Лодка шла через озеро, отражавшее свет звезд. Слышен был только равномерный плеск весел да сухой, изматывающий кашель Рейстлина. Тассельхоф откупорил бурдючок с вином, который Флинт, несмотря ни на что, все-таки ухитрился не потерять. Теперь Тас пытался заставить озябшего, трясущегося гнома отпить хоть немного. Тщетно: Флинт, скрючившийся на дне лодки, неподвижным взором смотрел на волны и содрогался всем телом.

Золотая Луна зябко куталась в меховой плащ. По обычаю своего племени, она была одета в штаны из тонкой оленьей замши, юбочку с бахромой, куртку, подпоясанную ремнем, и мягкие кожаные сапоги. Когда Карамон бросил Флинта в лодку, ее окатило водой: мокрая замша прилипла к телу. Золотая Луна озябла и стала дрожать.

– Возьми мой плащ, – сказал Речной Ветер и начал стаскивать с плеч тяжелую медвежью шкуру.

– Не надо, – Золотая Луна отрицательно мотнула головой. – Ты только что перенес жестокую лихорадку, а я… ты же знаешь, что я никогда не болею. Но если ты, воин, обнимешь меня… – тут она подняла глаза и улыбнулась ему, -…то нам обоим станет теплее.

Речной Ветер притянул ее к себе и шепотом поддразнил:

– Это твой царский приказ, Дочь Вождя?

– Конечно. – Золотая Луна прижалась к его широкой груди и счастливо вздохнула. Посмотрела в звездное небо… и застыла, задохнувшись от волнения.

– Что такое? – спросил Речной Ветер и тоже вскинул голову к небу.

Другие беглецы не поняли их разговора. Но все слышали, как ахнула Золотая Луна, и видели, как что-то в небе приковало взгляды этих двоих.

Приподнявшийся Рейстлин откинул капюшон, но тут же закашлялся. Когда приступ миновал, он обшарил небо пристальным взглядом. И тоже замер, а глаза его изумленно округлились. Протянув костлявую руку, он схватил Таниса за плечо и так вцепился в него, что полуэльф едва удержался, чтобы не вырваться.

– Танис… – с трудом дыша, прохрипел Рейстлин. – Созвездия…

– Что – созвездия? – спросил Танис, не на шутку испуганный внезапной бледностью, покрывшей металлически-желтое лицо мага, и лихорадочным блеском его глаз. – Что такое?

– Их… нет! – просипел Рейстлин, и новый приступ кашля согнул его в дугу. Карамон обнял его за плечи, ни дать ни взять опасаясь, как бы тщедушный брат не рассыпался на кусочки. Отдышавшись, Рейстлин утер губы ладонью, и Танис увидел на его пальцах темную кровь.

– Созвездия, – сказал Рейстлин. – Одно, называемое Владычицей Тьмы, и второе, известное под именем Доблестного Воина… Оба исчезли! Она явилась на Кринн, Танис, и он сошел биться с нею. Самые скверные слухи, которые доходили до нас, подтвердились… Война, смерть, разрушения… – Очередной приступ кашля заставил его умолкнуть.

Карамон снова обнял его.

– Ну, ну, Рейст, – сказал он, пытаясь успокоить брата. – И что ты так расстраиваешься? Это же только звезды…

– Только звезды, – повторил Танис. Голос его прозвучал безжизненно.

Стурм снова стал грести, сильными взмахами гоня лодку к противоположному берегу.

Холодный ветер все сильней морщил озерную гладь. С севера надвигались тяжелые тучи. Они постепенно закрывали зияющие черные дыры, оставленные упавшими звездами. Пошел дождь. Беглецы нахохлились, прикрываясь плащами. Карамон присоединился к Стурму на веслах. Богатырь все пытался заговорить со Стурмом, но тот не отвечал ему и греб в мрачном молчании, лишь изредка бормоча что-то по-соламнийски себе в усы.

– Стурм! Вон туда, налево, между теми утесами! – окликнул Танис, указывая рукой.

Стурм и Карамон гребли, не жалея сил. Завеса дождя то и дело скрывала приметные скалы: был миг, когда друзья всерьез решили, что заблудились в ночи, но потом скалы вновь проглянули впереди. Стурм с Карамоном развернули суденышко, и Танис, выпрыгнув в воду, подтащил его к берегу. Дождь уже не моросил, а лил как из ведра. Мокрые, продрогшие, беглецы выбрались из лодки, причем гнома пришлось нести – на Флинта напал от страха столбняк. Речной Ветер и Карамон спрятали лодку в густых прибрежных кустах, а Танис повел остальных по крутой каменистой тропе к небольшому отверстию, зиявшему на поверхности утеса.

