Иначе вышло с появившимися много позднее записями о Лейфе Эйриксоне, сыне Эйрика Рыжего из Братталида в Гренландии. Письменные источники не ставили ему в заслугу каких-либо культурных подвигов или прочного влияния в Новом Свете, как это было с Кецалкоатлем. Все достижения Лейфа ограничивались короткими разведочными вылазками из дома, который он и его люди построили в приморье. Но его сага была записана латинскими буквами норманнскими поселенцами-христианами в Исландии и Гренландии, а потому значила для европейских умов больше, чем иероглифы ацтеков. В итоге Лейф Эйриксон, европеец, исторически известное лицо, а не Кецалкоатль, нечаянно оказался в глазах многих своего рода соперником Христофора Колумба.
Разумеется, никто не может лишить Лейфа Эйриксона и Христофора Колумба заслуженных ими лавров. Их деяния вообще несопоставимы. Тут не приходится говорить о каком-либо состязании или сравнивать их историческую роль; нет ни нужды, ни причин принижать одного, чтобы вполне оценить достижения другого. Попытаемся разобрать причины, породившие представление о каком-то «соперничестве», и воздадим каждому из этих двух исторических лиц по заслугам: Лейфу Эйриксону как первому европейцу, о котором точно известно, что он ступил на землю Нового Света в арктическом и субарктическом поясе, и Христофору Колумбу как человеку, открытие которым тропической зоны Америки распахнуло ворота для европейского завоевания Нового Света и становления известных ныне американских наций. Было бы одинаково несправедливо подвергать сомнению открытие Лейфа Эйриксона как выдумку языческих викингов и отрицать, что плавания Колумба изменили облик мира более, чем какое-либо иное событие христианского летосчисления.
Говоря об этих двух морепроходцах, попробуем взглянуть на них в истинном историческом свете. Коль скоро отпадает вопрос о каком-либо соперничестве, зачем нам теперь из национальных или религиозных побуждений смотреть на их плавания как на подобие гонки Амундсена и Скотта к Южному полюсу? Если сопоставлять этих двух мореплавателей так, словно перед нами и впрямь два соперника, получится искаженная картина, невыгодная для Лейфа Эйриксона. Он предстанет перед нами свирепым языческим викингом на открытой ладье, а рядом — ослепительный Колумб с его изящными каравеллами. Такой аберрации можно избежать, если рассмотреть их независимо, памятуя, что почти полтысячелетия разделяет две экспедиции. Срок, равный тому, который отделяет каравеллы Колумба от океанских лайнеров XX в. Если, устранив этот разрыв, взять уровень культуры испанцев X в., то норманнские мореплаватели мало в чем им уступали. Возможно, некоторым кругам трудно оценить по справедливости Лейфа Эйриксона и его деяния, потому что принято изображать его варваром в рогатом шлеме, с широким мечом в руках, выходящим в океан, чтобы грабить и избивать христиан, тогда как Колумб плыл под флагом святого креста, задавшись целью — не считая поиска золота и славы — принести христианскую веру заморским язычникам. Такое сопоставление несправедливо, надуманно и в корне неверно. Хотя Лейф Эйриксон намного опередил во времени Колумба, он взял на борт своей ладьи католического священника, и целью его трансатлантического плавания было принести христианскую веру в языческие поселения Гренландии.
Попробуем же восстановить страницы древненорвежской истории, позволяющие понять Лейфа Эйриксона и его мирную миссию. Представлять себе всех норманнов той поры викингами столь же ошибочно, как рисовать всех англичан XVIII в. буканьерами или всех римлян — воинами экспедиционных войск. Бо?льшую часть населения средневековой Норвегии составляли крестьяне, рыбаки, купцы; было немало искусных ремесленников и художников. В этом смысле норвежский народ не отличался от жителей других стран Европы. Викинги, в подлинном смысле этого старинного слова, составляли подвижные дружины, совершавшие морские набеги на чужие земли, от Руси на востоке до Ирландии на западе, от Шотландии на севере до Сицилии и мусульманского мира. Никто в наши дни не станет оправдывать эти жестокие рейды, но, если на то пошло, другие европейцы, от римских легионеров до испанских конкистадоров, когда позволяла сила, вторгались в чужие страны ничуть не менее свирепо, чем викинги. Однако словом «викинги» постепенно привыкли обозначать всех средневековых обитателей северных стран, откуда выходили боевые ладьи; иногда этим сомнительным прозвищем награждают и ныне живущих.
