– Понятно, – кивнула левая.

– Правой не слышу.

– Понятно, понятно, – сказала правая. – Я и раньше понимал, что за центрового у нас слабак и пофигист.

– Поговори у меня, – рявкнула средняя. – Так ты чего хотел-то, Серега? Пришел, гудел, теперь молчишь. Странный ты какой-то.

– Перебивать не хотел, – объяснил я свое молчание. – В семейные дела, так сказать, вмешиваться.

– Ты и так в них вмешался по самые помидоры, – ответила средняя голова. – Раз здесь стоишь и базары наши внутренние слушаешь.

– Он вообще странный, – сказала правая голова. – К нам люди почему приходят? Либо на смертный бой вызвать, либо дань принести, чтобы мы не трогали никого. Этот и на бой не зовет, и даров я что-то не вижу. Хоть бы ради приличия корову какую привел, барана или пуд золота притаранил.

– А золото тебе зачем? – спросил я.

– Странный, – констатировала средняя голова. – Золото – оно всегда золото. Хочешь, взятку кому дашь, хочешь, зубы золотые вставишь. Мне вон сегодня два зуба этот Леша Попович выбил. А вам?

– И мне два.

– А мне ни одного, – гордо заявила левая. – Я уворачиваться умею.

– И меня подставлять, – сказала средняя. – Умеешь не спорю. Следующий раз вообще без меня драться будете я спать лягу, понятно?

– Я ж говорю, слабак, – подхватила правая.

Средняя цыкнула, и правая попыталась втянуться в плечи, что, принимая во внимание более чем трехметровую длину шеи, было не так-то просто.

– Я, собственно, по тому же вопросу, – сказал я. – Что и эти трое приходили.

– А они, между прочим, не объяснили, чего приперлись, – вздохнула средняя голова. – Они обзываться начали и на бой вызывать. А сути претензий нам никто не предъявлял.

– Я вообще не приделах, – сказала левая. – Так долго никого не было, я уж думала, забыли про нас. И вдруг сразу трое. И кто? Цвет рыцарства, так сказать. Надежда и опора, так сказать.

– Уроды они, так сказать, – заключила правая голова. – Такие же, как чудо-юдо, только страшные.

– Так чего надо? – спросила средняя.

– Василису отдай, – попросил я.

Правая и левая головы заржали и начали за спиной… затылком средней заплетаться в морские узлы. Средняя почесала макушку кончиком хвоста и прищурилась.

– Так вот оно что, – молвила она. – А я-то думаю, за что такая честь. За Ваську-то они могли, конечно, втроем прийти.

– Так отдашь?

– Не могу, – сказала средняя голова. – Я бы и тем троим так ответила, только они не спрашивали. Бесполезно все это. Не могу.

– Слушай. Ты хоть понимаешь, какая политическая подоплека у всего этого дела?

– Понимаю, – горестно вздохнула средняя.

– Ты хоть понимаешь, что без войска Василисиного отца Тридесятому царству супротив хазар не выстоять?

– Понимаю.

– И что уже через неделю хазары в здешних землях хозяйничать будут?

– И это понимаю.

– Так какого ж лешего ты Василису не отдаешь? Ты ж русский Змей, между прочим, Горыныч, а не Тугарин какой-нибудь хазарский. Так что ж ты против собственного народа-то попер?

– В гробу он меня видал, – сказала средняя голова. – Народ этот. В белых тапочках. И я его там же. Мне что русские богатыри, что хазарские батыры – все едино. Одна головная боль. И нечего мне тут политику партии объяснять, понял? Не могу я Василису обратно отдать.

– Почему?

– Потому что у меня ее нету.

– Здрасте приехали, – сказал я. – Ты ж ее украл? Или это тебя враги оклеветали?

– Я.

– А куда ж ты ее дел, Удав Горыныч? Неужто слопал?

– Ты и впрямь дурак, – ругнулась средняя. – Кто ж будет наследницу престола лопать? Что она, корова, что ли?

– А ты, я вижу, Питон Горыныч, стратегически мыслишь.

– А без этого в нашем деле вообще никуда. Проткнут копьем за наследницу, башки поотрубают и на колья насадят. А это дело неприятное. За наследницу можно выкуп хороший взять или там условия какие политические выторговать.

– И где Василиса?

