Если кто-то и пережил драконов, пиратов и прочие несчастья, так это самая развитая городская структура – его бюрократический аппарат. Во главе с Его Светлостью чиновники Устричного могли противостоять сотне драконов и тысячам пиратов, при любых печальных обстоятельствах и невзгодах они оставались несокрушимым бастионом. Даже минотавры оставили в покое армию клерков, инспекторов и, конечно, сборщиков податей из страха полностью обескровить систему городского управления.

Со шкатулкой в руке и гномом-механиком на буксире Эджер стал продираться сквозь ряды бюрократии. Едва бывший (как он надеялся) сборщик налогов убедил мелких клерков вылезти из-за столов, куда они попрятались при виде гнома, мелодия шкатулки очаровала их. Тогда младшие сочли возможным представить Эджера Нанса вниманию своих старших клерков, а те, в свою очередь, препроводили его к управляющим отделом, а те передали младшим членам Совета, которые направили к более влиятельным членам и наконец, предоставили возможность презентации перед Лордом Тоэдом и его Тайным Советом.

Особняк Правителя, место заседаний городских властей и Совета Лордов. За последние сто лет раз десять подвергался перестройке, причем изменения, как правило, носили хаотичный характер. В результате переделок здание расползалось в разные стороны, и теперь это был уже не один дом, а дюжина соперничающих между собой построек, стремившихся поглотить соседей и представлявших нагромождение самых противоречивых архитектурных стилей. У каждого входа стоял стражник-минотавр.

Приемный зал Правителя располагался на первом этаже большого здания в центре пересекающихся построек, его пол был выложен привезенным издалека черным гранитом с золотыми прожилками. В зале имелся помост из черного камня, а на него был водружен трон из редкого черного янтаря. По одну сторону от трона виднелась худощавая, почти скелетообразная фигура казначея. По другую сторону, в огромном деревянном кресле, почти таком же массивном, как и трон, развалилась необъятная туша минотавра в боевых доспехах, взиравшего на людей и гнома-механика злобными красными глазками. В центре, на троне, восседал сам Лорд-Правитель Устричного Тоэд.

Беспристрастный взгляд Эджера воспринимал Тоэда как древнее человекоподобное существо, которое когда-то было хобгоблином, но прожило дольше, чем можно было ожидать от представителя этой расы. О смерти Лорда Тоэда, насколько было известно Нансу, только за последние пять лет объявлялось не меньше десятка раз, но в каждом случае морщинистый хобгоблин восставал из мертвых и устраивал расправу над каждым, кто осмеливался ему не угодить. Ходили слухи, что Боги Добра не хотели брать его к себе, а Боги Зла боялись, что он захватит власть. И в итоге он стал фактически бессмертным.

Но даже могущественный Тоэд был вынужден смириться с реальностью. Устричный пришел в упадок, и, когда пират Раэджа предложил свою «защиту», Совет Лордов принял его предложение. В результате пираты заменили стражников, шпионы Раэджи надзирали за чиновниками, а сам минотавр сидел на расстоянии вытянутой руки от Лорда Тоэда. При всем своем бессмертии Правитель Устричного оказался на коротком поводке.

К тому времени, когда Эджер добрался до приемного зала Правителя, он многое узнал о народе Манифью. Их клан объединял около трех сотен гномов-механиков, в настоящее время живущих на юге, в опасной близости от земель некоего некроманта, и желающих переселиться на север. Часть этой группы уже добралась до горы Небеспокойсь, но они продолжали двигаться на восток в надежде отыскать поселение людей, которые не так много встречались с гномами, чтобы относиться к ним с подозрением.

Еще Эджер наслушался рассказов об изделиях и изобретениях механиков, а также ознакомился с содержимым кофров Манифью. Музыкальные шкатулки по своим размерам оказались самыми удобными для перевозки, но в кофрах имелись уменьшенные в несколько раз модели остальных изделий. В основном это были затейливо украшенные предметы для воспроизведения музыки, отпечатывания рисунков, прядения ниток и изготовления материи с недостижимой для людей скоростью. Некоторые музыкальные машины приводились в действие паром от небольших котлов, но всякая опасность взрывов исключалась – в своем докладе Эджер особо обратил на это внимание.

