Те же, кто входил в лабиринт с твердым намерением составить его подробную карту, определить число его рядов через X, сосчитать все правые и левые повороты, измерить его широты и долготы, установить величины углов в градусах и радианах, а также вычислить длины всех встретившихся окружностей, обнаруживали, что математика здесь неприменима. Лабиринт-изгородь ускользал от компаса, уворачивался от приложенной линейки, всячески сопротивлялся циркулю и отклонял все попытки его измерить.
Гном, чье имя (во всяком случае, его краткий вариант) было Конундрум, отказывался слушать магов. Каждое утро он отправлялся в лабиринт, убежденный, что именно сегодня ему удастся разрешить эту задачу, именно сегодня он наконец достигнет Цели Всей Жизни и составит подробнейшую и точнейшую карту лабиринта, которую затем сможет продавать туристическим группам.
Заложив одно перо за ухо, а другое вставив между петлями рубашки (отчего казалось, что оно воткнуто ему прямо в грудь), гном рано утром входил в лабиринт и упорно трудился там все светлое время суток. Он подсчитывал свои шаги, измерял угол наклона поверхности в точке А, точно фиксировал место совпадения точки А с точкой Б, обливаясь потоками чернил и пота. В конце дня он покидал лабиринт, сияя от гордости, с торчавшими в волосах и бороде ветками, готовый представить в назидание первому же несчастному, попадавшемуся ему на пути, свою заляпанную чернилами и залитую потом карту.
Возвратившись к себе, он проводил ночь, перерисовывая ее во всех подробностях на огромный лист, стараясь достичь как можно более полного сходства с оригиналом и не пропустить ни единой точки. На следующее утро он, вооружившись этой новой великолепной картой, отправлялся в лабиринт и мгновенно и безнадежно в нем терялся. Примерно к полудню ему удавалось приблизительно сориентироваться в пространстве, что давало ему несколько дневных часов для внесения поправок и уточнений. Эти ежедневные упражнения в картографии продолжались уже около года.
В этот день Конундрум проработал уже примерно половину своего маршрута. Стоя на коленях с линейкой в руке, он измерял угол между двумя дорожками, когда почувствовал, что рядом с ним кто-то есть. Как раз в точке его измерений материализовалась чья-то растопыренная ступня; подняв глаза, гном увидел, что ступня принадлежит довольно небольшой ноге, а посмотрев еще выше, выяснил, что эта нога принадлежит кендеру.
— Извините великодушно, — вежливо начал тот. — Но я немножко заблудился, и не могли бы...
— Заблудился! Заблудился! — восторженно завопил гном и вскочил на ноги, перевернув чернильницу и оставив большое красное пятно на травяной дорожке. Разрыдавшись от счастья, он обнял кендера. — Как любезно с вашей стороны! Я так счастлив! Так счастлив! Вы себе представить не можете!
— Ну, полно вам. — Кендер потрепал гнома по спине. — Все будет хорошо, только не знаю что. У вас есть платок? Вот, возьмите мой. Он, правда, не совсем мой, а скорее Палинов, но не думаю, что он ему сейчас так уж нужен.
— Благодарю, — прочувствованно произнес гном и оглушительно высморкался. Как правило, гномы говорят чрезвычайно быстро, смешивая все слова, громоздя их одно поверх другого в полной уверенности, что, если не умеешь достичь конца предложения относительно быстро, значит, тебе не так уж нужно его достигать. Конундрум же достаточно долго прожил среди людей, чтобы научиться замедлять течение своей речи. Он говорил неторопливо и делая паузы, что заставляло других гномов считать его тугодумом.
— Извините, что я так расчувствовался. — Гном еще раз высморкался. — Видите ли, я уже так долго тружусь над своей картой и отдал ей столько сил, а еще никто ни разу здесь не потерялся... — Он опять разрыдался.
— Рад, что смог оказаться вам полезным, — озадаченно ответил Тас. — Теперь, раз уж я заблудился, не могли бы вы показать мне выход из лабиринта? Я, видите ли, прибыл сюда при посредстве магии. — Кендер был так горд этим обстоятельством, что повторил фразу еще раз, дабы убедиться, что гном сумел оценить его по достоинству. — Да, так вот, я прибыл сюда при посредстве магических сил, которые так ужасно загадочны и совершенно секретны, что я даже вам не могу о них рассказать подробно. И по очень важному делу. Я разыскиваю Золотую Луну. И у меня такое чувство, что она должна быть где-то здесь, потому что я старался как можно лучше ее себе представить, когда упомянутые магические силы начали действовать. Между прочим, меня зовут Тассельхоф Непоседа.
