— Хират?

Русоволосый оборотень, хлопотавший вокруг весело потрескивающего костра, оторвался от стряпни и вопросительно взглянул на меня.

— Одолжи мне, пожалуйста, иголку и нитку, — кисло попросила я. И, помрачнев еще больше, добавила: — И если тебе не трудно, покажи, как всем этим пользоваться.

Следующие несколько часов я провела, осваивая непростое искусство исконно женского ручного труда, а именно — штопку многочисленных прорех на рубашке Сева. Чуткое руководство Хирата выдержать это испытание до конца так и не сумело. Терпеливо понаблюдав около четверти часа за тем, как я пятнаю и без того не слишком белую ткань рубахи собственной кровью из исколотых пальцев, оборотень осторожно поинтересовался, почему я не воспользуюсь более привычным мне способом починки. Не желая уведомлять его о полученном нагоняе от Сева, я ответила, что решила освоить какое-нибудь новое умение с целью получить от жизни больше свежих впечатлений. Посмотрев на меня как на сумасшедшую, оборотень вежливо произнес:

— Понятно, — и вскоре незаметно отошел в сторону. Для него свежих впечатлений, похоже, уже хватило.

Случайно взглянув в его сторону через несколько минут, я увидела, что он о чем-то негромко разговаривает с Севом, то и дело бросая на меня короткие косые взгляды. О чем именно они говорили, я не слышала, однако очень сомневаюсь, чтобы Хират прочил меня в королевские белошвейки.

С ужином было уже покончено, и скоро оборотни один за другим улеглись спать. У костра остался один только Грейн, которому сегодня выпало дежурить первым.

В очередной раз вогнав в палец иглу и вспомнив одно из наиболее красочных эльфийских ругательств, я отложила свое «рукоделие» в сторону. Выглядело оно и впрямь ужасно, даже если не брать во внимание тот факт, что у Хирата оказались при себе только черные нитки. Наверное, я все-таки немного перестаралась местами, пытаясь получше затянуть шов, и потому теперь у рубашки был несколько скособоченный вид. Да и бурые пятна от крови красоты ей, пожалуй, тоже не добавляли. Одним словом, в таком виде она годилась разве что для пугала. Решив, что мой долг перед обществом на сегодня выполнен, я затолкала рубашку подальше в мешок, с глаз долой, пообещав себе, что снова займусь ею, как только Сев снимет запрет на магию. Потом спустилась к реке сполоснуть исколотые руки, погасила парящий над головой магический светлячок и тоже улеглась спать.

— Мирра… — словно издалека прозвучал у меня над ухом тихий, но настойчивый голос. — Мирра, проснись.

Я перевернулась на другой бок, однако кто-то снова осторожно потряс меня за плечо.

— Больше никаких яблок, Грейн, — протестующе пробормотала я сквозь сон, пытаясь глубже залезть с головой под одеяло.

Кто-то тихо рассмеялся и успокаивающе заверил:

— Обещаю, яблок точно не будет.

На этот раз я вынырнула из сна достаточно, чтобы узнать обладателя этого голоса. Приоткрыв глаза и щурясь спросонья от яркого света костра, я подозрительно поинтересовалась у Сева:

— Тогда что тебе нужно? Если ты за рубашкой, то она еще не…

Оборотень усмехнулся.

— Знаю. Забудь о ней. Идем, я хочу тебе кое-что показать.

Последняя фраза показалась мне до боли знакомой. Я негромко застонала.

— Нет, ты мне все-таки снишься… Просто повторяющийся кошмар какой-то. Только вместо Грейна будешь ты, вместо яблок персики, а вместо пня, наверное, взбесившаяся болотная кочка.

Оборотень удивленно посмотрел на меня, но потом пожал плечами и убрал руку.

— Вообще-то я хотел показать тебе сильфов, но если ты настаиваешь на своем варианте…

— Кого-кого показать?! — удивилась я, снова выныривая на поверхность сна.

— Сильфов, — пряча улыбку, снова повторил Сев. — Могу поспорить, что в Элдаре ты такого точно не видела.

