–сказал он, наперед зная, как их всех расстроят эти слова. И точно: лицо Стурма потемнело, а Элистан нахмурился. – И я думаю, – продолжал Танис, -что он прав и на сей раз. Мы выиграли сражение, но до победы в войне еще очень и очень далеко. Она по-прежнему бушует на севере, в Соламнии. Я думаю также, что нам пора сделать вывод: силы Зла бьются отнюдь не за то, чтобы завоевать всего лишь Абанасинию…

– Но это же только домыслы! – заспорил с ним Элистан. – Прошу тебя, не позволяй тьме, окутывающей юного мага, омрачать и твой разум! Возможно, он и прав – но разве это повод хоронить надежду и отказываться от борьбы? Тарсис

– очень большой порт… Согласно нашим сведениям, по крайней мере. Там наверняка отыщутся люди, доподлинно знающие, действительно ли война охватила весь мир, как утверждает Рейстлин. Но даже если и так – должна все-таки где-нибудь найтись для нас тихая гавань!

– Танис, послушайся Элистана, – кротко проговорила Лорана. – Он мудр. Когда наш народ покидал Квалинести, он тоже уходил не вслепую. Он знал, где обрести мирное пристанище. У моего отца был план, о котором он, правда, тогда не смел говорить… Она осеклась, заметив, какое действие произвели ее слова. Танис неожиданно сбросил ее руку с плеча и обратил гневный взгляд на Элистана.

– Рейстлин говорит, что надежда – это не что иное, как уход от действительности, – сказал он холодно. Но потом, видя жалость и печаль на осунувшемся от забот лице Элистана, полуэльф устало улыбнулся: – Прости, Элистан. Я просто замучился, вот и все. Не сердись на меня… Ты прав, конечно. Мы пойдем в Тарсис, и пусть нам сопутствует если не удача, так хотя бы надежда.

Элистан кивнул и повернулся, собираясь уйти:

– Ты со мной, Лорана? Я знаю, девочка моя, ты тоже выбилась из сил, но нам нужно еще столько сделать, прежде чем я смогу препоручить Совету власть на время моего отсутствия…

– Я сейчас подойду, Элистан, – Лорана залилась краской. – Я… Мне надо кое о чем переговорить с Танисом.

Элистан окинул обоих понимающим взглядом, и они со Стурмом ушли в темноту за Воротами. Танис начал гасить факелы, как всегда перед закрытием Ворот. Лорана стояла у входа, и выражение ее лица становилось все холоднее – она видела, что Танис не обращает на нес внимания.

– Что с тобой? – сказала она наконец. – Уж не становишься ли ты на сторону мага, этой темной души, против Элистана – одного из мудрейших и самых замечательных людей, каких мне приходилось встречать?

– Не тебе судить Рейстлина, Лорана, – резко ответил Танис, окуная очередной факел в ведерко с водой. Факел зашипел и погас. – Не все сводится к черному и белому, как свойственно полагать вам, эльфам. Маг спасал всех нас от смерти, и притом не один раз. Я привык доверять его разуму, и, по-моему, это надежнее слепой веры!

– «Вам, эльфам»! – выкрикнула Лорана. – Как по-человечески ты рассуждаешь! А ведь в тебе самом эльфийского больше, чем ты сам думаешь, Танталас! Когда-то ты говорил, что носишь бороду не затем, чтобы скрыть свое происхождение, и я тебе верила. А теперь думаю – уж не ошиблась ли, я? Я провела среди людей достаточно времени, чтобы уяснить, как они относятся к эльфам. Однако я горжусь своим происхождением, а ты – нет! Ты стыдишься его! Почему? Из-за той женщины, которую ты любишь? Как ее звать – Китиара?

– Прекрати, Лорана! – Танис тоже сорвался на крик. Швырнув на землю факел, который держал в руках, он шагнул к эльфийке: – Уж если говорить об… Отношениях, что ты скажешь про себя саму и про Элистана? Он, конечно, священник и жрец Паладайна, но при всем том он – мужчина! А я от тебя только и слышу, – тут он передразнил ее голос, – «Элистан так мудр», «спроси Элистана, он знает», «послушай Элистана, он скажет»…

– Не смей приписывать мне свои собственные грехи! – парировала Лорана. – Да, я люблю и чту Элистана, и он того стоит. Он – мудрейший и благороднейший из всех людей, которых я знаю! Он каждый день приносит себя в жертву – вся его жизнь есть служение людям… Но любовь… Я всегда любила и теперь люблю одного-единственного мужчину… Хотя порою испрашиваю себя, не ошиблась ли я в нем! Помнишь, как в том ужасном месте, в Сла-Мори, ты сказал мне, что я веду себя как избалованная маленькая девочка? Так вот, с тех пор я повзрослела, Танис Полуэльф. За эти несколько месяцев я познала страдания и смерть. Я познала страх – такой страх, какого, я думала, и быть-то не может! Я научилась сражаться, я убивала врагов. И все это мучило меня так, что душа моя онемела – я уже не способна чувствовать боль. Но что хуже всего – это увидеть тебя таким, каков ты на самом деле…

– А я никогда и не претендовал на совершенство, Лорана, – сказал он тихо.

Серебряная и алая луны выплыли в небо; ни та ни другая не были полны, но светили достаточно ярко, и Танис разглядел слезы в лучистых глазах Лораны. Он потянулся обнять девушку, но она отшатнулась.

– Верно, не претендовал! – выговорила она с презрением. – Но как тебе льстит, когда другие считают тебя таковым!

И, словно не видя его протянутых рук, она выхватила из стенной скобы факел и скрылась во тьме, лежавшей за Вратами Торбардина. Танис проводил ее взглядом. Он видел, как играл свет факела в ее волосах цвета меда, видел, как она уходила, похожая на колеблемую ветром стройную осинку их общей родины – Квалинести… Он смотрел ей вслед и скреб пятерней густую рыжеватую бороду, которая нипочем не росла ни у одного эльфа на Кринне. Он хотел поразмыслить над последними словами Лораны, но в памяти неизвестно почему всплыла Китиара. Возникли перед глазами ее коротко подстриженные, вьющиеся черные волосы, ее очаровательная, лукавая улыбка, ее огненный, неуправляемый нрав… И чувственное, сильное тело, тело опытной воительницы… Но, к своему изумлению, он обнаружил, что образ Китиары расплывался, бледнел, истаивал в сиянии спокойных и чистых, чуть раскосых, лучезарных эльфийских глаз… Из недр горы докатился раскат грома, и стержень, двигавший каменные Врата, шевельнулся. Танис проследил за медленным движением неподъемной громады и вдруг решил не идти внутрь. «Закопаться живьем в могилу…» Он улыбнулся, припомнив слова Стурма, но душа невольно содрогнулась. Он долго стоял перед Вратами, несокрушимой преградой воздвигшимися между ним и Лораной. Вот наконец они с глухим грохотом встали на место. Склон горы был пуст, холоден и угрюм.

Со вздохом поправил Танис плащ на плечах и зашагал к лесу. Даже в снегу было приятнее спать, чем под землей, и потом, пора было начинать себя приучать: ведь Пыльные Равнины, которые им предстояло пересечь на пути в Тарсис, скорее всего были завалены снегом, хотя зима едва началась. Подумав о предстоявшем путешествии, Танис поднял голову к небу.

Ночное небо, усеянное звездами, было прекрасно. Но красоту эту непоправимо портили две зияющие пустые дыры. Два отсутствующих созвездия, о которых без устали твердил Рейстлин.

Дыры в небе… Дыры в нем самом… После стычки с Лораной Танис почти радовался новому походу. Все его спутники согласились идти с ним; Танис знал, что они так толком и не прижились среди беглецов.

Подготовка к путешествию отнимала у него все время, так что не надо было особенно кривить душой, убеждая себя – ему-де не было дела, что Лорана стала его избегать. Да и сам поход обещал поначалу быть чистым удовольствием. Ни дать ни взять вернулись золотые осенние дни: солнце ярко сияло, согревая воздух. Один только Рейстлин выбрал для себя плащ потеплее.

И даже разговоры между спутниками, пока они пересекали северную часть Равнин, были полны веселья и добродушного подшучивания – каждый вспоминал счастливые и беззаботные денечки, вместе прожитые когда-то в Утехе. Никто не заговаривал о том темном и страшном, с которым им пришлось совсем недавно столкнуться. Каждый хотел ждать от будущего только добра и пытался хотя бы на время выкинуть из памяти дурное.

По вечерам Элистан объяснял им учение древних Богов, почерпнутое из Дисков Мишакаль, которые он нес с собою. Рассказы его наполняли миром их души и укрепляли их веру. И даже Танис, который провел всю жизнь в поисках чего-то, во что можно было бы верить, а теперь, когда вера была обретена, взирал на нее со скепсисом – даже он в глубине души чувствовал ее справедливость. Ему хотелось уверовать, но что-то сдерживало его, и, глядя на Лорану, он сознавал, что именно. Пока он не разрешит своих внутренних противоречий, не примирит свою человеческую половину с эльфийской -душевного спокойствия ему не видать.