Алый дракон зарычал от ненависти и приготовился обрушиться на них вместе со своей стаей, но Повелитель заставил его отвернуть и вновь набрать высоту.

– Повторяю, не смей их убивать! – был его суровый приказ.

– Но иначе они сбегут!.. – яростно прошипел алый.

– Пусть, – холодно отвечал Повелитель. – Все равно далеко не уйдут. Разрешаю тебе прекратить исполнение задания и вернуться к главным силам. А если этот ваш идиот Тоэд начнет к тебе приставать, скажи ему, что история о том, как он упустил голубой хрустальный жезл, отнюдь не умерла вместе с Верминаардом. И если он отважится мне перечить, о ней узнают уже все! Повелитель отдал салют, затем развернул своего синего и послал его следом за грифонами – те, непревзойденные летуны, уже вынесли своих седоков далеко за городские ворота. Алый провожал взглядом синих, пока те не растворились в ночных небесах.

– Может быть, нам тоже за ними погнаться? – спросила юная самка.

– Нет, – ответил вожак, не сводя огненных глаз с исчезавшего вдали плаща Повелителя. – Спорить с ЭТИМ? Слуга покорный!..

– Благодарности излишни и даже нежелательны, – отмахнулась Эльхана Звездный Ветер, и Танис, безуспешно пытавшийся подыскать какие-то слова, смущенно умолк. Трое грифонов стремительно несли наших героев сквозь хлещущий дождь. Крепко держась за жесткие перья, друзья смотрели вниз, на гибнувший Тарсис. Город быстро уходил вниз и назад.

– А кроме того, я не уверена, что у тебя не пропадет охота благодарить меня, когда я все объясню, – продолжала Эльхана, косясь на Таниса, сидевшего у нее за спиной. – Я спасла вас в основном потому, что вы мне нужны. Мне нужны воины, чтобы добраться к отцу. Знай же – мы летим в Сильванести.

– Как так! – ахнул Танис. – Но ведь наши друзья… Мы должны встретиться с ними! Пожалуйста, отвези нас к холмам. Мы никак не можем отправиться с тобой в Сильванести, Эльхана! От нас столько зависит! Если мы сумеем отыскать эти пресловутые «драконьи глаза», мы сможем справиться с нечистью и положить конец войне. И только тогда…

– Мы отправимся в Сильванести немедленно, – ответствовала Эльхана. -У тебя нет выбора, Полуэльф. Мои грифоны слушаются меня, и только меня. И если я прикажу, они разорвут вас точно так же, как рвали драконидов.

– Придет день, – выговорил Танис голосом, дрожавшим от гнева, – когда эльфы проснутся и обнаружат, что они – всего лишь члены огромной семьи. Хватит уже им вести себя подобно избалованному первенцу, которому достается лучший кусок, а другим – жалкие объедки…

– То, что даровали нам Боги, мы вполне заслужили, – ответила Эльхана. – Вам, людям, а также полуэльфам… – презрение, прозвучавшее в ее голосе, резало больнее ножа, – вам было даровано то же. Вы в своей алчности сами пренебрегли этим наследием. Что же до нынешних битв, мы и без вас отстоим свое право на жизнь. А ваша жизнь или смерть нас очень мало волнует…

– Пока что, – сказал Танис, – наша презренная помощь тебе куда как кстати.

– Вас ожидает награда, – ответила девушка.

– Награда? Да ведь в Сильванести нет ни стальных монет, ни драгоценных камней…

– Вы разыскиваете «драконьи глаза», – перебила Эльхана. – Так вот, я знаю, где находится одно такое Око. Оно в Сильванести!

На какой-то миг Танис совершенно растерялся. Однако потом упоминание о «драконьих глазах» навело его на мысль о запропастившемся друге.

– Где Стурм? – спросил он Эльхану. – Последний раз я видел его с тобой!

– Я не знаю, где он, – ответила она. – Мы с ним расстались. Насколько мне известно, он направился к гостинице – разыскивать вас. Я вызвала своих грифонов…

– Почему же ты не взяла его с собой в Сильванести? Ведь тебе нужны воины…

– А это уж не твое дело.

И Эльхана повернулась к Танису спиной. Некоторое время тот сидел молча. Он так устал, что путались мысли. Однако потом он расслышал чей-то крик – расслышал, надо сказать, с трудом, ибо шорох перьев могучих крыльев грифона все заглушал.

Его звал Карамон. Что-то крича, воитель указывал назад. Ну что там еще, подумал Танис утомленно.