Золотая Луна с немалым сомнением смотрела на открывшуюся дыру. С виду это была всего лишь крупная трещина в камне. Однако внутри оказалось достаточно места, чтобы все могли улечься и вытянуть ноги.

– Замечательный домик, – оглядевшись кругом, сказал Тассельхоф. – Вот только мебели маловато!

– Для ночлега сгодится, – ответил Танис и усмехнулся: – Даже наш гном, я думаю, не станет жаловаться на отсутствие мебели. А закапризничает – вынесем его наружу и уложим спать в лодке!

Тас расплылся в ответной улыбке. До чего все же здорово, что Танис стал прежним. Старый друг уже было начал казаться кендеру необычно задумчивым и вялым; стоило, однако, тронуться в путь, и у полуэльфа, совсем как в былые дни, снова заблестели глаза. Танис вновь был вождем, вновь возлагал на себя привычные обязанности. Приключение оказалось как раз тем, что помогло ему отвлечься от своих проблем… каковы бы они ни были. Что до самого кендера – он неизменно радовался приключениям, а внутренняя смута, раздиравшая душу Таниса, всегда была превыше его разумения.

Карамон на руках вынес брата из лодки и с бесконечной заботой устроил его на сухом теплом песке. Речной Ветер тем временем развел огонь: сырое дерево шипело и дымило, но потом все-таки разгорелось. Дым поднимаются к потолку пещеры, уходя наружу сквозь трещину Варвар загородил вход валежником и ветвями кустов, чтобы внутрь не попадал дождь, а снаружи не был виден костер.

«Как будто всегда здесь был, – сказал себе Танис, наблюдая за тем, как трудился житель Равнин. – Почти как один из нас…» Вздохнув, полуэльф занялся Рейстлином. Опустившись подле него на колени, Танис с беспокойством пригляделся к молодому волшебнику. Бледное лицо Рейстлина в отсветах пламени живо напоминало ему тот день, когда они с Флинтом и Карамоном едва вырвали Рейстлина из рук озлобленной толпы, собравшейся было сжечь мага на костре. Рейстлин пытался разоблачить жреца-шарлатана, вымогавшего у крестьян последние медяки: однако ярость деревенского люда обрушилась не на жреца, а на самого разоблачителя. Людям, как объяснил Флинту Танис, хотелось верить хотя бы во что-то…

Обеспокоенный Карамон укрыл брата своим теплым плащом. Тщедушное тело Рейстлина без конца сотрясал раздирающий кашель, изо рта текла кровь, глаза горели нездоровым, лихорадочным блеском. Золотая Луна опустилась подле него на колени, протягивая кружку вина.

– Может быть, выпьешь? – спросила она заботливо.

Рейстлин покачал головой, хотел что-то сказать, но тут же закашлялся и оттолкнул ее руку. Золотая Луна подняла глаза на Таниса и нерешительно спросила:

– Как ты думаешь, мой посох?..

– Нет! – с трудом выдохнул Рейстлин. Движением руки он поманил к себе Таниса, но, даже сидя с ним рядом, тот едва разбирал его шепот: маг задыхался, хватая ртом воздух, кашель то и дело обрывал его на полуслове.

– Посох не исцелит меня, Танис, – прохрипел Рейстлин. – Не тратьте на меня его силу… На нем… благословение… Но и его возможности не беспредельны. Я принес свое тело… в жертву… получив взамен свою магию. Это – навсегда. Мне уже ничто не поможет…

Он умолк, глаза его закрылись.

Вихрь ворвался в пещеру, раздувая пламя костра. Это Стурм оттащил в сторону валежник и то ли ввел, то ли внес внутрь Флинта, едва переставлявшего нетвердые ноги. Оба были мокры, хоть отжимай. Танис видел, что Стурм рад был избавиться от своего подопечного, рухнувшего возле огня. Похоже, рыцарь был возмущен гномом… да и всеми прочими. Стурм любил порядок и дисциплину, а здесь их не было и в помине. Не говоря уж о звездах, пропавших с небес, – неслыханное нарушение извечного порядка вещей. Наверняка оно глубоко потрясло рыцаря Танис с тревогой отметил про себя признаки мрачного отчаяния, которые, как он знал, временами накатывали на Стурма.