Бог вод Энки, спасший в ассирийской и шумерской версиях несколько человек от потопа, заменен иудеями-монотеистами невидимым всевышним богом. А шумерам Энки представлялся мореплавателем, и таким он часто изображался на борту своей божественной камышовой ладьи с изящно загнутыми вверх носом и кормой; иногда на палубе помещается либо священный алтарь, либо сфинкс, и нос ладьи украшен антропоморфной фигурой, способствующей успешному плаванию. Предполагалось, что Энки (соответствует Посейдону древних греков) то ли жил на острове Дильмун, то ли был туда призван, а затем «поднял парус» и направился к берегу материка в том месте, где находился родной город Авраама — Ур. «В Ур он прибыл, Энки, бог вод, и возгласил: О, город обильный, щедро омываемый водами…» (там же).
Таково древнейшее известное нам описание Ура, чьи погребенные песками развалины ныне лежат вдалеке от всякой воды и где нет никакого намека на зелень, ни одного дерева, под сенью которого можно было бы укрыться от палящего солнца. Следует помнить об этой разительной перемене — как выглядит край теперь и как он выглядел во времена шумеров, около 3000 г. до н. э., — когда пытаешься реконструировать ландшафты и береговые линии, определявшие выбор людьми места для поселения в пору первых плаваний по морям.
Примечательно, что как в Шумере, так и в Египте мифических богов и полубогов описывали и изображали в качестве мореплавателей на бунтовых судах. Колесные экипажи были уже известны, ими пользовались правители и воины, но боги и полубоги путешествуют исключительно на больших и малых бунтовых судах. Это касается не только бога вод, но и бога Солнца, птицечеловеков, божеств с львиными головами и прочих сверхъестественных созданий, с которыми египетские и шумерские династии связывали свое происхождение и которые изображены в виде мореплавателей на фресках, рельефах, папирусах и печатях. Первые исторические легенды повествуют о морском судне, достаточно большом, чтобы спасти людей и скот от ярости потопа. Пять тысяч лет назад шумерские писцы приписывали другим изобретение кораблей. Судостроение и мореплавание в ту пору явно рассматривались как наследие, полученное предками от богов в дошумерские времена, до появления Ура и Нимруда, даже до того, как человек впервые прибыл на остров Дильмун.
Можно гадать, что вызвало к жизни сказание о потопе, можно даже отнести его к разряду мифов. Но мы не можем пренебрегать тем, что сами шумеры, когда они основали свои первые династии в Двуречье и у подножия Ниппурского зиккурата, запечатлели на плитках свои дела и верования, считая своих предков пришельцами с расположенного на другом конце Персидского залива Дильмуна. Причем и Дильмун не считался исконной родиной предков, просто к этому острову пристал после потопа царь Зиусудра.
Поскольку около 3000 г до н. э. в Атлантическом океане произошла катастрофа такой силы, что она пропахала борозду через всю Исландию, пожалуй, есть основания полагать, что связанные с этой катастрофой цунами могли наделать бед, заставив целые этнические группы искать себе новую обитель. Такое событие вполне могло сохраниться в памяти древних египтян и шумеров, а также вызвать внезапное появление новой цивилизации как на всех крупных островах Средиземноморья, так и в двух главных поречьях по обе стороны Аравийского полуострова.
Можно представить себе, что атлантические цунами, несомненно достигшие Гибралтара, вызвали в ту давнюю пору хаос, нисколько не меньший хаоса, последовавшего за взрывом санторинского вулкана тысячелетиями позже. Одно очевидно: где бы ни начинался первоначально путь человека к высокой культуре, к датам около 3100 и 1200 гг. до н. э. привязаны чрезвычайно важные эпохи в истории Средиземноморья и Ближнего Востока. В первом случае видим ломку культур на средиземноморских островах и возникновение первых династий Египта и Двуречья, во втором — опять ломка сложившихся обществ, конец старых династий, поиски крупными этническими группами новых мест обитания. В число тех, кто был вовлечен во второй водоворот переселений, входит великое множество финикийских семей, которые организованными группами выходили за Гибралтар с намерением основать крупные поселения на атлантическом побережье Испании и Марокко, а кое-кто из них, попав в основной поток Канарского течения, учредил опорные пункты и на Канарских островах.
