— Клади сюда, — велел Рейстлин.

— Что? — разинул рот Карамон, сравнивая взглядом огромный, неподъемно тяжелый шар и маленький мешочек в хилых руках мага. — Да ты что, Рейст! Он же туда не влезет! Кокнем, и все!

Золотые глаза Рейстлина свирепо сверкнули в гаснущем свете дня, и великан замолчал.

— Погоди! Постой, Карамон!.. — Танис прыгнул вперед, но опоздал: на сей раз Карамон послушался. Медленно-медленно, продолжая глядеть брату в глаза, Карамон разжал руки, выпуская Око… и Око исчезло!

— Где? Куда оно… — Танис подозрительно уставился на мага.

— Вот сюда, — ответил тот преспокойно и поднял мешочек для всеобщего обозрения. — Убедись сам, если не веришь.

Танис заглянул в мешочек… Око лежало там, внутри, и не могло быть никакого сомнения в том, что это было именно оно. Все так же клубился в нем переливчатый зеленый туман, как если бы Око жило своей особенной жизнью. Уменьшилось, понял он потрясенно. Но стоило приглядеться, и начинало казаться, что Око-то осталось прежним — это он, Танис, внезапно стал великаном!..

Содрогнувшись, Полуэльф отступил прочь, и Рейстлин затянул тесемку, плотно закрывая мешочек. Потом, окинув спутников недоверчивым взглядом, спрятал Око в один из бесчисленных потайных внутренних кармашков своих одежд. И хотел уже идти прочь, но Танис остановил его.

— Мы никогда уже не сможем относиться друг к другу по-прежнему, верно? — тихо сказал Полуэльф.

Рейстлин повернулся к нему, и на какой-то миг в золотых глазах промелькнуло сожаление о непоправимо утраченном, тоска по доверию и дружбе, связывавших их в юности.

— Верно, — прошептал Рейстлин. — Это цена, которую мне пришлось заплатить…

Он закашлялся.

— Заплатить? Кому, за что?..

— Лучше не спрашивай, Полуэльф… — Кашель заставил его ссутулиться. Карамон обнял брата могучей рукой, и тот беспомощно прислонился к железному плечу близнеца. Когда приступ миновал, Рейстлин вновь поднял глаза: — Я не могу ответить тебе, Танис. Я и сам не знаю ответа…

И, опустив голову, он позволил Карамону увести себя в сторонку и уложить — перед дальней дорогой ему требовался отдых.

— Прошу тебя, подумай как следует, — сказал Танис Эльхане. — Мы с радостью помогли бы тебе совершить для твоего отца погребальный обряд. Один день для нас не имеет никакого значения…

Они стояли у порога Звездной Башни: Эльхана вышла их проводить.

— Пожалуйста, позволь нам, — поддержала Таниса Золотая Луна. — Насколько я поняла со слов Таниса, обряды наших народов в определенной степени схожи. Я ведь была жрицей своего племени и присутствовала при заворачивании тел в бальзамические покрывала, которые…

— Благодарю вас, друзья, — твердо покачала головой Эльхана. — Согласно воле отца, я должна совершить это одна.

Она слегка кривила душой, но что делать; Эльхана знала, как потрясла бы их самая мысль о том, чтобы предать тело земле — обычай, которого придерживались лишь гоблины и некоторые другие нечистые твари. Она и сама с ужасом думала о том, что ей предстояло. Ее взгляд невольно обратился к искореженному, застывшему в муках дереву, под которым найдет последнее пристанище ее отец. Дерево показалось ей похожим на жуткого, отвратительного стервятника. Она поспешно отвела глаза, голос ее дрогнул:

— Его усыпальница… давно приготовлена, да и я имею некоторый опыт в подобных делах. Пожалуйста, не беспокойтесь.

Танис хорошо видел страдание в ее глазах. Но и не уважить ее просьбы было нельзя.

— Мы понимаем, — тихо сказала Золотая Луна. И, поддавшись внезапному порыву, женщина из варварского племени кве-шу обняла эльфийскую принцессу, словно та была маленькой девочкой, заблудившейся и испуганной. Эльхана сперва так и застыла. Но потом оттаяла, согретая милосердием и состраданием, исходившим от Золотой Луны.

— Мир тебе, — шепнула Золотая Луна, бережно отводя рукой темные локоны, упавшие Эльхане на лицо. И отошла.

