Когда лошади ускакали, она по-прежнему не открывала глаз, несмотря на то что слезы струились по щекам из-под ресниц. Он никогда не нарушал обещаний, которые давал ей, и никогда их не нарушит. Илона верила в это.

Хамзу разбудил крик. Поначалу посланец султана не понял, во сне или наяву донесся до него этот пронзительный клич охотничьей птицы. Если это было во сне, то он слышал его среди песчаных барханов, окружающих каменные стены Лаца, которые грезились ему. Будь это так, то Хамза хотя бы в забытьи мог ненадолго вернуться на берег Черного моря, где он родился. Паша жаждал ярких ощущений, тепла и света, но оказался в сыром мрачном замке Джурджу. Даже ворох меховых шкур и овечьих одеял, под которыми он спал, не спасал от влажности, тянувшейся от реки и пробиравшей до костей.

Если крик прозвучал не во сне, а на самом деле, то больше всего он был похож на призыв сокола, которого Хамза-паша привез с собой. Стоит сказать, что его звание — сакир-сибах, главный сокольничий, теперь являлось исключительно почетным и номинальным. Бывший учитель постоянно был занят государственными делами и исполнением воли султана, но каждый житель Оттоманской империи должен был, как и прежде, иметь ремесло и заниматься им, на черный день, как говорится.

Сам Мехмет частенько пропадал в садах. Его можно было найти там с неизменной лейкой или с садовой лопаткой в руке. Отчасти это объяснялось и большой увлеченностью султана всем, что растет на земле. Каждый его посланец, куда бы он ни ехал, был обязан выискивать редчайшие растения и доставлять их повелителю.

Задание, которое получил Хамза от Мехмета на этот раз, предоставляло ему редкую возможность подготовить охотничью птицу к весне, надрессировать ее, чтобы она привыкла садиться султану на руку. Этого соколенка вытащили из гнезда слишком рано, поэтому он был нервным и отличался дурным характером. Хамза уже достаточно долго был добр с ним, но это не принесло результата, так что пришло время перейти к строгости.

Паша окончательно проснулся, и грезы о теплом море и песках растаяли без следа. Через несколько мгновений он уже будет стоять на коленях, и молитвенная подстилка вряд ли убережет его ноги от холодной сырости замковых плит. В Джурджу теперь находились турки, но замок был когда-то построен франками. Видимо, холод, царящий в нем, не очень-то их беспокоил.

Послышался еще один крик. Теперь он скорее походил на какую-то усмешку и прозвучал довольно близко.

Хамза повернулся, чтобы взглянуть на человека, лежащего рядом с ним, на его великолепные, красиво причесанные волосы, обрамляющие голову красноватой волной. Он мог догадаться, что этому человеку снилась боль.

Его звали Фома Катаволинос. После падения Константинополя он принял ислам ради того, чтобы служить султану, и получил другое имя, Юнус-бей, но Хамза по-прежнему называл его так, как когда-то, в самом начале. Этот человек не во всем изменил своей вере, носил прежнюю одежду, не следил за волосами и не покрывал головы. Как все греки, он любил схитрить и находил в этом удовольствие. Благодаря некоторым своим способностям Катаволинос сумел сделать карьеру.

Хамза вздохнул. Он понимал, почему Мехмет отправил их в это посольство, прекрасно зная, что оно не принесет ничего приятного. Когда теперешний паша был сокольничим, он нередко привязывал ослепленную крысу рядом с гнездом сокола, чтобы заманить в ловушку взрослую птицу. Теперь он сам оказался на месте этой крысы, стал приманкой, чтобы соблазнить того, с кем им предстояло свидеться здесь, тогда как человек, лежащий рядом с ним, оказался здесь по причине своих особых талантов.

Распоряжения, которые они получили от султана, были однозначны. Если князя Валахии не удастся соблазнить, то его надо уничтожить, сломить. Так же как и в случае с соколом, Мехмет не желал терять время на то, чтобы приручать противника, делать его послушным. Он просто хотел получить быстрый результат и насладиться им. Никто так не преуспел в том, чтобы сломить человека, как этот грек.

