Особенно большая доля совпадений с цивилизациями Нового Света приходится на континенте Старого Света на бывшую область обитания хеттов в Малой Азии, где группируется ряд весьма специфических параллелей. В их числе важная хеттская стела с рельефным изображением бородатого культурного героя, замахнувшегося рукой, чтобы убедить поднявшуюся перед ним на кончике хвоста чудовищную рогатую змею. Точно такой мотив видим на стеле, оставленной древнейшими ольмеками в Лa-Венте на берегу Мексиканского залива. Не менее важны совпадения в мотивах и технике изготовления крайне специфических фигурных сосудов той же области; в каменных статуях с глазами, инкрустированными раковинами и обсидианом; в огромных курганах из сырцового кирпича; в символическом изображении солнечного иерарха с перьевым венцом на голове, посаженной на туловище, соединяющей черты птицы и змеи (пернатый змей); наконец, что особенно примечательно, в своеобразном начертании иероглифов, высеченных рельефом на хеттском стеле. Совершенно отличные от шумерской клинописи, египетских идеограмм и финикийских букв, они более всего похожи на непрочтенные письмена ольмекских, микстекских и других древнемексиканских стел. Полагают, что при всем внешнем различии названных афро-азиатских письменностей в основе их лежат родственные идеи; тем интереснее, что между ними нет такого сходства в форме, стиле, исполнении и применении, какое видим между хеттскими и древнейшими мексиканскими иероглифами. Интересно, что у хеттов, само существование которых до недавних пор не было известно археологам, были большие деревянные и камышовые корабли, о чем свидетельствует их изобразительное искусство. Более того, очаг хеттских параллелей с Месоамерикой — цветущие некогда равнины вокруг Халеба в Сирии, где с древнейших доисторических времен проходили караванные пути, — был в то же время географическим мостом и кратчайшим путем, соединявшим плодородные долины Двуречья и берега Средиземного моря. Всего лишь 300 км отделяют здесь Евфрат от Средиземного моря. Эта область всегда была очагом торговли и диффузии между встречающимися тут тремя частями Старого Света. Курсировавшие впоследствии вдоль здешних берегов финикийцы осуществляли наземные торговые связи с Египтом и Двуречьем через бывшие хеттские владения; здесь же прошли иудеи на пути из Ура в Ханаан. Богата специфическими и подчас уникальными параллелями с месоамериканскими культурами также и цепочка средиземноморских островов от Кипра, Крита и Мальты до финикийской колонии на Ивисе. В Новом Свете очагами, где группируются параллели, представляются леса районов Веракрус и Табаско на берегах Мексиканского залива, а также упомянутая выше переходная зона от тропических лесов к пустынному приморью в Эквадоре и Северном Перу.
В более широком смысле общие для доевропейских цивилизаций афро-азиатского стыка и названных островов характерные элементы являются также общими и не менее характерными для ограниченного региона Америки, простирающегося от Мексики до Перу. Другими словами, основной комплекс элементов, характеризующий конкретную афро-азиатскую область и служащий веским свидетельством фундаментального единства культур этой области, повторяется лишь в одной, не менее четко обозначенной географической области на Американском материке, отделенной или, вернее, связанной с первой водами Канарского течения.
Только будущие раскопки смогут убедительно показать, где проросли семена единой месоамериканской культуры — в Эквадоре, или на берегах Мексиканского залива, или в обоих местах. Поскольку майя выбрали 3113 г. до н. э. точкой отсчета своего календаря, возможно, верны новые предположения археологов, что древнейший росток месоамериканской культуры родился в Эквадоре около 3000 г. до н. э. За те тысячелетия, о которых идет речь, Канарское течение и сопутствующие ему пассаты ни разу не прекращали своего движения, и возможно, что не одна группа переселенцев воздействовала на жизнь исконных жителей Америки. Сами майя, как об этом сказано в главе 4, связывали свое происхождение с двумя волнами иммигрантов. Большим пришествием во главе с их первым легендарным цивилизатором — Ицамной и последующим Малым пришествием во главе со знаменитым солнечным иерархом Кукульканом (он же Пернатый Змей).
