Томат и ананас — сугубо американские растения, они не могли попасть в Полинезию с Фиджи. Оба росли в диком виде в районах домиссионерских поселений на восточном берегу Пасхи, откуда пасхальцы перебрались в Хангароа на западном берегу, когда на острове впервые поселились европейцы. В тех же районах росли также озадачившие ботаников маниок, маранта и табак; все это американские виды, и, однако, местные предания приписывают их интродукцию предкам в отличие от других растений, привезенных чужеземцами. В первые десятилетия европейской колонизации Томсон записал: «Мы видели растущий в глухих местах табак, но не могли определить, кем и когда он интродуцирован. Туземцы утверждали, что семена были в числе тех, которые привезли на остров первые поселенцы» (Thomson, 1889[307]). Местное название табака — ава-ава, из чего следует, что листья жевали, как жуют листья ава или кава, тогда как табак европейцев называли одмо-одмо (всасывать) или пухи-пухи (дуть). В Андской области, пока европейцы не перенесли сюда с севера обычай курить табак, его выращивали для жевания.

Важно отметить, что первые чужеземные растения, успешно интродуцированные на острове Пасхи, были доставлены миссионерами, прибывшими за два десятилетия до Томсона. А первая вообще документированная попытка была предпринята Лаперузом в 1786 г.: его огородник посадил на Пасхе капусту, морковь, свеклу, кукурузу, тыкву, грушу, сливу, вишню, апельсин, лимон и хлопчатник (La Perouse, 1797[194]), но пасхальцы уничтожили посевы, не дав растениям укорениться.

Когда на Пасху впервые приплыли из Перу испанцы, они обратили внимание еще на одно важное американское растение. В их записках читаем, что для строительства своих жилищ пасхальцы собирали на плантации тот самый камыш тотора, который культивировали и использовали аборигены Перу (Herve, 1770; Aguera, 1770[146, 10]). Этот камыш Scirpus riparius и поныне играет важнейшую роль в хозяйстве острова, но растет дико на частично заболоченных кратерных озерах Пасхи. Ко времени прихода европейцев он был главным строительным материалом не только для жилищ, но и для лодок; помещения обставлялись только циновками из тоторы; из нее же плели шляпы и корзины; чрезвычайно прочные волокна шли на изготовление рыболовных сетей, веревок и толстых плетеных канатов; покойников хоронили в обертке из тоторы. Этот пасхальный камыш — единственный за пределами Нового Света представитель сугубо американского вида. Углеродная датировка оберток, анализы пыльцы и документальные источники — все говорит о том, что данное растение интродуцировано на Пасхе до прихода европейцев (Smith, 1961[290]). Поскольку речь идет о пресноводном растении с орошаемых полей в приморье Перу, корневища его не переносятся морскими течениями, морские птицы не едят его семян и не могли перенести их на своих перьях за три тысячи с лишним километров. И так как пасхальцы вязали из тоторы такие же лодки, какими пользовались древние рыбаки вдоль всего тихоокеанского побережья Южной Америки, ботаники и в этом случае предоставили этнологам искать ответа на загадку. Первоначально пасхальский камыш получил латинское наименование Scirpus riparius var. paschalis, но в 1956 г. видный знаток пасхальской флоры Скоттсберг провел новое исследование и пришел к выводу, что речь идет не о варианте, а о растении, тождественном перуанскому Scirpus riparius. Ученый заключил, что это растение было интродуцировано аборигенами: «Трудно представить себе прямой перенос семян через океан без участия человека, а говорить о сухопутных мостах несерьезно» (Scottsberg, 1956[287]).

Пасхальское предание утверждает, что один из древних предков островитян, Уре, привез с собой первые корневища тоторы и посадил их в кратерном озере Рано-Као. Отметим, что «уру» — название племени в области озера Титикака, чье хозяйство особенно зависит от камыша тотора. Большинство уру в наши дни живут на плавучих островах из камыша, строят свои лодки и жилища из того же материала.

Единственный спутник тоторы в кратерных озерах Пасхи, если не считать торфообразующего мха, — Polygonum acuminatum, еще одно ввезенное аборигенами сугубо американское пресноводное растение. Его трансокеанское распространение наводит на такое же размышление, как тотора. Древние пасхальцы и обитатели бассейна Титикаки использовали его как лекарственное растение.

