– То ли еще будет, – зловеще прозвучал голос Рейстлина.
Они постепенно приближались к пику, именуемому Око Молитвы. Они хорошо видели его, высоко вознесшийся над лесами. Вершина горы была расколота надвое и чем-то напоминала молитвенно сложенные ладони – откуда, собственно, и название. Дождь наконец перестал; в лесу царила могильная тишина. Друзья начали думать, уж не покинули ли разом этот край все птицы и звери, оставив после себя пустую, жуткую тишину. Всем – кроме, может быть, Тассельхофа – было не по себе, каждый оглядывался через плечо и то и дело хватался за меч.
Стурм настоял на том, чтобы идти последним и охранять тыл маленького отряда. Но боль в голове все усиливалась, и он начал отставать. Перед глазами плавал туман, к горлу подкатывала тошнота. Вскоре Стурм утратил всякое понятие о том, где он находится и что делает Он знал только, что надо идти, переставлять йоги, двигаться вперед, как те живые куклы, о которых рассказывал Тас…
Что там была за история с этими куклами?.. Страдая от боли, Стурм попытался припомнить. Куклы служили волшебнику, который вознамерился похитить кендера и вызвал для этого демона. Чушь, конечно, как и все прочие побасенки Таса… Стурм с трудом переставлял ноги. Такая же чушь, как и россказни того старца в гостинице. О Белом Олене и о древнем Боге – Паладайне. И о Хуме… Стурм стиснул ладонями мучительно пульсировавшие виски, словно пытаясь помешать развалиться расколотой болью голове. Хума…
Все детство Стурма прошло под знаком этих сказаний. Его мать – дочь и жена Соламнийских Рыцарей – других просто не знала. Стурм обратился мыслями к матери: жестокая боль поневоле заставила его вспомнить ее нежную заботу, когда ему случалось пораниться или заболеть… Отец Стурма отослал прочь их обоих, потому что дома его единственному наследнику грозила смертельная опасность от рук тех, кто желал бы навсегда стереть Рыцарство с лица Кринна. Стурм с матерью укрылись в Утехе. Стурм, доброжелательный парнишка, легко сошелся со сверстниками, особенно с одним мальчиком по имени Карамон, – того тоже интересовало все относящееся к воинскому делу. Но гордая мать Стурма не желала знаться с соседями, считая их ниже себя. Вот почему, когда она умирала от лихорадки, рядом с ней не было никого, кроме сына-подростка. Перед смертью она наказала Стурму разыскать отца, если тот был еще жив – в чем Стурм начинал уже про себя сомневаться.
После смерти матери юношу – как и Карамона с Рейстлином – приняли в свою семью Танис и Флинт, и под их началом он вскоре стал опытным воином. Вместе с Тассельхофом, любителем путешествий, а иногда и с Китиарой, прекрасной и сумасбродной воительницей, единоутробной сестрой близнецов, они бродили по всей Абанасинии, сопровождая Флинта, странствующего кузнеца.
А пять лет назад друзья приняли решение попутешествовать врозь и разузнать, насколько правдивы слухи о распространении зла в мире. Расставаясь, все дали обет снова встретиться в гостинице «Последний Приют»…
Стурм тогда отправился на север, в Соламнию, надеясь разыскать там отца и вступить в свои права наследника. Вышло, однако, так, что он еле спасся сам, унеся с собой лишь отцовский меч и доспехи. Путешествие на родину стало мучительным испытанием. Стурм и прежде знал. что в нынешние времена Рыцарей добрым словом поминали не часто; и все же он был потрясен, узнав, сколь глубока была всеобщая к ним нелюбовь.
Когда-то давным-давно Хума, Носитель Света, Соламнийский Рыцарь, отогнал Тьму – так начался Век Силы. Потом разразился Катаклизм, когда Боги – так, во всяком случае, думали люди – отвратили от мира свое лицо. Тогда народ вспомнил Хуму и обратился за помощью к Рыцарям. Но Хумы давно уже не было в живых, и Рыцари следили за ужасом, обрушившимся с неба на Кринн, не в силах что-нибудь сделать. Люди тщетно взывали к ним о помощи… а потом так и не простили Рыцарям их бессилия.
У руин своего родового замка Стурм поклялся, что восстановит честь Рыцарей Соламнии, Хотя бы такая попытка стоила ему жизни…
«Но вот каким образом, – думал он с горечью, – может помочь делу стычка с какими-то жрецами?..» Тропа плыла у него перед глазами. Стурм споткнулся и с трудом удержал равновесие. «Хума сражался с драконами. А с кем дерусь я?..» Стурм поднял глаза: осенние листья сливались в золотистое облако, и рыцарь понял, что вот-вот потеряет сознание…
Внезапно ему словно протерли глаза.