Хамза почувствовал, что его пробирает озноб. Аллах ведает, что он вовсе не хотел участвовать во всем этом. Паша помнил, как было трудно сломить волю князя Валахии, когда тот был еще юношей. Сколько же потребуется усилий теперь, когда он стал мужчиной, познал власть? Не зря о нем рассказывают довольно пугающие истории!

Где-то в глубине души Хамза надеялся на то, что князь не приедет в Джурджу. Он полагал, что самого его присутствия окажется достаточно для того, чтобы Дракула принял такое решение. Но какой выбор тот сделал?

Хамза имел шпионов при каждом дворе Европы. Все они твердили одно и то же. Мол, может быть, у Влада и чешутся руки посчитаться с врагами, но ему трудно найти союзников. Только одна Венгрия поддерживает его, но королю Корвину ничего иного и не остается. Он набрал слишком много золота у Папы, чтобы теперь отсиживаться в стороне, поэтому должен выйти на сцену или хотя бы сделать соответствующий вид. Паша был уверен в том, что на самом деле Корвин вовсе не жаждет воевать.

Владу все это наверняка известно. Турецкий шпион в Тырговиште, боярин по имени Добрита, сообщал Хамзе, что князь находится в изоляции, даже в собственной земле он одинок и не имеет достаточной поддержки. Нет, Дракула все-таки приедет. Он вынужден будет привезти золото и юношей, преклонить колени, однако это не спасет его. Мехмет уже решил, что трон Валахии займет другой, куда более лояльный правитель — его любовник, брат Влада, Раду сель Фрумос, то есть Красавчик. Теперь он стал еще красивее, чем был прежде. Меньшой Дракула до сих пор царил в сердце и в постели Мехмета.

Снова раздался шум. Теперь он был похож на стон.

Хамза снова, причем с явной неприязнью взглянул на человека, лежащего рядом с ним. Он не мог отказать своему спутнику в уюте и тепле собственной постели, так как они имели одинаковый статус. Паша предпочел бы спать в конюшне, но была зима, стояли холода.

В их первую ночь в Джурджу он ожидал, что грек попытается соблазнить его, и лег в постель в напряжении, намереваясь отклонить ухаживания. Однако за неделю, проведенную в крепости, Хамза убедился в том, что этот человек на самом деле не интересовался ни мужчинами, ни женщинами конечно, в общепринятом смысле. Его занимала только боль.

Сказать по правде, Хамза знал, что его собственный аппетит на мужчин был весьма умеренным. Какое-то время он обожал того человека, которого они теперь поджидали в замке. Об этом зеленоглазом юноше паша по-прежнему часто думал по ночам.

От холода озноб усилился.

«Нет, он наверняка не приедет», — подумал Хамза, стараясь унять дрожь, а потом снова послышался крик, тот самый, от которого он проснулся.

Теперь опытный сокольничий в один момент выскочил из постели, невзирая даже на морозный воздух и на камни пола, покрытые изморосью. Он знал, что птица, которая издавала этот звук, сейчас никак не должна была кричать. В декабре в дельте Дуная можно было охотиться на цаплю или на канюка, но это не время для большого ястреба. Эта птица должна сейчас сидеть в уютном гнезде где-то на севере и дожидаться весны. Кто-то привез ее сюда.

Хамза поспешно надел туфли, халат и быстро взошел по лестнице, которая вела из комнаты на ближайшую башню замка. Его взору открылся Дунай, озаренный светом луны, тающей в предрассветных сумерках и круглой как головка сыра. Река, отливающая серебром, со всех сторон омывала остров, на котором возвышалась крепость.

Хамза смотрел вовсе не на мерцающую воду, а в сторону земли, на низкую равнину, затопляемую при разливе реки. У самого берега ее окаймляли камыши, а на расстоянии двухсот шагов от узкого мостика, соединяющего остров с берегом, возвышался ивняк. Ветки деревьев серебрились в лунном свете, хотя стволы оставались темными.

Потом чья-то тень отделилась от ивняка и двинулась вперед. Силуэт становился все более четким на фоне разгорающейся зари. Когда поднялась рука, Хамза понял, что перед ним человек, а не животное. Он был одет во все черное, как тьма, которая все еще сгущалась за его спиной.