Это уж верно. На самом деле, увидеть воздушных элементалей хотя бы раз в жизни — большая удача. Они обитают высоко в небе, там, где формируются облака, и крайне редко опускаются достаточно близко к земле, чтобы их можно было заметить невооруженным глазом. В Элдаре бытовало поверье, что того, кому довелось увидеть сильфа своими глазами, в жизни ждет большое счастье. Правда, в чем именно это счастье заключается, слухи, как обычно, деликатно умалчивали.

— Пойдем, — решительно сказала я, выбираясь из-под одеяла.

У костра по-прежнему сидел теперь уже откровенно клюющий носом Грейн.

— Через полчаса разбудишь Хирата, — негромко распорядился Сев, обращаясь к нему. Грейн молча кивнул, видимо, наполовину пребывая в объятиях дремоты.

— Мы надолго? — удивилась я.

Оборотень снова загадочно улыбнулся.

— Сама увидишь.

С этими словами он взял меня за руку и решительно увлек за собой в сторону деревьев, в направлении, прямо противоположном нашему с Грейном давешнему маршруту.

Вскоре, порядком углубившись в густые заросли, мы очутились в самом сердце настоящей лесной чащи. Отсюда плеска реки было совсем не слышно. Здесь было тихо и темно, пахло хвоей, смолой и прелыми листьями. Свет звезд сюда не проникал, и мрак плотно окутал нас черной шелковой шалью, лишая зрения и взамен обостряя слух.

Споткнувшись в очередной раз о древесный корень и не упав только благодаря предупредительно подхватившему меня оборотню, я сделала было попытку вызвать световой импульс, однако Сев тут же безжалостно пресек ее, ловко поймав разгорающуюся искру в ладонь.

— Не надо. Пусть глаза привыкают к темноте.

И действительно, скоро я обнаружила, что мрак уже не кажется мне таким уж беспросветно-черным. Сперва в темноте проступили слабо светящиеся серебристые звездочки зорецвета, покачивающиеся на тонких стебельках между древесных корней. Потом, ориентируясь по ним, я начала различать отдельные стволы деревьев. По мере продвижения глаза выхватывали из темноты все больше и больше деталей. Вскоре я уже различала не только отдельные ветви, но даже листья на них. И только теперь сообразила, что дело вовсе не в привыкании к темноте. На самом деле, причина была в призрачном бледно-голубом сиянии, которым, казалось, был пронизан сам воздух.

— Сев!..

— Тсс-с, — оборотень, чье лицо я уже различала без труда, предостерегающе приложил палец к губам. — Просто смотри. И слушай.

Я послушно притихла.

Призрачный голубовато-белый свет струился меж ветвей и листьев, мягко обтекая их темные силуэты, и казалось, будто мы движемся сквозь причудливое воздушное серебристое кружево. Кроме того, слабый звук, до сих пор трепещущий где-то на пределе слышимости, усилился, и теперь все больше походил на тихий перезвон множества хрустальных колокольчиков. По мере нашего продвижения вперед и свечение, и звон становились сильнее. Наконец, Сев остановился прямо перед густыми зарослями, подсвеченными с противоположной стороны все тем же удивительным светом, осторожно раздвинул ветви и молча поманил меня к себе.

Я придвинулась ближе и тоже заглянула в просвет.

По ту сторону зарослей взгляду открывалась укромная лесная поляна. Небольшая, округлая, она вся была залита этим странным мистическим сиянием — мягким, неярким и, вместе с тем, не оставляющим в темноте ни единого листа и ни единой травинки.

Источник же света и звука находился прямо в самом центре этой поляны. Казалось, над травой клубится плотный мерцающий бледно-голубой туман — невесомое облако, поминутно меняющее очертания и тонко, мелодично звенящее. Словно мириады крошечных серебряных колокольчиков вызванивали причудливую переливчатую мелодию.

Сев легонько сжал пальцами мое плечо и одними губами повторил:

— Слушай…

Я покорно прислушалась.

И тут же обнаружила, что различаю в трепещущем звоне отдельные слова. Словно множество тонких голосов хором выводили напевный затейливый мотив: