Когда она добралась до двери, то заметила, что она чуть приоткрыта, и лампа изнутри посылает ломтик желтого света на восьмиугольные плитки. Дженни дотронулась до двери, толчком приоткрывая ее побольше. Внутри она увидела Поликарпа, который сидел на столе мореного дуба, за которым они совещались с Джоном – она так часто видела это в своем магическом кристалле. В круглом камине неярко горел огонь, его зарево и отблески ажурных ламп мешались на прядях завитой шевелюры Правителя с янтарем, а по краю костистой арки носа и кончиками ресниц над затененными глазами – со светом.

Его руки были вытянуты на столе, в сложенных чашеобразно ладонях он держал маленькую белую раковину моллюска с розовыми крапинками, запечатанную алым сургучом. Он нагнул голову, словно прислушиваясь к голосу, который нашептывал что-то почти на пределе понимания. Его глаза были полузакрыты, он сосредоточился на том, что сейчас говорилось.

Дженни отступила назад, машинально набросив на себя чары и тьму. Она чуть не подпрыгнула от потрясения. Нет, подумала она. Поликарп, нет. Опусти это. Отложи это.

Она подумала: Неудивительно, что Повелитель Бездны подозревает и мисс Мэб. Неудивительно, что он говорит о том, чтобы запереть Бездну.

Неудивительно, что они хотят убить Джона.

Моркелеб сказал правду. Это зараза, которая отравляет все, к чему прикасается.

Тонкие пальцы Правителя нежно поглаживали ракушку. Потом его рот передернулся от отвращения, он положил ее на стол и оттолкнул. Он встал так внезапно, что почти опрокинул кресло, и какое-то время стоял, тяжело дыша и дрожа всеми членами. Судорожным движением он схватил ракушку и отнес к черному железному шкафу у стены. Швырнул ракушку внутрь и с лазгом захлопнул дверцу. Его пальцы вертели ключ, который вспыхивал мерцающей латунью в свете ламп. Он крепко сжал его, двумя шагами пересек комнату и подошел к столу, открыв со щелком шкатулку из резного черного дуба, словно собираясь положить ключ в нее.

Но он этого не сделал. Он положил ключ в карман.

Дженни слилась с тенями и бросилась в комнату Джона, а в сердце ее бился холодный ужас.

– Уничтожь ее.

Это был голос Яна.

Он вразвалку сидел в походном кресле палатки Карадока, хотя остальную часть палатки Дженни не видела, словно свет фитиля хило высвечивал только стол, где сидели мальчик и Карадок. Его длинные черные волосы были засалены и немыты, а лицо его не было детским.

– И где-то искать другого волшебника? – Рубашка Карадока была расстегнута и серебряный флакон, что он носил на шее, теперь лежал на столе. Восемь драгоценностей было рассыпано по столу. Каждая мерцала безжизненным светом.

– Мы не можем рисковать.

– Испугался?

Глаза Яна сузились. Он повернул голову и всмотрелся в стенку зеленого кристалла, что отделяла его от Дженни. Драгоцености на столе казались более живыми, чем его глаза. – Посмотрим. – Он заколебался, и за двойным и тройным оттенком смысла в его голосе Дженни ощутила – почувствовала – вспомнила из сознания Амайона форму, ужас и тьму той Преисподней, откуда они пришли, холодное место, где более нежные существа изменяются и мутируют, поедая друг друга и живя в страхе перед бесформенным кошмаром в самом сердце Ада.

– Не делай этого. – Карадок приподнял яркую зеленую драгоценность, и держа ее в руке, приблизился к стенке кристалла, за которой сжалась беззащитная, дрожащая Дженни.

Он улыбнулся, его открытое, чисто выбритое лицо презрительно скривилось. Она снова увидела сквозь гордыню человека облик демона Фолкатора: более разумного, чем все остальные, более коварного, жадного и осторожного. – А ведь это так просто. – Он поднял посох, увенчанный лунным камнем.

Дженни закричала, Нет! Не делай этого!

Он ударил по стене, ударил по огромной, очерченной огнем трещине, что тянулась от пола и исчезала во тьме над головой Дженни, и от удара ей стало дурно, словно она истекала кровью.