— А что ты будешь делать после того, как похоронишь отца? — спросил Танис, оставшись наедине с Эльханой на ступенях Башни.

— Вернусь к своему народу, — отвечала она. — Я вызову грифонов — ведь зло изгнано из нашей страны, — и они отнесут меня на Эргот. Мы сделаем, что сможем, для победы над тьмой. А потом вернемся сюда, на свою родину.

Танис еще раз обвел взглядом Сильванести… Даже днем здесь у кого угодно встали бы волосы дыбом от страха, а уж по ночам…

— Я знаю, — сказала Эльхана, отвечая на его невысказанную мысль. — Это станет нашим покаянием.

Танис поднял брови: он знал, какая борьба ей предстояла, если она в самом деле собиралась убедить свой народ возвратиться в родные места. Но лицо Эльханы дышало такой уверенностью в своей правоте, что он задумался и решил: а что, может быть, она и сумеет…

Он улыбнулся и сказал ей:

— Если выберешь время, приезжай на Санкрист. Рыцари, я уверен, восприняли бы такой визит как величайшую честь. В особенности один из них…

Бледные щеки Эльханы ярко зарделись.

— Возможно, — почти прошептала она. — Возможно. Но определенно сказать я еще не могу. За эти дни я столько узнала о себе самой… Но чтобы сжиться со всем этим, мне понадобится время… — Она покачала головой и вздохнула. — Не знаю, смогу ли я привыкнуть когда-либо…

— К тому, что полюбила человека?

Эльхана подняла голову — ее чистые глаза глянули Танису в самую душу.

— Но будет ли он счастлив, Танис? Вдали от своей родины — ведь я непременно должна буду вернуться сюда? Буду ли счастлива я — ибо он состарится и умрет, а для меня к тому времени еще не минует юность?..

— Мне и себя самого доводилось об этом спрашивать, Эльхана, — сказал Танис, с болью вспомнив о Китиаре. — И я понял одно: если мы отказываемся от дарованной нам любви, если мы отвергаем ее из боязни будущих потерь — это значит, что тем самым мы опустошаем свои жизни и обрекаем себя на еще горшие утраты…

— Когда мы впервые встретились с тобой, Танис Полуэльф, я все думала — и почему это твои спутники так охотно следуют за тобой, — тихо проговорила Эльхана. — Теперь я, кажется, понимаю… Я обдумаю твои слова, Танис. А теперь прощай — прощай до тех пор, когда будет завершено твое странствие.

— Прощай, Эльхана, — ответил Танис и взял ее протянутую руку. Больше им нечего было сказать друг другу. И он, повернувшись, зашагал прочь.

И думал, шагая: если я такой мудрый, что же я в своей-то собственной жизни никак не могу разобраться?!

Друзья поджидали Таниса на краю чащи. Какое-то время они молча стояли все вместе, никак не решаясь войти в зловещие леса Сильванести. Они знали, что зло было изгнано, но перспектива не радовала никого. Тем не менее выбора у них не было. Знакомое ощущение необходимости спешки гнало их вперед. Они знали, что ни в коем случае не должны были опоздать. Но куда, почему?.. Неизвестно.

— Пошли, братец, — сказал наконец Рейстлин. И первым двинулся в лес, освещая себе путь бледным огоньком источаемым Посохом Магиуса. Карамон со вздохом последовал за братом. За ними потянулись и остальные, и только Танис еще раз оглянулся назад.

Сегодня им не придется любоваться лунами: над Сильванести висела тяжкая, непроницаемая тьма, как будто сама земля скорбела о кончине Лорака. Эльхана все еще стояла в дверях Звездной Башни, и Башня, столетиями вбиравшая лунный свет, слабо мерцала. Лицо Эльханы белело в темноте, словно видение серебряного светила. Танису почудилось движение, и верно — Эльхана вскинула руку. Что-то вспыхнуло чистым, белым светом у нее на ладони: Камень-Звезда!

И все, и больше ничего не было видно…

…Повесть о том, как наши герои пробрались в замок Ледяной Стены и там одержали победу над Феал-хасом, злокозненным Повелителем Драконов, стала легендой племени ледовых варваров, населяющих тамошние пустыни. И говорят, что и по сей день, долгими зимними вечерами, когда наступает пора вспоминать героические деяния, деревенский жрец порою берет слово, и в который раз звучит Песнь о Ледовом Страннике…