Если бы штурман следовал инструкциям Сармьенто, у первой экспедиции Менданьи были все шансы открыть остров Пасхи; будь он чуть более последователен в своих собственных решениях, они попали бы на Туамоту. А так из-за его колебаний суда экспедиции миновали ближайшие острова и очутились в далекой Меланезии.

Тупак Инка в своем доевропейском плавании тоже вполне мог дойти до Меланезии; это объяснило бы, откуда взялись доставленные им обратно в Перу чернокожие пленники. Но скорее можно полагать, что он в отличие от маленького отряда Сармьенто шел на многочисленных плотах веерным строем и обнаружил ближайшие острова. Мы уже видели, что последующие обитатели империи Тупака знали направление и расстояние до Пасхи от Ило и Арики, а также от Кальяо, и надо думать, кормчие самого Тупака за два-три поколения до прихода испанцев были осведомлены не хуже. Следующий за Пасхой обитаемый остров — Мангарева в юго-восточной оконечности архипелага Туамоту. Его жители подтверждают, что Тупак со своим флотом доходил сюда: главные их предания рассказывают о визите чужеземного короля Тупы. Первым эти рассказы опубликовал в 1924 г. Крисчен, который не знал истории инков: «Есть у мангаревцев предание о рыжеволосом вожде по имени Тупа, который пришел с востока на судах неполинезийского типа, скорее напоминающих плот, — несомненно, тут отразилось воспоминание о каких-то перуанских бальсас» (Christian, 1924[66]). В 1928 г. Риве, ссылаясь на Крисчена, первым предположил, что мангаревцы сохранили память о визите Тупака Инки (Rivet, 1928[260]). Далее, Бак опубликовал дополнительные подробности из старинной, так называемой Тирипонской рукописи, составленной через несколько десятилетий после прихода европейцев сыном мангаревского вождя: «Одним из видных посетителей Мангаревы был Тупа. Согласно местному преданию, он прибыл, когда правили короли-братья Тавере и Тарои… Тупа подошел к Мангареве через юго-восточный пролив, названный потом Те-Ава-нуи-о-Тупа (большой пролив Тупы)». И дальше: «…мореплаватель Тупа… подошел к самой Мангареве и остановился в большом проливе Тупы. Он ступил на берег островка Те-Кава». В той же полинезийской рукописи говорится, что Тупа, прежде чем возвращаться на родину, «поведал мангаревцам про обширную страну… где живет большой народ, управляемый могущественными королями» (Buck, 1938[53]).

Кава, островок в восточной части барьерного рифа, где, по преданию, сошел на берег Тупа, и большой пролив Тупы, где была стоянка его плотов, заставляют вспомнить слова инков про остров Ава, или Ава-Чумби, — один из островов, на которых побывал флот Тупака. Второй назывался Нина-Чумби, то есть Огненный остров, — меткое наименование для острова Пасхи, каким он представлялся мореплавателям. Все первые европейские путешественники, от Роггевена и Гонсалеса до Бичи, пишут, что пасхальцы разжигали по всему побережью множество костров, посылая к небу столбы дыма, очевидно сигнализируя приближающимся судам. Некоторые исследователи полагали, что название «Огненный остров» подразумевает Галапагосы с их дремлющими вулканами, однако, как будет показано в главе 10, инки хорошо знали острова Галапагос, к тому же на них не было постоянного населения (Heyerdahl and Skjolsvold, 1956; Heyerdahl, 1961[157, 151]). «Чернокожих» вполне можно было найти среди мангаревцев, ведь первый европейский посетитель острова, Бичи, обнаружил среди чрезвычайно пестрого по составу населения людей с такой же темной кожей, как у меланезийцев (Beechey, 1831[25]). Темнокожие пленники — единственная примечательная добыча, которую могущественный Инка мог привезти с тихоокеанских островов, населенных бедными представителями каменного века. Наверно, он вернулся в Перу не менее разочарованный, чем жадная до золота экспедиция Менданьи, и, возможно, он возвращался тем же северным путем, с заходом в Мексику или Центральную Америку, где к темнокожим пленникам можно было добавить металлический трон и другие диковины, виденные испанцами во времена внуков Тупака.

Отсутствие золота и других сокровищ на открытых островах и чрезвычайно трудный обратный путь в Перу — достаточно ясные причины, из-за которых открытия Менданьи почти два столетия пребывали в забвении, пока во второй половине XVIII в. их не повторили другие европейцы. Бедные острова не соблазнили инков, не привлекли они и следовавших по их стопам испанских правителей Перу.

Указанный инками маршрут к ближайшему обитаемому острову в Тихом океане.

Посетителям современной Полинезии обычно представляется, что долбленка с одинарным аутриггером — единственный известный аборигенам этих островов вид судна. Мы видели, однако, в главе 6, что полинезийцы пришли на восток Тихоокеанской области вообще не зная аутриггера. Типичный для Малайского архипелага двойной аутриггер так и не дошел до полинезийских племен, но если новозеландские маори вовсе не оснащали аутриггером свои лодки, то племена тропических островов со временем восприняли меланезийский одинарный аутриггер через соседей на Фиджи.

А как насчет плотов? Вот уж, наверно, неподходящая конструкция для таких мореходов, как полинезийцы? Перед нами еще одно ошибочное мнение, распространенное среди тех, кто подходит к проблеме поверхностно. Когда «Кон-Тики» пристал к острову Рароиа в архипелаге Туамоту, обнаружившие нас островитяне сразу воскликнули: «Паэпаэ!» (так в Полинезии называют плоты). Кстати, тот, кто считает, что плот чужероден для Полинезии, с таким же успехом мог спросить, когда много лет спустя по моей просьбе на острове Пасхи поднимали упавшую статую: «К чему заниматься каменными исполинами в Полинезии, если всем известно, что полинезийские племена занимались только плотницким делом и резьбой по дереву и никогда не работали с камнем?» И ведь это утверждение верно. Тем не менее, если нынешние полинезийцы обрабатывают только дерево и ловят рыбу с лодок, оснащенных одинарным аутриггером, это вовсе не исключает возможности древнего субстрата ваятелей и плотоводителей в той же области. Не будем забывать о смешанном характере полинезийской культуры; в островной регион на востоке Тихого океана проник не один народ.

В обширном трехтомном труде «Каноэ Океании» Хэддон и Хорнелл ссылаются на сообщения о бытовавших в прошлом на островах Общества плотах, похожих на бальсовые, и добавляют:

«Эти сведения ставят острова Общества в ряд с Маркизскими островами, а также с Мангаревой, Самоа, Тонга, Фиджи и Новой Зеландией, обитатели которых хорошо знакомы с плаванием на плотах. Они подтверждают мнение, что плоты широко применялись, во всяком случае при некоторых передвижениях от острова к острову первых поселенцев в Океании».

Продолжая затем говорить о пропускающих воду плотах, которые были единственными судами на островах Сан-Кристобаль (Чатем), авторы отмечают, что это «подкрепляет гипотезу, по которой многие древнейшие передвижения в Тихом океане совершались людьми, применявшими какого-то вида парусный плот в своих плаваниях от острова к острову» (Haddon and Hornell, 1936[135]).

В специальной работе о южноамериканских бальсовых плотах Хорнелл затрагивает и прилегающую островную область:

«Повсеместно в Океании мы находим свидетельства пользования плотами в настоящем или в прошлом. На Мангареве… по существу самом восточном из сколько-нибудь значительных островов Полинезии, если не считать Пасху, употребляются или употреблялись до недавнего времени плоты, довольно похожие на парусные бальсовые конструкции Эквадора» (Hornell, 1931[165]).

В самом деле, на Мангареве — том самом острове, где сохранилась память о визите чужеземного короля Тупы, — только плотами и пользовались, когда капитан Бичи в 1825 г. наткнулся на этот остров, идя со стороны Южной Америки. Он не увидел лодок ни на одном из островов Гамбье, зато опубликовал рисунок бревенчатого плота с 13 мангаревцами на борту и сообщил, что такие плоты достигают в длину от 12 до 15 м и могут перевозить до 20 человек (Beechey, 1831[25]).