— Ну и как? — с гордым вызовом сказала она, невольно выпрямившись и откидывая назад густые пряди.

Шарру нельзя было назвать прекрасной; он предчувствовал это. Слишком неправильные черты, нос чуть длинноват для ее лица, подбородок, хоть и прекрасно очерчен, однако слишком тверд, чтобы его можно было назвать красивым. Но зато яркие губы изящно изогнуты, уголок рта чуть подрагивает в попытке скрыть улыбку, которую выдают глубоко посаженные темные глаза. Девушка медленно приподняла бровь, столь пристальный осмотр явно забавлял ее.

— Ну и как? — повторила она.

— Конечно, ты можешь со мной не согласиться, но я считаю, что ты красавица!

Она снова попыталась высвободить руку и встать, но Джексом был начеку.

— И еще ты, наверное, знаешь, что у тебя просто обворожительный голос.

— Я над ним много работала, — парировала Шарра.

— И не напрасно.

Он сильнее потянул ее за руку, стараясь привлечь поближе к себе. Почему-то ему было очень важно понять, сколько ей лет. Девушка тихо засмеялась, стараясь высвободить пальцы из его крепкой хватки.

— А теперь пусти, Джексом, будь хорошим мальчиком!

— Я не хороший и не мальчик, — тихо, но решительно проговорил он, и сила, прозвучавшая в его голосе, согнала с ее лица выражение добродушной насмешки. Она смерила его долгим внимательным взглядом и едва заметно усмехнулась.

— Да, ты не хороший и не мальчик. Ты — мужчина, который был очень тяжело болен, и моя работа, — она подчеркнула последнее слово, и Джексом неохотно выпустил ее руку, — поставить тебя на ноги, чем раньше, тем лучше.

Джексом откинулся на подушку и лежал, с улыбкой глядя на нее. «А она, пожалуй, почти такого же роста, как я», — подумал он. Ему почему-то понравилась мысль, что стоя они смогут заглянуть друг другу в глаза.

Шарра озадаченно посмотрела на него и, недоумевающе пожав плечами, отвернулась. Подобрав волосы, она уложила их в аккуратный пучок и вышла из комнаты.

Потом ни один из них не вспоминал об этой утренней беседе, но Джексом вскоре обнаружил, что ему стало легче переносить тяготы выздоровления. Он без возражений ел все, что ему подавали, принимал горькие снадобья и старался побольше спать. Однако его постоянно снедала тревога; наконец, не выдержав, он робко спросил Брекку:

— Скажи, когда я лежал без сознания, я не... я хочу сказать...

Молодая женщина понимающе улыбнулась и похлопала его по руке.

— Мы никогда не придаем значения тому, что бормочут в бреду наши пациенты. Иногда они несут совершенно невероятную чушь.

И все же что-то в ее тоне насторожило Джексома. Совершенно невероятную чушь? Значит, он наболтал невесть что. Ладно, предположим, он сказал при Брекке про это несчастное яйцо. Но вдруг его бред слышала Шарра? Ведь она из Южного холда... Можно ли надеяться, что она не приняла всерьез его болтовню об этом проклятом яйце, чтоб ему ни Скорлупы, ни осколков! Джексом не находил себе места. Мысль о том, что тайна раскры-

та, мучила его; он уснул в горестных размышлениях и проснулся, проклиная болезнь и свой длинный язык. Несмотря на это, ему пришлось изображать полнейшую беззаботность, выслушивая отчет Рут'а об утреннем купании с файрами.

«Летит, — вдруг заявил Рут', в голосе его слышалось удивление. — Летит вместе с Д'рамом».

— Кто летит? — не понял Джексом.

— Шарра, ты где? — крикнула Брекка из соседней комнаты. — Гости прибыли! Встреть их на берегу, — она торопливо вошла в комнату Джексома, пригладила одеяло и бросила на юношу внимательный взгляд. — Надеюсь, лицо у тебя чистое? А руки?

— Рут', кто там прилетел? Почему такая суматоха?

«Меня он тоже рад видеть», — удивление в голосе Рут'а сменилось восторгом.

Это замечание насторожило Джексома, и все же появление Лайтола застигло его врасплох. Лицо опекуна под летным шлемом казалось бледным и напряженным. Он не удосужился даже расстегнуть куртку, и теперь его лоб и верхнюю губу покрывали бисеринки пота. Остановившись в дверях, он впился глазами в лицо своего питомца.

