Животные, о которых идет речь, — свинья и курица. Дальше мы увидим, что третье, и последнее, полинезийское домашнее животное — собака осталась неизвестной в Меланезии и Микронезии, зато она сходна с древними американскими породами. Тем примечательнее, что маори Новой Зеландии собаку знали, а свиней и кур нет. Мы увидим также, что собака упоминается в древнейших преданиях и мифах, но о курице и свинье в племенных легендах маори почему-то не говорится ни слова. Впрочем, это объяснить нетрудно. Изучение генеалогий показывает, что новозеландские маори прибыли из Восточной Полинезии в начале нашего тысячелетия и после ограниченного периода тесных контактов с островами на северо-востоке полностью обособились от остальной Полинезии и не воспринимали никаких импульсов из внешнего мира вплоть до прибытия Тасмана в 1642 г. Оттого-то пищевые культуры, куры и свиньи, которые в пору торговой и мореплавательской активности в Центральной Полинезии распространились от Фиджи, не дошли до племен изолированной Новой Зеландии. Эти племена во всех смыслах оставались наиболее чистыми представителями исконно полинезийских родов. Чрезвычайно важно помнить, что межостровная диффузия, влиявшая на полинезийскую культуру в последние столетия перед приходом европейцев, не затронула маори. А потому не менее важно учитывать, что даже такое полезное и нужное изобретение, как аутриггер, не дошло ни до маори, ни до их соседей — мориори на островах Сан-Кристобаль (Чатем), хотя вместе с другими фиджийскими достижениями распространилось почти на всех остальных островах Полинезии.
Перед лицом прямых свидетельств, что полинезийцы первоначально прибыли на свои острова без растений и животных Старого Света, не зная даже двойного и одинарного аутриггера, мы не только лишаемся последних аргументов в пользу гипотезы о движении из Малайского архипелага на восток, но и должны искать совсем другой район, откуда маори-полинезийцы могли попасть в Восточную Полинезию, будучи незнакомыми с аутриггером — самым необходимым для мореплавателя азиатским изобретением. По всему Малайскому архипелагу, от Суматры и Филиппин до ближайшей к ним оконечности Новой Гвинеи, малайцы и индонезийцы издревле применяли двойной аутриггер — другими словами, прикрепляли к своим лодкам для устойчивости плавучие балансиры с обеих сторон. Микронезийцы и меланезийцы применяли одинарный аутриггер, поэтому микронезийцы даже строили асимметричные челны. Когда полинезийцы научились оснащать свои симметричные каноэ одним балансиром, они следовали не микронезийскому, а фиджийскому образцу. Иначе говоря, ни индонезийский, ни микронезийский тип лодки с аутриггером не дошел до восточной части Тихого океана. Гипотеза о миграции из Индонезии, обусловившей заселение Новой Зеландии и прочих островов в период, согласующийся с известными данными о расселении полинезийцев, наталкивается и на другие препятствия. В частности, исследователи указывают, что распространившиеся по своим островам в нынешнем тысячелетии полинезийцы представляли культуру каменного века, однако на Филиппинах знали не только бронзу, но и железо уже ко II в. до н. э., а вскоре после того и по всей Индонезии.
Крисчен, кроме того, обратил внимание на отсутствие колеса в Полинезии, хотя в Индонезии оно было известно так же рано, как и железо (Christian, 1910[65]). Некогда отсутствие колеса в древней Америке служило главным аргументом против контактов со Старым Светом; почему этот же аргумент не был признан для Полинезии?
Петри в своем труде о денежных системах Тихоокеанской области показывает, что для неолита Юго-Восточной Азии характерно применение камней и раковин как платежного средства и эта система распространилась повсеместно в Индонезии, Микронезии и Меланезии. Его поражало неожиданно полное отсутствие какой-либо денежной системы в Полинезии; за неимением других объяснений он писал о возможном «культурном регрессе» (Petri, 1936[245]).