Джон! выкрикнула она, но Джон спал – она видела его спящим далеко отсюда. Ее собственное тело, скрючившись, лежало рядом с ним, тело, до которого она больше не могла дотянуться, не могла коснуться. Хотя луна зашла рано, Дженни как будто в ее мертвенно-бледном свете видела узоры, что украшали его тело, как грязные следы какой-то отвратительной твари; бледные отметины, оставшиеся на его горле. Пока она наблюдала, Джон отвернулся, лицо было напряженным от наслаждения. Эогила, сказал он.

Помоги мне!

Он потянулся, и она услышала смех Королевы Демонов.

– Мама? – На мгновение сквозь трещину она увидела яркую летнюю ночь Уинтердленда и коренастую фигуру Адрика на фоне зубчатой стены и звезд. – Мама, это ты?

Затем посох Карадока опустился на трещину в стене, как молот рудокопа, и Дженни пошатнулась и упала. На руках густела кровь из сотни безболезненных порезов. Она попыталась отползти от стены, но там во тьме маячил демон, снова и снова нанося удары по разлому. От его сучковатого посоха и от самой стены, как кусочки стекла вырывались и отлетали обломки. Ярость исказила лицо; когда он открыл рот, оттуда вырвался зеленый свет и завитки дыма. Едва дыша, Дженни поползла к дальней стене, но выдержать все это было слишком для ее тела. Она опустилась на пол, покрытый ее собственной кровью, закрыла голову руками и затаилась.

Очнулась она спустя какое-то время, в полном изнеможении.

Карадок пропал. Круги, что он начертил, все еще слабо тлели во мраке. Что-то подсказало ей, что в наружном мире было утро, в том мире, что большинство людей считало реальным.

Испытывая боль от слабости, она потащилась к трещине в драгоценности и сквозь нее снова влила сознание в свое далекое тело.

Существовало одно очень старое заклинание, которое Дженни выучила у Ночной Птицы – хотя сама Ночная Птица таких чар никогда не применяла. Но женщины Ледяных Наездников иногда его использовали, когда магические перья говорили им, что их любовники встречаются с девушками моложе и привлекательнее, чем они. Это заклинание можно было сотворить очень малой силой.

Ее пригибало к земле изнеможение сильнее того, что она ощущала в худшие дни в Палмогрине. На подносе для нее была приготовлена еда: Джон использовал хлеб, вареные яйца, фрукты и соленую рыбу, чтобы создать маленькую коренастую леди, склеил все джемом, а по краям вилась надпись медом «Я люблю тебя». Но хотя она и рассмеялась, но ела с трудом и снова с горечью вспомнила, как Джон шептал имя Королевы Демонов, не обращая внимания на крик Дженни о помощи.

Она умылась, оделась и собрала все, что понадобится для заклинания Ночной Птицы: тяжелое веретено и полную корзинку волокон сорной травы, пыль, корпию и собственные волосы с расчески. Это она снесла к Рыночной площади. Натянув плащ за углом будки женщины, продающей тыквы – вырезанные в виде бутылок и ковшей, покрытые лаком и разрисованные – она начала прясть нить, и с каждым поворотом веретена, с каждым изгибом пальцев воздух чуть загрязнялся магией.

К ней присоединился Моркелеб, выглядевший как седовласый мужчина. Когда именно, Дженни не заметила. Может, на него было наброшено заклинание невидимости; она не знала. Но с ними никто не заговаривал, а когда городские купцы упаковали товары и рыночные надзиратели обошли зал, проверяя, что последние из оставшихся ушли, то прошли мимо них, словно их тут и не было.

Как только зал был очищен, открылись бронзовые двери, ведущие внутрь. Из зала, что располагался за теми дверьми, выкатились и стали загружаться тележки. Дженни использовала немножко магии, но при этом только сидела, пряла и наблюдала. И чуть погодя стало очевидно, что на последнюю тележку в ряду никто не смотрит, так что она собрала свое прядение в корзинку и скользнула в тележку, накрывшись плащом.

Где прячется Моркелеб, она не знала, но после того, как все тележки вкатились во внутренний зал, а двери закрыли и заперли на ночь, дракон был там. Стража села за маленький столик, играя в домино недалеко от наружных дверей. Щелканье домино звучало очень громко, а запах какао, что они пили, заполнил тьму: резкий, сладкий, пряный. В зале было мало ламп, и они висели на цепях в нескольких дюжинах футов от высокого каменного потолка. На большинство покоев подземелья среди неясно вырисовывающихся теней аккуратно распакованных тележек тяжело опустилась ночь. Чтобы сгустить эти тени вокруг себя, когда она направилась к дверям, ведущим в Бездну, много магии не понадобилось.