Потом резко отвернулся к стене, хрипло откашлялся и начал стягивать шлем, перчатки и тяжелое кожаное одеяние. Когда подошла Брекка, чтобы принять у него летную амуницию, он пробурчал что-то нечленораздельное. Проходя мимо постели Джексома, Брекка так выразительно взглянула на него, что юноша все понял без слов.

«Брекка говорит, что он плачет, — тихо произнес Рут'. — И чтобы ты не подавал вида и не смущал его, — Рут' помолчал. — Еще она говорит, что Лайтол тоже вылечился. Но разве он болел?»

Джексом не успел обдумать это странное замечание, потому что опекун уже^зял себя в руки и повернулся к нему.

— Жарковато после Руата, — сказал Джексом, чтобы как-то нарушить молчание.

— Солнце тебе не повредит, мой мальчик, — одновременно с ним проговорил Лайтол.

— Мне еще не разрешают вставать...

— А гора совсем такая, как ты нарисовал...

И они снова оба заговорили одновременно, перебив друг друга.

Джексом не выдержал и расхохотался, указав Лайтолу на край постели. Все еще смеясь, он схватил опекуна за руку и крепко сжал, словно просил извинения за то, что заставил его так поволноваться. И тут же оказался в его крепких объятиях. Отпустив Джексома, Лайтол похлопал его по плечу, и на глаза юноши навернулись слезы. Опекун всегда заботился о нем, но чем старше становился Джексом, тем чаще задавал он себе вопрос: что связывает с ним Лайтола? Любит ли его этот суровый человек или всего лишь добросовестно выполняет свой долг?

— Я уж боялся, что потеряю тебя...

— Меня, господин мой, не так-то легко потерять.

Джексом почувствовал, как по его лицу расползается глуповатая ухмылка: Лайтол улыбался! Впервые, сколько он его помнил!

— От тебя совсем ничего не осталось — одна кожа да кости, — проворчал управляющий Руата, осматривая своего питомца.

— Это поправимо — мне уже разрешают есть все подряд, — ответил Джексом. — Не хочешь ли чего-нибудь?

— Я прибыл сюда не есть, а повидаться с тобой. И вот что я скажу, юный лорд Джексом: не мешало бы тебе еще поучиться черчению у мастера-кузнеца — деревья, что растут вдоль берега, ты изобразил не очень точно. Хотя гора, должен признать, удалась тебе на славу.

— Я знал, что с деревьями что-то не в порядке... вот почему я решил сюда вернуться. Только потом это начисто вылетело у меня из головы.

— Так я и понял, — хрипло рассмеялся Лайтол.

— Расскажи мне, что нового у нас в Руате, — Джексому почему-то захотелось услышать о тех житейских мелочах, которые, бывало, так утомляли его.

Они беседовали как два старых друга, и с каждой минутой Джексом все больше изумлялся. Только теперь он понял, что все это время его не покидало чувство вины перед Лайтолом — с тех самых пор, как он неожиданно запечатлил Рут'а. Внезапно стена между ними рухнула. Стоило поболеть хотя бы ради этого, решил Джексом, вглядываясь в лицо опекуна. Великая Скорлупа, как он мечтал в детстве хоть раз увидеть его улыбку!

Вошла Брекка, виновато пряча глаза.

— Извини, лорд Лайтол, но Джексом быстро устает.

Управляющий покорно поднялся, с беспокойством глядя на юношу.

— Брекка, неужели после того, как Лайтол проделал такой путь, нам нельзя...

— Ничего, мальчик. Я приеду еще. Не стоит рисковать.

Брекка увидела его улыбку и изумленно подняла брови. Но еще больше она изумилась, когда Лайтол, перед тем как выйти из комнаты, неуклюже обнял своего подопечного.

Она вопросительно посмотрела на юношу, но тот лишь пожал плечами, сделав вид, что в поведении Лайтола нет ничего не-

обычного. Задумчиво покачав головой, Брекка быстро вышла, чтобы проводить гостей до берега.

«Он был очень рад тебя повидать, — заметил Рут'. — Он улыбается».

Джексом улегся и поерзал в постели, устраиваясь поудобнее. Потом, посмеиваясь про себя, закрыл глаза. Все-таки ему удалось вытащить сюда Лайтола, чтобы тот полюбовался этой бесподобной горой!

Лайтол оказался не единственным, кто явился поглядеть на гору, а заодно и на Джексома. На следующий день прибыл лорд Грож и сразу же стал пыхтеть и отдуваться от жары, покрикивая на свою маленькую королеву, чтобы она не возилась в воде среди чужих файров — иначе ему придется возвращаться с мокрым рукавом.