«Аборигены островов Тонга больше не выращивают Pachyrrhizus для питания, но поощряют его рост на паровых землях, считая, что это растение помогает быстрее получать более высокие урожаи ямса… иногда это растение почему-то фигурирует в их религиозных ритуалах; видно, в древности оно играло более важную роль» (Cook, 1903[79]).

Против комплекса биологических свидетельств, которые говорят о том, что важные элементы древнего земледелия тихоокеанских островов были доставлены человеком из Южной Америки, выдвинут только один аргумент: кукуруза, очень древняя в Новом Свете, классическая американская пищевая культура, не возделывалась в Океании, пока ее не интродуцировали европейцы. Поскольку этот неоспоримый ботанический факт согласовывался с господствовавшим мнением о полной изоляции Нового Света от всех заморских территорий, кроме Сибири, он особенно сильно влиял на позицию этнологов. А потому стоит напомнить, что экспедиция Менданьи, вышедшая из Перу и в 1595 г. открывшая первые полинезийские острова — Маркизы, везла с собой кукурузу. Черным по белому было записано, что команда «посеяла кукурузу в присутствии туземцев» (Guiros, 1609[255]). Тем не менее, когда Кук повторно открыл те же острова в 1774 г., там не было кукурузы, не культивируют ее на Маркизах и в наши дни. Далее, Лаперуз в 1786 г. посадил кукурузу на острове Пасхи, но, прибыв туда почти через сто лет, миссионеры кукурузы не застали и сеяли ее заново. Никто не станет оспаривать исторически известных посещений Менданьей Маркизских островов и Лаперузом острова Пасхи на том основании, что посеянная ими кукуруза не принялась. Конечно же, о трансокеанских плаваниях следует судить по большому количеству американских пищевых культур, которые росли в полинезийских поселениях до прихода европейцев, а не по одному отсутствующему виду. Если отсутствующее растение можно считать аргументом против контакта, почему бы не уделить такое же внимание основной пищевой культуре Малайского архипелага — рису.

Подведем итог. Всякий ученый, с интересом следивший, как в этом столетии росло число убедительных этноботанических свидетельств, не может не согласиться всецело с заявлением Барро при открытии возглавлявшегося им симпозиума по растениям и миграциям тихоокеанских народов на Тихоокеанском конгрессе в Гонолулу в 1961 г. Признавая, что ботаника Тихого океана слишком долго руководствовалась признанной почти всеми догмой об одностороннем движении человека в этой области, он счел желательным пересмотреть все ботанические данные в свете установленного ныне факта, что люди на бальсовых плотах из Южной Америки вполне могли быть переносчиками андского элемента в доевропейской флоре Океании (Barrau, 1963[23]).

Прибытие в Полинезию бальсового плота «Кон-Тики» с командой настолько поразило научный мир, что один видный американский деятель объявил во всеуслышание, что отказывается верить в возможность такого плавания, и продолжал стоять на своем, пока не увидел снятый в экспедиции документальный фильм. Пришлось признать, что бальсовый плот вопреки господствовавшим мнениям мореходное судно и что аборигенные мореплаватели из Южной Америки вполне могли дойти до Полинезии. Следующий аргумент, выдвинутый изоляционистами, гласил: хотя бальсовый плот в принципе мог пересечь океан, древние перуанцы все равно пользовались им только в прибрежных водах. Дескать, если не так, почему же ближайшие к Америке острова Хуан-Фернандес, Галапагос, Кокос в отличие от далекой Полинезии не были обитаемы, когда европейцы пришли в Инкскую империю? Почему люди проплывали мимо островов, лежащих в сотнях миль от побережья, и поселялись на островах, удаленных на тысячи миль?