– Отдал я ее. Пойми ты меня правильно, богатырь, не обессудь. Приходят ко мне хазары, как положено приходят, с дарами. Стадо баранов пригнали, между прочим, только за то, что я выслушать их согласился. Так и так, говорят, Автоген-бей, есть заказ конкретный. Надо из столицы Василису выкрасть и Ивану-царевичу ее месяц как минимум не отдавать. А за это мы тебе десять тысяч голов скота пригоним и тонну золота дадим. Я и согласился, работенка-то непыльная, а платят хорошо. Хазары, кстати, молодцы ребята, не обманули: и золото, и скот пригнали, все как положено. Скот этот в холмах пасется, подальше отсюда. Я проголодаюсь, так лететь недалеко, а возле пещеры эту живность держать неохота. И галдят они немерено, и воняют паскудно.

– Ближе к Васе.

– А я про Василису и говорю. Украсть-то я ее украл, а что дальше с ней делать, не знаю. Хазары на этот счет ничего не говорили, понимаешь? Царевичу, сказали, не отдавать, так я и не отдал. А держать ее на руках – дело накладное, наследницы престола – товар паленый, хлопотный. Вот и отдал я ее.

– Кому?

– Брату. Брат, как про это дело прослышал, сразу ко мне. Слышь, говорит, а отдай мне Василису. Я и отдал. Как я могу родственнику отказать?

– И кто ж у тебя брат? – спросил я.

Про семейные связи Горыныча русский эпос вроде бы умалчивал.

– Кащей.

– Стоп, – сказал я. – Кащей, если мне память не изменяет, это такой субъект, который очень худой и немного бессмертный?

– Он и есть. Брат мой.

– Интересно было бы на вашу маму посмотреть.

– Маму не трожь, – предупредила правая голова. – Святая женщина.

– Да, – согласилась левая. – Не трогай маму своими грязными лапами, богатырь. А то башку оторву.

– И где же этот ваш братан обитает?

– Я родственников не закладываю, – заявила средняя. – Я тебе про него всю правду рассказал, чтоб ты с Василисой от меня отвязался, а больше помощи от меня не жди. Понял?

– Не понял, – сказал я. – Ты эту кашу заварил – тебе и расхлебывать, Аспид Горыныч.

– Драться хочешь? – с тоской спросила правая голова. – С ископаемым реликтом драться? Меня, живую легенду, на честный бой вызываешь?

– Не, – отступил я. – Честного боя у нас не получится. Вас трое, а я один. Поэтому бой будет нечестный и короткий. И для тебя, Уж Горыныч, последний.

Периферийные головы опять заржали, а средняя задумалась.

– А сдается мне, – сказала она, – мил человек, что ты блефуешь. На понт берешь, начальник.

– Как хочешь, так и думай, – пожал я плечами.

– А чем же ты меня сразить-то собираешься? Меча-кладенца я на тебе что-то не вижу, да и доспех у тебя какой-то кожаный, супротив моего огня несерьезный.

– А вот этим и сражу, – сказал я, поглаживая рукой лежащее на капоте вооружение.

– А это что за фигня заморская?

– Насчет заморской это ты верно подметил, – продолжил я, – а вот насчет фигни… Это, мил крокодил зеленый, оружие такое специальное, в далеких странах придуманное, чтобы нечисть всякую, прости за выражение, с неба сбивать. Стингер называется.

Стингер тоже в той пресловутой сумке оказался. Борис, похоже, был параноиком и фанатом любого вида оружия, особенно того, что при использовании делает громкий «бум».

– И останутся от тебя, Ящер Горыныч, рожки да ножки. Пардон, рожек у тебя нету. Тогда вообще мало что останется.

– А чем докажешь, что эта штука такая смертоносная? – спросила средняя голова. – Что даже пострашнее меча-кладенца будет?

– У нас пацан пацану на слово верит.

– Хорошая у вас жизнь, должно быть, – заметила средняя голова. – Легкая и спокойная.

– Не без этого. Но и постреливать приходится.

– А кому ж не приходится? – вздохнула средняя голова. – Ладно, богатырь, ты извини, нам подумать надо.

Три шеи переплелись в клубок, и головы принялись перешептываться, изредка бросая на меня опасливые взгляды. Я сделал вид, что мне все это до пейджера, если бы я продолжал пользоваться столь допотопным и неудобным средством односторонней связи, и покуривал сигарету. Совещание быстро закончилось.