— Конундрум Солитер, к вашим услугам, — представился гном, и они обменялись рукопожатием, после чего Тас окончательно загубил платок Палина, принявшись оттирать им чернила с пальцев. — Я с радостью укажу вам путь из лабиринта, — пылко предложил гном. — Я, знаете ли, как раз закончил составление карты.
Гордо, широким жестом руки, гном представил карту на обозрение Таса. Нарисованная на огромном листе пергамента, она лежала на земле, закрывая всю тропинку между двумя рядами изгороди и даже поднимаясь по ее краям. Она была значительно больше самого гнома, который, как назло, был довольно мелковат. У него были мутные глазки, неуверенная улыбка, личико орехового цвета и длинная клочковатая борода, которая, возможно, некогда и была белой, но теперь приобрела странный красноватый оттенок вследствие того, что гном постоянно елозил ею по свежим красным чернилам, разрисовывая карту.
В данный момент карта была почти закончена, на ней были нанесены все оси, крестики и стрелки с надписями «сюда не входить» и «поворачивать налево здесь», сделанными на Общем. Тассельхоф, опустив глаза и глядя себе под ноги, растерянно разглядывал ее. Но когда он наконец оторвал от нее взгляд, прямо перед ним оказался просвет, обозначавший выход из лабиринта. Изгородь прерывалась, и видно было, как сверкает солнце на нескольких прекрасных стеклянных куполах, превращая их в радужные полушария. Два золотых дракона застыли, образуя огромную стрельчатую арку. Вся земля была покрыта травой и цветами. Люди в белых одеяниях неторопливо прогуливались, негромко обсуждая что-то.
— О, так вот он, выход! — радостно закричал Тас. — Но все равно, огромное вам спасибо!
Гном глянул сначала на свою карту, потом на то, что, несомненно, было выходом из лабиринта.
— К черту, — произнес он и принялся топтать карту ногами.
— Ой, что вы, что вы, — принялся успокаивать его Тас, чувствуя себя немножко виноватым. — Такая чудесная карта!
— Ха! — И Конундрум несколько раз подпрыгнул на ней.
— Извините, но мне пора идти. — Тас стал бочком продвигаться к выходу. — Как только мне удастся поговорить с Золотой Луной, я непременно вернусь и постараюсь опять немножко потеряться, если вам это поможет.
— Бах! — выкрикнул гном и ударом ноги отправил чернильницу прямо в изгородь.
Последнее, что видел Тас, — это то, как гном тщательнейшим образом измерял собственную ступню, с тем чтобы как можно точнее установить расстояние между первым и вторым поворотами.
Тасу пришлось пройти порядочное расстояние, и лабиринт почти скрылся из виду, когда он подошел к чудесному хрустальному зданию. Тут он услышал за спиной чьи-то шаги и почувствовал на своем плече руку.
— У вас есть какое-нибудь дело в Цитадели Света, кендер? — спросили его на Общем.
— Где-где? — переспросил Тас. — А, в Цитадели? Конечно есть!
Слишком привыкший ощущать тяжелую длань закона на плече, чтобы этому удивляться, Тас оглянулся и увидел высокую молодую женщину, в серебристой кольчуге и таком же шлеме, блестевших на солнце. Длинный табард [Табард — накидка, которую носили рыцари поверх доспехов.], накинутый поверх кольчуги, был украшен символом солнца, на серебряной перевязи, обвивавшей талию, висел меч.
— Я пришел, чтобы повидать Золотую Луну, госпожа, — вежливо объяснил Тассельхоф. — У меня к ней срочное дело. Очень срочное. Если вы будете так добры и покажете мне, где...
— Что у вас тут, охранник? — раздался другой голос. — Какие-нибудь проблемы?
Тассельхоф повернул голову и увидел другую женщину, на этот раз облаченную в доспехи Соламнийского Рыцаря. Двое других соламнийцев подошли к кендеру вместе с ней.