Одно дело — глядеть на карту океана с напечатанными на ней наименованиями, совсем другое — видеть географический объект воочию. Могли ли эти острова предложить поселенцам то же, что архипелаги, расположенные дальше в океане? Очевидно, нет. Чем еще объяснить, что ни Хуан-Фернандес, ни Галапагосы, ни Кокос не привлекли не только индейцев, но и испанцев, когда эти острова были официально открыты европейцами? История показывает, что острова Галапагос, столь притягательные для игуан, огромных черепах, тюленей и птиц, отпугивали людей отсутствием постоянных источников воды. Лишь маленькая группа переселенцев, преимущественно из Эквадора и Норвегии, ухитрилась кое-как перебиваться в окружении кактусов, запасая в периоды дождей воду в цистерны. Острова Хуан-Фернандес тоже мало кого манили, хотя Александр Селкирк, прототип Робинзона Крузо в романе Дефо, прожил здесь с 1704 по 1709 г. Остров Кокос, подвергавшийся регулярным набегам искателей счастья, которые надеялись отыскать там легендарное сокровище инков, по сей день остается необитаемым.

Выходит, само по себе существование того или иного острова необязательно влечет за собой заселение его человеком, как это бывало и с обширными областями на материке, которые не привлекли обитателей. Полинезия относится к регионам, всегда соблазнявшим человека. Но и здесь есть острова, которые по разным причинам остаются необитаемыми и в наши дни, хотя по карте этого не определишь. Так, по обе стороны Пасхи лежат хорошо известные пасхальцам и мангаревцам и тем не менее необитаемые Сала-и-Гомес, Дюси и Оэно. Необитаемый остров Хендерсон играет важную роль в экономике жителей Питкэрна, плавающих туда на лодках за древесиной для резных изделий. Да и сам Питкэрн неизвестно почему был безлюден, когда Флетчер Крисчен и другие бунтовщики с «Баунти» прибыли туда в 1790 г. и основали существующую поныне колонию. Между тем аборигенные мореплаватели знали про Питкэрн; это видно из того, что люди Крисчена находили мелкие каменные статуи и другие следы былого поселения, включая неполинезийские кварцевые и базальтовые наконечники для копий, хранящиеся ныне в одном из музеев Оксфорда (Heyerdahl and Skjolsvold, 1965[157]).

Можно ли представить себе, что такой крупный архипелаг, как Галапагос, расположенный относительно близко к берегам Эквадора и омываемый главным потоком Перуанского течения, был известен южноамериканским морякам, однако не располагал их к постоянному поселению? Не говоря уже о предельно скудном ландшафте с его вечными кактусами, где все выпадавшие в сезон дождей осадки тотчас уходили в пористую лавовую почву, известно, что действующие вулканы производили опустошения на этих островах и в исторические времена.

Исследование наличной литературы об этом архипелаге выявило единодушное мнение авторов, что на островах Галапагос нет никаких археологических остатков, что до европейцев здесь не ступала нога человека. Однако все эти утверждения основывались не на личных наблюдениях археологов, а исходили от зоологов, ботаников, геологов и авторов путевых записок, которые, судя по всему, просто цитировали друг друга и повторяли суждение, ставшее аксиомой. Выяснилось, что ни один археолог и не пытался заниматься островами Галапагос, поскольку считалось, что 600-мильное расстояние, отделяющее их от материка, не могло быть преодолено судами южноамериканских аборигенов.

Обстоятельства, которые в конце концов привлекли внимание археологов к Галапагосам, можно назвать забавными. В руки сотрудников Американского музея естественной истории попала фотография странной каменной головы, обнаруженной ботанической экспедицией на острове Санта-Мария (Чарльз) (Orcutt, 1953[239]). Обросшая лишайником и затененная листвой, голова эта выглядела настолько подлинной, что специалист по этнологии острова Пасхи Метро заключил, что этот образец ваяния вдалеке от материка обязан своим рождением полинезийским мореплавателям. Археологи упомянутого музея полагали, что стоит исследовать территорию, где найдена скульптура. Я пригласил заведующего археологическим отделом Управления национальных парков США Рида и главного куратора кафедры археологии в университете Осло Шёльсволда, и мы приступили к первым систематическим поискам следов доевропейских поселений на островах Галапагос.