Формованная посуда Ла-Плата представлена тремя сосудами из двух разных точек на берегу бухты Джеймс; формованная посуда Сан-Хуан — один сосудом из третьей точки на том же берегу; лощеная гладкая Кенето — двумя кувшинами из двух разных точек района бухты Джеймс; тиауанакоидная посуда — тремя кувшинами из двух различных точек на берегу бухты Джеймс. Формованная посуда Сан-Николас представлена одним кувшином с берегов бухты Джеймс; гладкая Томавал — минимум 15 кувшинами из района бухт Джеймс, Пиратов, Китовой и с Черного берега. К тому же типу предположительно отнесены еще пять сосудов с трех стоянок. Не менее десяти кувшинов из района бухт Джеймс и Китовой, а также с Черного берега отнесены к группе гладкой посуды Кастильо. На Черном берегу найдена также глиняная свистулька культуры мочика. Еще шесть кувшинов, видимо, представляют гладкую посуду Кастильо. Остальные поддающиеся определению кувшины — гладкая посуда, характерная для района Гуаяс в Эквадоре.

За исключением трех кувшинов неизвестного прежде неевропейского типа, представленных 337 черепками (край, ручка, тулово) очень тонкой посуды сложной формы с толстой красной глазурью, явно новых типов керамики не обнаружено. Другими словами, сам по себе материал особой научной ценности не представляет. Важно лишь то, что сосуды были оставлены на Галапагосах в 1000–1600 км от места их происхождения на материке.

Естественно спросить: не могли ли какие-то из них попасть на острова в океане во времена после Колумба?

Как мы уже видели, архипелаг был случайно открыт европейцами в 1535 г., когда корабль епископа Томаса де Берланга, идя из Панамы в Перу, был подхвачен мощной ветвью течения, направленной в океан. Испанцы провели день на одном острове, еще два — на другом в тщетных поисках воды, после чего с трудом добрались до Эквадора. Поскольку судно шло из Панамы, вряд ли оно могло доставить на острова Галапагос аборигенную керамику Перу и Эквадора.

Второе посещение архипелага состоялось в 1546 г., когда капитан Диего де Риваденейра украл судно в Арике (Чили) и взял курс на Гватемалу. Он повторно открыл Галапагосы, и на одном из малых островов опять тщетно искали воду, затем корабль тотчас пошел дальше, на заходя на остальные острова.

Нам известно, что во второй половине XVI в. еще несколько испанских каравелл подходили к архипелагу, но известно также, что безлюдные, бесплодные и безводные острова не нашли никакого применения. Возможно, на борту каких-то из этих судов были индейцы, высаживавшиеся на берег с кувшинами, часть которых разбилась, однако вряд ли они разбили 131 кувшин, притом в разных местах. Да и не могли каравеллы везти такой разнообразный набор керамики, представляющей удаленные друг от друга географические области и культурные эпохи Перу и Эквадора, причем на материке некоторые виды изделий сохранились до исторических времен лишь в погребениях.

Мы видели, что для испанцев далекий архипелаг, омываемый коварным Перуанским течением, оставался Заколдованными островами, пока английские буканьеры под конец XVII в. не устроили себе здесь удобное убежище.

Словом, приписывать остатки аборигенной посуды в разных частях Галапагосского архипелага европейцам нет оснований. Произведенное Эвансом и Меггерс определение перуанской посуды показывает, что речь идет о доинкских изделиях периодов Эстеро, Ла-Плата и Томавал на материке; стало быть, кувшины по меньшей мере с двух галапагосских стоянок датируются приморской культурой Тиауанако.