Дикая или предположительно дикая флора уединенного острова Пасхи была чрезвычайно бедна. В 1934 г. Скоттсберг насчитал здесь всего 31 цветковое растение, из них 11 пантропических или широко распространенных в тропической зоне, а остальные 20 известны в ограниченной полосе к востоку или к западу от острова. Только семь играли существенную роль в хозяйстве пасхальцев, причем два были принесены из Полинезии и пять из Южной Америки[12]. Присутствие двух полезных полинезийских видов вполне объясняется тем, что предки нынешних пасхальцев, как известно, пришли из Полинезии, зато пять полезных южноамериканских растений основательно озадачили ученых. В 1934 г. Скоттсберг писал: «С ботанической точки зрения эти растения, исключая американские виды, не представляют большой проблемы, если признать, что в самом деле была трансокеанская миграция… однако наличие американского элемента вызывает недоумение». Когда экспедиция «Кон-Тики» показала способность южноамериканских бальсовых плотов проходить расстояние, по меньшей мере вдвое большее того, которое требовалось, чтобы доставить на Пасху семена и корневища, Скоттсберг с новых позиций вернулся к загадочному происхождению пасхальской флоры и заявил, что интродукция аборигенами во всяком случае двух пресноводных видов вполне вероятна и такое допущение намного упрощает сложную ботаническую проблему трансплантации в доевропейские времена (Skottsberg, 1934, 1957[286, 288]).

Установив, что на острове Пасхи предостаточно биологических свидетельств древнего привоза растений с Американского материка, обратимся теперь к Маркизским островам; до них от Южной Америки вдвое дальше, зато они омываются главным потоком Перуанского течения. Флора Маркизских островов тщательно изучена Брауном; его трехтомный труд издан Музеем Бишоп в 1931–1935 гг. Браун установил, что важное хлебное дерево и влаголюбивое таро — неизвестные на Пасхе пищевые культуры маркизцев — были привезены аборигенами с Фиджи; вместе с тем из чисто ботанических соображений он оспаривал господствующие среди этнологов взгляды, утверждая, что другие растения маркизской флоры столь же убедительно свидетельствуют о доевропейских плаваниях из Южной Америки.

Мы увидим в главе 11, что племенные предания на Маркизских островах ясно говорят о далекой стране на востоке (где лежит Южная Америка), откуда предки маркизцев привезли первые кокосовые орехи. Далее, здесь, как и всюду в Полинезии, единственным сосудом была бутылочная тыква. Батат — кумара — возделывался тут, как и на других островах, хотя не играл такой роли, как на Пасхе и на Гавайских островах, поскольку его оттеснило гораздо более удобное в культуре хлебное дерево. Культурный линтерный хлопчатник одичал. Браун дополнил этот ряд ананасом (Ananas sativus), сугубо американским растением, мелкоплодная разновидность которого свободно произрастает от Бразилии до Андского высокогорья. По его мнению, доколумбово присутствие ананаса на Маркизах говорило о древних плаваниях аборигенов через восточную часть Тихого океана:

«…уроженец тропической Америки, он явно доставлен в древности аборигенами на Маркизские острова, где его видишь во всех обитаемых долинах. Можно встретить отдельные растения тут и там на малых высотах, но похоже, что чаще его сажали на засушливом нагорье… Одна из самых больших ананасных плантаций на Маркизах — на востоке Фату-Хивы, на сухих, открытых, каменистых склонах Моуна-Натаху, на высоте 900 м» (Brown, 1931[44]).

В 1937 г. я прожил несколько месяцев в совершенно изолированной долине Уиа у подножия названной горы и мог убедиться, что дикие ананасы растут в самом неприступном уголке острова, куда вряд ли забирался кто-нибудь из европейцев, кроме бесстрашного Брауна (Heyerdahl, 1952; Хейердал, 1978[148, 8]). В зажатых горными массивами долинах восточного приморья Фату-Хивы никогда не селились европейцы, и даже сами полинезийцы покинули их вскоре после первого контакта с миссионерами. Мелкие местные ананасы были заброшены в покинутых районах Маркизских островов, когда европейцы интродуцировали более крупную разновидность, и островитяне четко различали их; новый ананас всегда рос около их нынешних поселений. Документально известно, что более совершенная разновидность ананаса на Маркизах впервые была интродуцирована в долине Таиохаэ на острове Нукухива в начале XIX в. (Porter, 1815[252]). Браун приводит и еще свидетельства того, что мелкий ананас произрастал на расчистках доевропейской поры: