– Пошли, братец, – сказал наконец Рейстлин. И первым двинулся в лес, освещая себе путь бледным огоньком Посоха Мага. Карамон со вздохом последовал за братом. За ними потянулись и остальные, и только Танис еще раз оглянулся назад.

Сегодня им не придется любоваться лунами: над Сильванести висела тяжкая, непроницаемая тьма, как будто сама земля скорбела о кончине Лорака. Эльхана все еще стояла в дверях Звездной Башни, и Башня, столетиями вбиравшая лунный свет, слабо мерцала. Лицо Эльханы белело в темноте, словно видение серебряного светила. Танису почудилось движение, и верно – Эльхана вскинула руку. Что-то вспыхнуло чистым, белым светом у нее на ладони: Камень-Звезда!

И все, и больше ничего не было видно…

…Повесть о том, как наши герои пробрались в замок Ледяной Стены и там одержали победу над Феал-хасом, злокозненным Повелителем Драконов, стала легендой племени ледовых варваров, населяющих тамошние пустыни. И говорят, что и по сей день, долгими зимними вечерами, когда наступает пора вспоминать героические деяния, деревенский жрец порою берет слово, и в который раз звучит Песнь о Ледовом Страннике…

Это я привел их назад.

Я – Раггарт.

Вслушайтесь в мою песнь.

Снега за снегами ложатся в морщины, льда.

Холодное солнце кровоточит белизной,

Невыносимой для глаз.

И если я замолчу,

Белый снег забвения укроет след храбрецов,

И неспетая песнь навсегда отзвучит во льдах,

Словно пар дыхания, стынущего на морозе,

Инеем опадающего в сугробы.

Семеро их явилось из теплой страны.

Я – Раггарт. Я привел их назад:

Четверых воинов с Севера,

Златокудрую эльфийку Лорану,

Гнома, жителя каменных гор,

И кендера, легкого, как птица, в кости.

С мечами в руках прошли они подземельем

Неприступного замка.

Зорко стерегла его грозная стража.

Накалились жала мечей,

Рассекая жилы и кости,

Проливая горячую алую кровь

На вековые льды.

Вновь и вновь свистели мечи

Над головами ледовых медведей, и минотавров,

И когтистых тварей, неведомых подлунному миру.

Шли витязи сквозь безумие битвы,

И морозный пар окутывал их следы.

А в самом сердце черного замка

Их ждал Феал-хас – государь волков и драконов,

Одетый в доспехи, сотканные из белизны,

Пролитой холодным солнцем на льды,

И с ним его волки, лютые убийцы детей, Привыкшие к человечине.

Со всех сторон блестят ножи и клыки

Зверей, жаждущих порадовать господина.

Эран первым вырвался из кольца,

Метнулся к горлу Феал-хаса

И пал растерзанным в клочья.

Это был великий охотник.

А за ним отважный Бриан

Напоролся на меч владыки волков

И ушел в страну вечного лета.

Кольцо морозных клинков сковало холодом всех,

Кроме Лораны.

Для нее уже не было ни страха, ни самой смерти:

Лишь солнце, жарко плавящееся на закате.

Ледовый Странник вспыхнул в ее руке.

И над спинами волчьих стай, над телами убитых

Просвистел ледяной клинок, возвещая смертную тьму,

И скатилась голова владыки волков,

И в ужасе смолкли его мохнатые слуги.

О чем еще вам поведать?

Мы уничтожили кладки драконьих яиц,

Чреватые зловещим потомством.

Подземельями, по колено в помете и чешуе,

Прошли мы в сокровищницу.

Там сине-белыми бликами играло Око Дракона

И билось во тьме, как неугасимое сердце.

Я нес его, когда мы уходили оттуда.

Кровь застывала в тоннелях потеками бурого льда.

Неисповедимая ноша сгибала плечи героев:

Теперь их было лишь пятеро.

Молча шагали юные рыцари,

А последним шел кендер с оттопыренными карманами.

Я – Раггарт.

Вслушайтесь в мою песнь.

Это я привел их назад.

Старый гном лежал при смерти.