Черепки минимум 131 аборигенного сосуда, собранные на Галапагосах, свидетельствуют о немалой активности людей в этом районе задолго до прихода колонизаторов. Само собой разумеется, наше беглое обследование не могло выявить всех стоянок, обнаружена лишь часть наличного материала. Из-за скудости почвенного слоя на береговых скалах много следов былых посещений, конечно, смыто в море. Далее, не подлежит сомнению, что перед нами примеры кратковременных заходов, а не постоянных поселений, от которых остались бы более мощные пласты и более однородная посуда. И вряд ли здесь на месте могло независимо развиться гончарство, точно повторяющее материковые типы — от Кастильо и Томавал гладкой до полихромной тиауанакоидной, Сан-Николас фигурной и трех характерных образцов черной керамики чиму: Кенето лощеной гладкой, Сан-Хуан фигурной и Ла-Платы фигурной. Собранный материал географически привязывается к областям от Гуаяс (Эквадор) до лежащей в 1500 км южнее долину Касма у рубежей центрального приморья Перу.

Подведем итог. Пальма первенства в использовании бесплодных, засыпанных вулканическим шлаком островов Галапагос, вероятно, как рыболовной базы принадлежит не европейцам. Обычай этот зародился у аборигенов по меньшей мере во времена приморской культуры Тиауанако в археологической периодизации Перу.

Археологические объекты на Галапагосских островах

Три острова группы Хуан-Фернандес, омываемые северной дугой Антарктического течения, лежат так далеко на юг от бывшей инкской империи и на таком расстоянии от области, где в прошлом ходили бальсовые плоты, что они вряд ли играли заметную роль для аборигенных мореплавателей Южной Америки. Острова Галапагос расположены точно на экваторе, иначе говоря, как раз на широте Манты, откуда, по инкским легендам, вышел в море Кон-Тики-Виракоча вместе со своими белыми бородачами и откуда, как сообщают инкские историки, отправился в дальнее плавание на бальсовых плотах Инка Тупак.

Археология свидетельствует, что острова Галапагос посещались с материка со времен Тиауанако; исторические источники сообщают, что бальсовые плоты все еще ходили на пустынный архипелаг в первой половине прошлого столетия. Нетрудно понять, почему эти острова, хотя и бедные постоянными источниками воды, привлекали аборигенных добытчиков продовольствия и купцов. Галапагосы кишели крупными съедобными игуанами и гигантскими черепахами, которых можно было ловить прямо руками, причем черепахи представляли собой пригодный для дальних перевозок источник жира и пищи. Есть признаки, что на этих сухих островах пытались культивировать хлопчатник; ботаники определили, что считавшийся эндемиком дикий галапагосский хлопчатник Gossipium darwinnii на самом деле разновидность искусственно выведенного доевропейскими цивилизациями Перу южноамериканского 26-хромосомного Gossipium barbadense. Одичавший галапагосский хлопчатник обладает текстильным волокном, хотя и не слишком высокого качества; вот и ответ, почему среди раскопанных нашей экспедицией предметов оказалось меловое пряслице аборигенного типа. Но главная притягательная сила Галапагосов — огромное количество рыбы, ради которой сюда и поныне идут рыболовные суда со всего Тихого океана. Поскольку, как уже сказано, архипелаг расположен прямо на экваторе, его окружают беспорядочные течения и струи, благоприятствующие развитию морской фауны. Направляющиеся на запад холодные струи Перуанского течения омывают южные острова архипелага; у северных островов проходит теплое течение Эль-Ниньо из Панамы и наблюдается много завихрений. Мы уже видели, как сила названных течений увлекала парусные суда на запад с такой скоростью, что мореплаватели, в том числе и в нашем столетии, называли острова Галапагос «заколдованными», считая, что они перемещаются по поверхности океана.

Поскольку Галапагосы, как выяснилось, хотя и не знали постоянных поселений, играли для доевропейских мореплавателей из Эквадора и Перу большую роль, чем для явившихся позже испанцев, стоит заново рассмотреть загадочную предысторию уединенного острова Кокос. Этот остров в отличие от засыпанных вулканическим шлаком Галапагосов в обилии располагает пресной водой и плодородной почвой. В наши дни он стал удобным портом захода для лайнеров из Панамы, однако постоянных поселенцев Кокос в послеколумбовы времена не привлекал. Есть причины предполагать, что в доевропейские времена дело обстояло иначе.