Если бальсовые леса эквадорского приморья играли видную роль в месоамериканской культурной диффузии, становится понятнее, почему эти берега занимали столь важное место в преданиях и верованиях дороживших своей историей горных инков. Сразу после прибытия Писарро сюда, на северную окраину инкской империи, сменявшие друг друга гонцы понесли из порта Тумбес в андскую цитадель инков весть, от которой могущественная империя покорилась без боя: белые бородатые люди, некогда принесшие цивилизацию в эту страну, теперь возвратились в Перу. Жители обширных областей Перу и нынешней Боливии твердо верили, что белые бородатые мужи из Тиауанако, чья кровь текла в жилах правящего Инки, ушли из эквадорского порта Манта в Тихий океан во главе со своим солнечным иерархом Кон-Тики-Виракочей. Позднее, всего за три поколения до прибытия Писарро, инкский военачальник Тупак отплыл на запад из того же района, потому что в то самое время, когда он пришел туда со своим войском, возвратившиеся на парусных плотах купцы поведали ему про обитаемые острова в океане.
Плавания легендарного цивилизатора инков Кон-Тики-Виракочи, известного в Тиауанако под именем Тики, или Тикки, а также протоисторического Инки Тупака, известного в Перу также под именем Тупы, оставили след и в других местах: оба этих персонажа занимают видное место в преданиях полинезийцев. Тики, он же Тиси и Ти’и, — общеполинезийский герой и бог, широко известный на востоке Тихоокеанской области. На ближайших к Эквадору Маркизских островах в Тики видели полубога, который привел на эти острова первопоселенцев; в других местах о его мифическом родиче Маури-Тики-Тики рассказывали, что он выловил из океана острова в тщетной попытке вытащить их на берег в Хило, расположенном на мифической родине островитян. Заметим, что Ило — инкское название одной из лучших аборигенных гаваней на Тихоокеанском побережье ниже озера Титикака и Тиауанако (Fornander, 1878[114]).
Тупа в отличие от Тики фигурирует лишь как ведущий персонаж мангаревского предания; на Мангареве его помнили как могущественного короля, посетившего остров с целым флотом парусных плотов, которые шли с востока. Он рассказал мангаревцам о своем великом королевстве на востоке, куда и возвратился после визита. Тики обосновался в Полинезии, но Тупа уплыл обратно — это в точности совпадает с инкскими преданиями.
Данные для плавания к островам, расположенным в двух месяцах хода на запад на плотах от Ики и Арики в Южном Перу, были также сообщены конкистадорам; вместе с общеперуанскими преданиями о плаваниях Тики и Тупака они подстегнули европейцев продолжать исследования в западном направлении. Сообщения инков произвели на современников Писарро, наблюдавших мореходные качества местных плотов и высокие морские навыки жителей приморья, такое сильное впечатление, что они, вооружившись полученными данными, вышли в Тихий океан, чтобы отыскать указанные острова. Так состоялось открытие европейцами Меланезии и Полинезии. Утвердившись на западном побережье Америки, европейцы тотчас вышли в океан на каравеллах с прямыми парусами и постепенно открыли все острова тихоокеанского полушария, которые три столетия были недоступными для других европейцев, обосновавшихся в азиатском приморье, и оставались такими же недоступными еще 200 лет, пока новые парусники не пришли на смену средневековым судам с прямым парусным вооружением. Уже в историческую эпоху человек на протяжении 500 лет мог попасть из Азии в Океанию только кружным путем, идя сначала на север, потом на восток с западными ветрами между Гавайскими и Алеутскими островами и направляясь затем со стороны Америки к Полинезии и прочим островам. Те же транстихоокеанские круговороты определяли движение копий доисторических плотов и джонок, испытанных в наше время. Наиболее совершенные суда приморья Южной Америки и Юго-Восточной Азии в доевропейские времена могли проникнуть в сердце Тихого океана только теми путями, какие затем были освоены испанцами.