Руки и ноги отказывались повиноваться ему, а кишки в животе, казалось, извивались, как змеи. Волнами подкатывала дурнота. Он не мог даже голову оторвать от подушки – лишь смотрел и смотрел на масляную лампу, медленно качавшуюся под потолком. Свет ее постепенно меркнул. Вот оно, думалось гному. Вот он, конец. Тьма уже заволакивает мои глаза… Слуха его коснулся какой-то звук: деревянные половицы негромко поскрипывали, как если бы кто-то осторожно подкрадывался к его ложу. Собрав последние силы. Флинт повернул голову и прохрипел:

– Кто здесь?

– Тассельхоф, – прошептал заботливый голос. Флинт с тяжким вздохом протянул узловатую руку, и она тотчас оказалась в ладошках Таса.

– Мальчик мой… Как хорошо, что ты зашел со мной попрощаться, -слабым голосом выговорил гном. – Я умираю, малыш. Я ухожу в объятья Реоркса…

– Куда? – не расслышав, наклонился Тас.

– Ре-ор-кс, – раздраженно повторил гном. – В объятья Реоркса…

– Да нет же, мы едем совсем не туда, – сказал Тас. – Мы плывем на Санкрист. Или ты, может, гостиницу какую-то имеешь в виду? «Объятья Реоркса»? Хм-м! Надо будет спросить Стурма…

– Реоркс – это великий Бог Гномов, дурья твоя башка! – рявкнул Флинт. – Так вот ты о каком Реорксе! – после минутного замешательства догадался Тас.

– Вот что, мальчик, – сказал Флинт, заставляя себя успокоиться: еще не хватало, уходя из этого мира, оставлять кого-то обиженным. – Вот что, мальчик, я завещаю тебе свой шлем… Тот самый, что ты принес мне в Кзак Цароте. С султанчиком из гривы грифона…

– В самом деле? – Великодушие гнома явно произвело на кендера впечатление. – Как это мило с твоей стороны, Флинт. Погоди, но как же ты сам будешь без шлема?

– Там, куда я ухожу, мне уже не понадобится шлем…

– Это на Санкристе-то? – усомнился Тас. – А Дерек говорит. Повелители Драконов не иначе вот-вот навалятся на них уже как следует, так что шлем…

– Опять ты про свой Санкрист! – зарычал Флинт, пытаясь приподняться и сесть. – Мне не нужен будет шлем, потому что я умираю! Дошло? У-ми-ра-ю!

– Я тоже один раз мало не окочурился, – серьезно проговорил Тас. Поставил на стол дымящуюся миску, уютно устроился в кресле и принялся рассказывать: – Выло, значит, дело в Тарсисе, когда дракон уронил на меня дом. Элистан еще сказал тогда, что я в самом деле едва не окочурился. То есть он, конечно, выразился не совсем так, а что-то насчет того, что Боги не попу… Не допу… В общем, решили еще подержать меня здесь.

Флинт с предсмертным стоном обмяк на постели.

– Неужели, – обратился он к раскачивавшейся лампе, – мне будет отказано даже в такой малости, как спокойная и мирная кончина? Неужели я так и сдохну в окружении кендеров?..

Последняя фраза прозвучала истинным воплем души.

– Да ну тебя. И вовсе ты не помираешь, – сказал ему Тас. – У тебя морская болезнь, всего-то делов.

– Нет, умираю, – стоял на своем гном. – Я где-то подхватил опасную, неизлечимую болезнь, и она вот-вот сведет меня в могилу. Да падет моя гибель на ваши головы. Вы, вы затащили меня в эту проклятущую лодку…

– На корабль, – поправил Тас.

– В лодку! – свирепея, повторил Флинт. – Вы затащили меня в эту проклятущую ЛОДКУ, после чего бросили умирать от страшной болезни в каком-то пропахшем крысами закутке…

– Да, – сказал Тас. – Пожалуй, и вправду надо было оставить тебя у Ледяной Стены, с людьми-моржами и… – Он поспешно умолк, ибо Флинт силился встать, и глаза его светились жаждой убийства. Кендер поднялся и на цыпочках отступил к двери. – Ладно, – сказал он. – Пойду, пожалуй. Я ведь просто так заглянул, думаю, может, ты тут проголодался. Вон там стоит миска – кок утверждает, будто это суп с зеленым горошком… Лорана, прятавшаяся от ветра на носовой палубе, даже вздрогнула, когда снизу вдруг раздался устрашающий рев. Следом долетел дребезг разбиваемой посуды. Лорана покосилась на Стурма, стоявшего подле нее. Рыцарь улыбнулся.