросил меня травник. — Никогда не было таких… срывов?

— Таких — никогда, — я покачала головой. — Во-первых, подростковый период к моменту превращения я уже преодолела. А во-вторых, мы с сестрами часто ссорились, но наша мать с детства приучала нас к мысли, что гнев — чисто человеческая черта, и потому проявлять ее нужно тоже по-человечески. Нам разрешалось ругаться во зле, швыряться друг в друга предметами и даже драться, но применение друг против друга магии было табу. Может быть, это сыграло свою роль.

— Очень может быть, — задумчиво согласился алхимик. — В любом случае, ваша мать — очень мудрая женщина.

— Да, это точно, — рассеянно сказала я.

И сонно моргнула.

Предыдущая бессонная ночь и насыщенный событиями день все настойчивее напоминали о себе. Глаза предательски слипались, мысли путались и ускользали от меня, словно юркие рыбки в речной заводи… Я пыталась ловить их руками, и наконец поймала одну. Рыбка посмотрела на меня янтарно-желтым глазом с черным вертикальным зрачком. «Ты мне и в подметки не годишься!» — насмешливо заявила она и плеснула хвостом. От этого всплеска вода вокруг меня вдруг закружилась, словно смерч, и потянула меня на дно. В глубине водоворота замаячили странные тени. Я в страхе оглянулась, и увидела на берегу барда, медленно перебирающего струны суарилла. Он посмотрел на меня такими же желтыми, как у рыбки, глазами и отвернулся. Рядом с ним растянулся на траве серебристо-серый волк. «Помоги мне!» — взмолилась я. Волк неожиданно поднял голову и завыл. Вой был таким тоскливым и полным страдания, что я…