Английский историк Дэвид Уилсон писал:
«Хотя с британской точки зрения наиболее впечатляющи морские авантюры викингов, не менее важны и налаженные ими сухопутные связи с Востоком. Они играли главенствующую роль на великих торговых путях через земли, известные в наш век под названием Польши и западной части России, на юг — до Византии и на восток — до Волги и Персии. Косвенно викинги причастны и к торговым связям с Китаем по знаменитому „Шелковому пути“, который вел через Центральную Азию… Викинги были великими путешественниками, и на их счету выдающиеся достижения в мореплавании; их города были крупными торговыми центрами; их самобытное полнокровное искусство повлияло на другие народы; они обладали прекрасной литературой и развитой культурой».
Ему же принадлежат такие слова:
«Опустошительные набеги VIII и IX вв. принесли викингам прочную славу пиратов и разорителей, однако их культура во многом была такой же развитой, как и культура подверженных их набегам стран… В конечном счете они не уничтожили западную цивилизацию, а обогатили ее. Элементы их правовых установлений, традиции личной свободы, страсть к исследованиям и великие исландские саги, отражающие героическую эру, — все это стало частью нашего североевропейского наследия» (Wilson, 1970[319]).
Таково суждение английского историка. Древнейшая родина предков викингов неизвестна. Разумеется, они в Скандинавии — пришельцы. Большинство ученых полагает, что они пришли туда по суше или приплыли по великим русским рекам откуда-то с Кавказа. В пользу такой версии говорят записанные Снорри в XIII в. исторические предания, по которым родиной первого сохранившегося в народной памяти норвежского вождя было Причерноморье, к востоку от Дона. Отсюда и впрямь нетрудно было подняться по рекам, преодолевая небольшие волоки, до Балтийского моря и Скандинавии. И уж совершенно точно, что после принятия христианства норвежские викинги быстро проложили обратный путь в святую землю через Черное море и пролив Босфор. По Снорри, вождя викингов, приведшего свой народ на север из Причерноморья, звали Одином; после его смерти он был возведен викингами в ранг бога. Владения Одина распространялись вплоть до Турции, пока, как говорит тот же Снорри, римские императоры не стали повсеместно наступать, покоряя все страны. Тогда-то великий пращур норманнских королей ушел со своим народом на север и заселил сперва Данию, потом Швецию и, наконец, Норвегию. Снорри называет три десятка королей и описывает их деяния, прежде чем настает очередь Харалда Хорфагера, создавшего в Норвегии единое королевство. Здесь мы ступаем на твердую историческую почву, так как объединение произошло в 872 г., в разгар наиболее бурной поры эры викингов. Победа Харалда Хорфагера над многочисленными местными корольками и вождями вызвала смуту в стране. Многие видные мужи со своими семьями и приверженцами покидали Норвегию и заселяли ранее открытые острова в океане, которые до тех пор служили викингам лишь временным убежищем во время их походов. Среди тех, кто обосновался на берегах далекой Исландии, были родившийся под Ставангером Эйрик Рыжий и его жена Тьодхильд, мать Лейфа Эйриксона. Приблизительно через десять лет после бегства из Норвегии Эйрик Рыжий открыл Гренландию.
Называя этот остров «Зеленой землей», он поступил, как поступают в наши дни агенты по продаже недвижимости, рекламируя свой товар. Правда, обогнув суровый Южный мыс, он и впрямь увидел пригодные для пастбищ просторные луга у подножия высоких ледников на западной стороне острова, обращенной к Девисову проливу.
Возвратившись в Исландию, Эйрик Рыжий организовал и возглавил одну из самых смелых известных нам арктических экспедиций. Подробности этого предприятия записал Ари Фруде со слов своего дяди, который в свою очередь слышал рассказ одного из товарищей Эйрика. Тридцать пять открытых грузовых ладей, шире и массивнее, чем стройные и быстроходные ладьи викингов, участвовали в этом тщательно подготовленном походе переселенцев на запад через Атлантику. Целые семьи, несколько сот мужчин, женщин и детей со всем своим имуществом, включая лошадей, коров, овец, свиней и собак, вышли в море. Только четырнадцати судам с добровольными эмигрантами удалось обогнуть штормовой Южный мыс Гренландии и благополучно высадиться на более приветливом западном берегу. Здесь они построили селение, остатки которого сохранились до наших дней, и заложили основу общины, веками жившей в соседстве с эскимосами, всего в нескольких сотнях километров от американских индейцев, населявших другой берег Девисова пролива.