Перед ним высилась гора Око Молитвы: маленький отряд как раз добрался к подножию древнего пика, воздвигнутого еще ледником. Стурм отлично видел тропы, которые вели по его лесистому склону. Их протоптали жители Утехи, любившие устраивать пикники на восточном склоне горы.
Рядом с одной из тропинок стоял белый олень.
Такого великолепного зверя Стурм никогда еще не видал. Олень был громаден – на несколько ладоней выше самого крупного, когда-либо встречавшегося Стурму на охоте. Олень гордо нес голову, и могучие рога поблескивали, словно корона. Темно-карие глаза ярко выделялись в белоснежной шерсти. Олень пристально глядел прямо на Стурма, точно узнавая его… Потом, встряхнув головой, он не спеша поскакал прочь – на юго-запад.
– Постой!.. – хрипло закричал Стурм.
Его друзья испуганно обернулись, выхватывая оружие Таи и с подбежал к рыцарю:
– Что случилось? – Стурм невольным движением поднял руку к больной голове, и Танис виновато добавил: – Прости, Стурм, я не знал, что тебе так плохо… Сейчас мы передохнем, мы ведь у самого подножия Ока Молитвы. Я заберусь наверх и посмотрю…
– Нет! Вон там!.. Видишь? – Рыцарь схватил Таниса за плечо и заставил повернуться: – Олень! Белый Олень!..
– Белый Олень? – Танис непонимающе смотрел туда, куда указывал Стурм. – Где? Я не…
– Вон там, – тихо сказал рыцарь. И шагнул вперед, к благородному животному, которое остановилось и, казалось, поджидало его. Олень кивнул ему головой, увенчанной величественными рогами. Прыгнул прочь… снова остановился, оглядываясь на Стурма… – Он зовет нас за собой! – ахнул Стурм. – Как Хуму!..
Друзья собрались вокруг рыцаря и поглядывали на него кто с глубокой заботой, кто – с открытым недоверием.
– Не вижу никакого оленя, – сказал Речной Ветер Его темные глаза зорко обшаривали чащу. – Ни белого, ни какого-либо другого!
– Рана в голову – это вам не хухры-мухры, – с видом знатока кивнул Карамон. – Слушай, Стурм, давай-ка лучше ляг отдохни…
– Ты бы уж помолчал! – рявкнул на него рыцарь. – У тебя все мозги в брюхе! И хорошо, что тебе не дано видеть оленя: ты бы, чего доброго, застрелил его и поджарил! Говорю вам – мы должны последовать за ним!
– Так бывает после удара в голову… – шепнул Танису Речной Ветер.
– А я в этом не уверен, – сказал Танис. Он молчал некоторое время, затем проговорил с видимой неохотой: – Сам я не видел оленя, но раз уж он одному из нас показался… я последую за ним – как в той сказке, рассказанной стариком… – Его пальцы рассеянно ощупывали колечко из переплетенных листьев плюща, которое он носил на левой руке. Колечко заставило его вспомнить о золотоволосой эльфийке, горько плакавшей, когда он уходил из Квалинести…
У Карамона слегка отвисла челюсть:
– Ты предлагаешь нам последовать за зверем, которого мы даже не видим?
– Ну, это не самое страшное из того, что мы с вами уже отмочили, – насмешливо прошептал Рейстлин. – Кстати, не припоминаете ли? Старик, рассказывавший о Белом Олене, – ведь это он и втравил нас в эту историю…
– Это был наш собственный выбор, – отрезал Танис. – Мы ведь запросто могли выдать жезл Высокому Теократу. Ничего, уж как-нибудь выкрутились бы, не в таких переделках бывали… Вот вам мое слово: надо последовать за Стурмом. По-моему, он избран – точно так же, как Речной Ветер был избран при обретении жезла…
– Но он заманивает нас совсем не туда! – не сдавался Карамон. – Вы что, забыли, что в здешних лесах нет ни единой тропы? Туда никто не ходит!
– А может, это и к лучшему, – неожиданно вмешалась Золотая Луна. – Танис говорит, эти твари наверняка перекрыли каждую тропинку. Значит, и надо идти туда, куда никто не ходит. Я считаю, надо последовать за рыцарем! – И, повернувшись, она пошла следом за Стурмом. Привыкшая ко всеобщему послушанию, она даже не оглянулась. Речной Ветер пожал плечами и, мрачно сдвинув брови, пошел за ней. Остальные двинулись следом.
