– Это еще что такое? – спросил тот подозрительно, разглядывая шлем при свете посоха Рейстлина. Шлем выглядел очень древним – отличное изделие умелого мастера. Любовно погладив его. Флинт решил, что мастер этот, вне всякого сомнения, был гномом. Шлем венчал длинный волосяной султан. Флинт швырнул на пол драконидский шлем, который по необходимости носил, и водрузил новоприобретенный себе на голову. Шлем сидел как влитой. Флинт снова снял его, любуясь великолепной работой. Танис наблюдал за ним с невольной улыбкой.

– Конский волос, – сказал он, тронув пальцем султан.

– Ну уж нет! – возмутился гном. Наморщив нос, он принюхался, но не чихнул. И торжествующе объявил: – Это волос из гривы грифона!

– Грифона!.. – во все горло расхохотался Карамон. И фыркнул: – Милый мой, да грифонов на Кринне примерно столько же, сколько…

– Драконов, – невозмутимо подсказал Рейстлин.

На этом разговор прекратился.

– Надо бы нам поспать, – прокашлявшись, сказал Стурм. – Моя стража – первая.

– Этой ночью нам не понадобится сторожить, – негромко проговорила Золотая Луна, сидевшая подле Речного Ветра. Варвар, испытавший встречу со смертью, со времени своего чудесного воскрешения все больше молчал, лишь долго смотрел на статую Мишакаль, узнавая в ней ту самую женщину, облаченную в голубой свет, что некогда вручила ему жезл. Говорить об этом, впрочем, он так и не пожелал.

– Здесь мы в безопасности, – глядя на изваяние, повторила Золотая Луна.

Карамон поднял брови; Стурм, нахмурившись, погладил усы, У обоих хватило такта промолчать, не подвергая сомнению веру Золотой Луны, но Танис знал – ни тот, ни другой не успокоятся, пока не будет назначена стража. Между тем до рассвета оставалось всего несколько часов и всем следовало поспать хоть немного. Рейстлин уже дремал, выбрав уголок потемнее и закутавшись в свои одеяния.

– По-моему, Золотая Луна права, – сказал Тассельхоф. – Давайте доверимся древним Богам, которых мы, кажется, и впрямь повстречали!

– Ни эльфы, ни гномы, чтобы ты знал, не утрачивали истинной веры, – рассердился Флинт. – Не понимаю: о чем вообще речь? Наш Реоркс – один из древних Богов. Мы ему поклонялись еще до Катаклизма, да и теперь поклоняемся…

– Поклонялись? – спросил Танис. – Ой ли? Может, просто призывали его в отчаянии, когда твой народ был изгнан из Королевства под Горой? Ну-ну, только не злись! – Танис примирительно вскинул руку, видя, как налилось бурой кровью лицо старого гнома. – Эльфы вели себя не лучше. Мы тоже взывали к Богам, когда была разорена наша родина… Мы знаем о Богах и храним эту память… как хранят память о мертвых. Эльфийские жрецы, как и жрецы-гномы, давно перевелись. Я помню имя Мишакаль-Целительницы. В детстве я слышал немало древних сказаний о ней. Я помню легенды о драконах… детские сказки, как выразился бы наш Рейстлин… Мне порой кажется, что наше детство вернулось нас мучить… а может быть, и спасти… откуда мне знать? Сегодня я видел два чуда: первое – злое, второе – доброе. Так что либо я сошел с ума, либо должен уверовать и в одно, и в другое. И все-таки, – полуэльф вздохнул, – я считаю, что караульные необходимы. Прости, госпожа. Хотел бы я веровать, как веруешь ты…

Стурм должен был сторожить первым. Остальные завернулись в одеяла и улеглись на полу. Рыцарь обходил залитый лунным светом храм, заглядывая в каждую комнату, – больше в силу привычки, ибо все было на редкость спокойно. Он слышал свирепое завывание холодного ветра, доносившееся снаружи; внутри, однако, было удивительно тепло и уютно… тепло и уютно…

Сидя у подножия статуи, Стурм ощутил, как по всему телу разлился блаженный покой. Вздрогнув, он выпрямился и с огорчением понял, что едва не заснул на посту. Какой срам!.. Крепко выругав себя за недопустимую слабость, рыцарь решил в наказание непрерывно ходить, не присаживаясь, все два часа своей стражи. Он хотел уже подняться, но что-то остановило его. Он услышал пение – женский голос тихо напевал колыбельную.

Стурм озирался кругом, готовый выхватить меч… потом его пальцы разжались. Он узнал и песню, и голос – это был голос его матери. Они с ней бежали прочь из Соламнии, сопровождаемые одним-единственным преданным слугой… да и тому суждено было погибнуть, так и не достигнув Утехи. А колыбельная без слов, которую пела мать, была даже старше драконов. Мать Стурма прижимала к себе маленького сына, ища в тихой песне избавления от горя и страха…

Веки Стурма сомкнулись. Благословенный сон снизошел на него.

Хрустальный шарик на посохе Рейстлина ярко горел, гоня прочь темноту.

Громкий лязг железа о камень мгновенно взметнул Таниса из глубокого сна. Он так и подскочил, нащупывая меч.

– Ох, прости, – Карамон пристыженно улыбался ему. – Это я нагрудник уронил.

Облегченно переведя дух, Танис зевнул, потянулся и вновь откинулся на одеяло. Вид Карамона, надевавшего с помощью Тассельхофа доспехи, живо напомнил ему о том, что им нынче предстояло. Стурм тоже застегивал на себе латы; Речной Ветер точил найденный меч. Танис заставил себя не думать, чем мог кончиться для них сегодняшний день.

Не думать об этом оказалось весьма трудно; особенно сопротивлялась эльфийская половина его существа. Эльфы почитали жизнь; веруя, что смерть есть просто переход на высший план бытия, они все-таки полагали, что смерть любого живого существа уносит частицу жизни с земного, физического плана. Танису, таким образом, ничего не оставалось, кроме как дать волю человеческой половине своей личности. Ему придется убивать… а может быть, и переживать гибель тех, кто был ему дорог. Как вчера, когда они едва не потеряли Речного Ветра… Полуэльф резко приподнялся и сел, точно пытаясь стряхнуть дурной сон.

– Все уже проснулись? – спросил он, почесывая в бороде.

Подошедший Флинт вручил ему ломоть хлеба и несколько полосок вяленой Оленины.

– Не только проснулись, но уже и позавтракали, – пробурчал гном. – Ты способен проспать Катаклизм, Полуэльф.

Танис безо всякого аппетита принялся жевать оленину. Потом сморщил нос и принюхался:

– Чем это вон… чем это пахнет?

– Наш колдун что-то себе приготовил. – Подсев к Танису, гном вытащил деревяшку и принялся строгать ее так усердно, что полетели стружки: – Бросил в чашку какой-то порошок, развел водой, размешал и выпил, но для начала все кругом провонял. Не знаю и знать не хочу, что он там такое глотает!

Танис полностью согласился с ним, продолжая жевать. Рейстлин усердно штудировал свою книгу заклинаний, вновь и вновь твердя волшебные слова, запечатлевая их в памяти. Невольно Танис подумал: а нет ли у мага какого заклинания против драконов? Много лет назад он слышал великого эльфийского барда, Квивалена Сота, певшего о драконах. Насколько помнилось Танису, лишь величайшие маги способны были противостоять драконам, которые и сами очень даже знали толк в волшебстве… чему все они вчера и стали свидетелями.

Еще раз взглянув на тщедушного юношу, углубившегося в книгу, Танис покачал головой. Быть может, Рейстлин колдовал и впрямь неплохо для своих лет, а уж хитрости и ума ему точно было не занимать. Но драконы… драконы были древними. Они жили на Кринне еще до появления эльфов – старейшей из рас.

Конечно, если сработает план, о котором они говорили вчера вечером, им вовсе не придется встречаться с драконицей. Если им повезет, они просто разыщут логово и выкрадут Диски. План был неплох, думалось Танису, но не исключено, что все их замыслы не стоили выеденного яйца. Отчаяние подкрадывалось, подобно сырому туману…

– Ну что, я готов, – жизнерадостно объявил Карамон. Облачившись в доспехи, богатырь сразу почувствовал себя неизмеримо лучше. Даже история с драконицей словно отодвинулась куда-то. Карамон фальшиво насвистывал старую походную песенку, убирая в мешок заляпанное грязью одеяло. Стурм, успевший тщательно застегнуть на себе латы, сидел в сторонке, закрыв глаза и мысленно совершая какое-то таинство, предписанное рыцарю перед сражением. Танис поднялся на ноги. Ему было зябко. Он прошелся туда и сюда, пытаясь разогнать по жилам кровь и размять онемевшее тело. Эльфы перед боем не исполняли никаких ритуалов – разве только просили прощения за отнятие жизни.