Между тем дым и штормовые облака, нависшие над Тарсисом, давно остались позади. Над головой было чистое ночное небо, усеянное алмазными крошками звезд – лишь там, где когда-то кружились два созвездия, зияли темные провалы. Луны, алая и серебряная, уже опустились за горизонт, но и без них Танис легко узнал черные тени, временами перекрывавшие звезды.

– Драконы, – сказал он Эльхане. – Нас преследуют!

Бегство из Тарсиса оказалось сущим кошмаром, и Танис его никогда впоследствии толком припомнить не мог. Много часов мчались они навстречу ледяному, пронизывающему ветру, который даже мысли о смерти в пламени дракона способен был придать некоторую заманчивость. Много часов сжимал сердце страх. Танис то и дело оборачивался, находил глазами тени драконов и напрягал зрение, не в силах отвести взгляд, хотя ветер выжимал из глаз слезы, смерзавшиеся прямо на щеках. Не растут ли, приближаясь, страшные тени, не настигают ли их?.. Звезды уже бледнели, когда обессилевшие беглецы остановились передохнуть в пещере высокого скального кряжа. Рассвет вновь поднял их в воздух, и снова замелькали позади крылья драконов… Немногие живые существа способны соперничать в полете с грифоном. Однако драконы – синие драконы, таких друзья еще не видали – упрямо маячили у горизонта, не позволяя отдыхать днем. А ночью, когда измученным грифонам требовалось хоть немного поспать, приходилось прятаться. Ко всему прочему, еды было в обрез, да и то – лишь квит-па, эльфийские сушеные фрукты из запасов Эльханы. Эта походная пища неплохо поддерживала силы, но голода утолить не могла. Тем не менее даже Карамон до того выдохся и приуныл, что и ему кусок в горло не лез.

Единственное событие, отчетливо запомнившееся полуэльфу, произошло на вторую ночь бегства. Они сидели в сырой, неприютной пещере у крохотного костерка, и Танис рассказывал друзьям об открытии, которое сделал кендер в тарсийской библиотеке. При упоминании о «драконьих глазах» у Рейстлина заблестели глаза, а худое лицо словно бы озарилось каким-то внутренним светом.

– «Драконьи глаза»? – переспросил он негромко.

– Я так и думал, что ты, верно, слышало них, – сказал Танис. – Что хоть это такое?

Рейстлин ответил не сразу. Тщедушный маг лежал у самого огня, кутаясь в два плаща – свой и брата, – и тем не менее так и трясся от холода. Золотые глаза его были устремлены на Эльхану – та сидела несколько поодаль от них, как бы соглашаясь разделить с ними кров, но не беседу. Тем не менее, магу показалось, будто она слегка повернула голову, прислушиваясь. – Ты говоришь, одно Око хранится в Сильванести, – сказал он Танису. – Мне кажется, здесь есть та, кто расскажет обо всем гораздо лучше меня…

– Я знаю немногое, – Эльхана обратила бледный лик к огню. – Мы хранили его как реликвию прошлого, скорее как некий любопытный предмет, не более. Кто же мог предвидеть, что люди вновь пробудят спящее зло и на Кринне появятся драконы?

Рейстлин не успел ответить – Речной Ветер гневно вмешался:

– Сперва докажи, что это сделали именно люди!

Эльхана устремила на жителя Равнин негодующий взгляд, но промолчала: спорить с варваром было ниже ее достоинства. Танис вздохнул. Речной Ветер недолюбливал эльфов. Немало минуло дней, прежде чем он стал доверять Танису. Еще больше времени потребовалось ему, чтобы освоиться с Лораной и Гилтанасом. И когда варвар готов был вот-вот избавиться от унаследованных предрассудков – откуда ни возьмись появляется Эльхана и своими встречными предрассудками портит все дело.

– Ладно, – сказал Танис. – Расскажи, Рейстлин, что тебе известно о «драконьих глазах».

– Мое питье, Карамон, – приказал маг. Карамон немедленно поставил перед братом кружку кипятка. Приподнявшись на локте, Рейстлин бросил в горячую воду щепоть сухих листьев. Странный, едкий запах наполнил маленькую пещеру. Морщась, Рейстлин отхлебнул горького зелья и начал свой рассказ.

– В Век Мечтаний, когда члены моего Ордена пользовались уважением и почетом по всему Кринну, Башен Высшего Волшебства было пять… – Голос мага дрогнул: упоминание о Башнях вновь пробудило мучительные воспоминания. Карамон хмуро смотрел в каменный пол, и Танис, от которого не укрылась тень, опустившаяся на близнецов, в который раз спросил себя, что же могло произойти в той Башне такого, чтобы столь сильно переменить жизни обоих. Он знал, что разузнавать бесполезно. Обоим было запрещено говорить.