Обе названные исторические вехи — около 3100 и 1200 гг. до н. э. — играют виднейшую роль и в летосчислении американских аборигенов. Точка отсчета поразительно точного календаря майя — 4 Ахау 2 Кумху, что в пересчете на наш календарь дает 12 августа 3113 г. до н. э. Далее, археологи относят примерно к 1200 г. до н. э. начало одной из мексиканских цивилизаций: в эту пору среди дождевых лесов и болот на берегах Мексиканского залива, куда подходит Канарское течение, ольмеки основали свои поселения с пирамидами и огромными стелами.
Никто еще не смог удовлетворительно объяснить, почему майя выбрали точкой отсчета 3113 г. до н. э. Есть предположение, что они отталкивались от какого-то астрономического явления, которое пришлось на это время, но от какого именно — неизвестно. Другое предположение — дата выбрана наобум. Это тоже мало вероятно. Майя достигли в астрономии таких высот и считали время так скрупулезно, что определяли длительность астрономического года в 365,2420 дня; это дает потерю всего одного дня за пятитысячелетний цикл, тогда как наш современный календарь дает за тот же цикл излишек в полтора дня. Другими словами, календарь майя был на 8,64 секунды точнее нашего. Мы упоминали также о надписи на погребальной пирамиде в Паленке, по которой 81 месяц равен 2392 дням; стало быть, один месяц равен 29,53086 дня, что всего на 24 секунды отлично от истинной продолжительности. Неудивительно, что сопутствовавшие испанским завоевателям средневековые священники сожгли попавшие в их руки мексиканские рукописи, полагая все не написанное латинскими буквами творением сатаны и дикарской магией.
Тем не менее сохранились существенные детали мексиканской истории и записанные прозорливыми испанскими хронистами устные предания. Вместе с исторической приветственной речью, которой сам правитель ацтеков Монтесума встретил своего гостя, конкистадора Эрнана Кортеса они служат достаточно последовательными источниками сведений о жизни народов, дороживших своей историей и родивших замечательных астрономов. Устные предания и рукописи согласно утверждают, что испанцы были в Мексике не первыми пришельцами из-за Атлантики. Как ацтеки в горах, так и майя на приморских низменностях называли себя потомками цивилизованных мореплавателей, пришедших, подобно испанцам, с Востока, обосновавшихся на новых землях и смешавшихся с прежними обитателями этих мест, которые до той поры жили маленькими неорганизованными общинами, занимаясь собирательством в лесах, и не знали ни земледелия, ни городов, ни храмов, ни письменности, ни астрономии. Ацтеки и майя, а также цивилизованные народы Центральной Америки и Перу, объединенные общими верованиями, не рассматривали пришельцев из-за океана как чужеземцев. В их описании это были странствующие просветители, которые несли местным жителям вместе с культом Солнца и достижения культуры; жрецы и правящая верхушка считали их своими предками. И в Мексике, и в Перу безбородые от природы жрецы нередко носили накладную бороду, чтобы походить на своих прославленных предшественников.
Яркие письменные и словесные описания белых бородатых носителей культуры, подкрепленные изобразительным искусством, произвели немалое впечатление на прибывших в Новый Свет испанцев, а внешнее сходство с ними помогло конкистадорам завоевать две самые могущественные военные державы той поры — ацтекскую и инкскую. Правда, в преданиях и в древнем искусстве аборигенов от Мексики до Перу предыдущие пришельцы изображались в чалме, длинных свободных халатах и сандалиях, с посохом и еще какими-то предметами в руках, напоминавшими скорее требник, чем оружие. А потому испанцы предположили, что речь шла о семитских миссионерах, ведь даже религиозные ордены были учреждены в честь предполагаемых гостей с Востока — св. Фомы в Мексике и св. Варфоломея в Перу.