Продолжая исследования своего коллеги Зееманна, ботаник Кук заявил, что незнание аборигенами Полинезии алкоголя говорит о том, что эти островитяне не могли быть выходцами из какой-либо части малайской области, «потому что переселенцы из Азии, несомненно, владели бы азиатским приемом подсочки пальм для получения из сока сахара и напитка. Подобные факты склоняют к выводу, что земледельческие навыки исконных обитателей остовов Тихого океана не связаны с азиатскими источниками… коль скоро полинезийцы не знали употребления пальмового сока» (Cook, 1910–1912[80]).
Еще примечательнее, что аборигены Полинезии не только не знали алкоголя, им был не знаком обычай жевать бетель, присущий миллионам жителей Юго-Восточной Азии. А ведь это был чрезвычайно древний обычай на островах западной части Тихого океана, как подчеркивает Фридеричи; от Индии он через Малайский архипелаг распространился до восточных рубежей Меланезии, а дальше вдруг исчез. Зато по всей Полинезии наблюдается ритуальное потребление кавы, приготовляемой следующим образом: женщины пережевывают корни определенных растений, выплевывают жвачку в теплую воду, дают забродить и фильтруют, после чего напиток готов. По мнению Фридеричи, способ приготовления кавы и сопряженные с ее потреблением ритуалы настолько схожи с древней процедурой в Южной Америке, что «явно говорят в пользу связей между этими двумя областями» (Friederici, 1929[118]). Первые европейские исследователи Тихого океана тоже отмечали это сходство; так, Мэренхут писал о полинезийской каве: «Американские индейцы приготовляют такой же напиток, только из других растений» (Moerenhout, 1837[223]). Браун ссылается на записки Броувера о путешествии в Чили в 1643 г., из коих следует, что здесь словом кавау называли напиток, приготовляемый женщинами, которые пережевывали определенный корень и выплевывали жвачку в сосуд с водой (Brown, 1924[46]). Характеризуя потребление полинезийцами кавы вместо алкоголя и бетеля, Браун заключает:
«Еще одна загадка — почему переселенцы, захватив с собой кокосовый орех, отказались от одного из его главных применений, предпочли гораздо менее крепкий и соблазнительный напиток кава в центральных областях Тихого океана, приготовляемый из выплевываемой жвачки… Напиток этот родствен чиче на тихоокеанском побережье Южной Америки; на запад он распространился только до юго-восточной части Новой Гвинеи, где встретился с продвигавшимся на восток обычаем жевать бетель» (Brown, 1927[47]).
Итак, полинезийцы вместо принятого в Старом Свете обычая пить алкоголь и жевать бетель осуществляли ритуальное потребление кавы, совсем как в областях высокоразвитых американских культур, где аналогичный напиток у инков назывался чича; другие местные названия — а’ка или акка (Перу), кавау (Чили), аба (Колумбия) и касава (Бразилия).
Джонстон отметил, что способы толчения камнями в Полинезии «указывают на давнее отделение от Азиатского материка, до того как там стало обычным пользоваться ступой» (Johnston, 1921). Такой же вывод напрашивается, когда видишь, что по всей Полинезии не знали таких древних азиатских элементов материальной культуры, как арка в каменных строениях, уключины, руль и деревянные гвозди при строительстве лодок. Отсутствие всех этих древних изобретений сближало полинезийцев с Новым Светом. С другой стороны, полное незнакомство также с гончарством и ткачеством ко времени прибытия европейцев настолько отличает полинезийцев от их соседей как на западе, так и на востоке, что для удовлетворительного решения полинезийской проблемы необходимо вполне объяснить историю этих примечательных и существенных черт маори-полинезийской культуры.
Обнаруженная европейцами полинезийская культура повсеместно основывалась на немногих и достаточно простых элементах: неолитический четырехгранный топор с наточенным краем и коленчатой рукояткой, каноэ, специфические рыболовные крючки, колотушка для луба, пест для пои, земляная печь, ритуальное потребление кавы. Поскольку речь идет о чертах панполинезийского распространения, все они, очевидно, присутствовали в той области, откуда пришли предки нынешних жителей полинезийского треугольника.