Манифью рассказал, что его сородичи не любят взрывчатых веществ. У них были очень чувствительные уши, и взрывы вызывали слишком болезненные ощущения. Именно поэтому они никогда не могли ужиться с остальными.

Родственники Манифью также были искусны в изготовлении всевозможных ящиков и бочонков. Этому ремеслу они научились во время странствий – для транспортировки наиболее деликатных изделий по неровным дорогам. В трудные времена гномы могли бы зарабатывать и изготовлением тары, спрос на которую в портовом городе никогда не падал.

Но вопрос решили музыкальные инструменты. Прекрасные шкатулки никогда не выходили из моды, и Эджер абсолютно правильно предположил, что эти устройства реагируют на посторонние звуки, Манифью сказал что-то насчет эмбиентного резонанса и конвергенции гармонии, но, по мнению Нанса, все это относилось к гномьим сказкам.

За то время, пока Эджер пробирался по бюрократическому лабиринту, он убедился, что и действующие модели больших инструментов, имеющиеся в кофрах гнома, не менее интересны. Среди диковинок имелась и традиционная арфа со струнами из обвитых бронзовой проволокой китовых кишок, но гномы по-своему переделали каркас инструмента и поставили ряды клавишей из змеиных клыков. При нажатии одной из клавиш мягко затрагивалась определенная струна. Инструмент, производящий легкие, игривые звуки, назвали клавесином. В следующей за ним версии вместо пощипывания по струнам наносились легкие удары, и этому инструменту гномы дали название клавикорды. И, наконец, Манифью лично усовершенствовал, приспособление, обернув молоточки мягким фетром и добавив обернутые фетром блоки для прекращения вибрации струн, отчего получались короткие пронзительные звуки. По своим гномьим обычаям он дал новому инструменту название «Громко-Тихо», что для человеческого уха звучало как «фортепьяно».

Именно музыку фортепьяно Эджер и продемонстрировал Лорду Тоэду (в присутствии Раэджи Пурпурного Паруса). Казалось, сморщенному хобгоблину понравились негромкие звуки, производимые устройством, похожим на обычный ящик. Манифью стал объяснять, что тональность фортепьяно определяется пружиной, навитой определенным образом и вставленной в стенку корпуса, но Лорд Тоэд жестом заставил его замолчать.

Мелодия, поначалу тихая и спокойная, быстро достигла крещендо, а затем снова замедлилась. Тоэд одобрительно захлопал своими чешуйчатыми лапами, и фортепьяно, подхватив ритм аплодисментов, ускорило темп мелодии. Лорд-Правитель Устричного рассмеялся, и инструмент ответил россыпью звенящих коротких нот верхнего регистра. Минотавр недовольно рыкнул, и фортепьяно перешло на минорный лад. Следующие пять минут Лорд Тоэд издавал сиплые вопли, в которых Эджер только гораздо позже распознал пение, а инструмент сопровождал их мелодией, полностью поддерживая ритм и тональность.

Тощий, жердеподобный казначей, как заметил Нанс, одобрительно притоптывал ногой в такт музыке, но достаточно тихо, чтобы не привлекать к себе внимания. Минотавр в кроваво-красных доспехах молча хмурился и старался не производить никаких звуков, явно опасаясь, что музыкальный ящик начнет его передразнивать.

Эджер прислушался к музыке и снова поддался ее очарованию. Инструмент мог реагировать на любой шум, но основная мелодия оставалась неизменной. Позже он часто пытался воспроизвести ее по памяти, но каждый раз его постигала неудача.

Когда мелодия закончилась, сморщенное существо на троне еще немного похлопало в знак одобрения, а затем произнесло цепочку приглушенных невнятных слов – это был какой-то хриплый бессмысленный шепот. Казначей наклонился, чтобы не пропустить ни звука, кивнул и обернулся к человеку и гному-механику.

– Его Светлость, – провозгласил он очевидный факт, – очень доволен.