– Не стоит беспокоиться, – улыбнулся Суворов, – я доберусь на такси. Я заметил, при въезде в поселок стоят несколько машин частников.

– Но ведь это далеко! Больше километра! Зачем такие жертвы?

– Вы что, меня за инвалида считаете? – улыбнулся Суворов. – Есть еще порох в пороховницах. Километр и даже два для меня не расстояние.

– И все-таки я настаиваю, чтобы вы пошли со мной и выпили чаю. Мне надо переодеться, прежде чем отдать вам одежду.

– Я понял, – кивнул Суворов, – чаю выпью с удовольствием.

– Вы загоните машину во двор? – спросила я. – А я открою ворота.

– Идет, – согласился Суворов. – Открывайте.

Он убрал руку, и я прошла к воротам. Я научилась управлять кедами и уже привыкла к одежде с чужого плеча. И меня не слишком смущало, что я появлюсь сейчас во дворе в нелепом виде и в компании чужого мужчины. Со злорадством я представляла, как вытянется лицо Клима, когда он увидит меня в подобном наряде. Раздражение, которое я испытала при первой встрече с ним, не убывало. Вдобавок оно приобрело какой-то мстительный оттенок. И хотя Клим ничего плохого мне теперь не сделал и даже помог, когда меня подрезал «Москвич», чувство это не проходило.

Я, конечно, понимала, что это отголосок наших прошлых отношений, отзвук моих прежних обид. Мы оба повзрослели, приобрели житейский опыт, в таком случае забываются, а порой и прощаются давние проступки. Он, похоже, обо всем забыл или мастерски делает вид, что ничего страшного не случилось. Ну стало еще одной женщиной больше, и неважно, как это произошло... Для него неважно, а для меня это боль на всю жизнь. И даже с Сережей я не сумела забыть то унижение, которое испытала по вине Ворошилова.

– Аня, что-то случилось? – раздалось за моей спиной.

Я оглянулась. Суворов выглядывал из машины. Смотрел он с недоумением, и я поняла, что стою возле ворот и не решаюсь их открыть.

– Сейчас, сейчас, – заторопилась я и нажала на кнопку брелока. Ворота автоматически разъехались в стороны, и я вошла в них. Через минуту «Рено» въехал во двор. А я поняла, что пройти в дом незамеченной уже не получится.

Римма, против моих ожиданий, с ума не сходила. Более того, она находилась в беседке в компании двух мужчин. Они гоняли чаи и весело смеялись. Один из них был Ворошилов, а второй и впрямь подходил под описание былинного богатыря. С густой гривой русых волос, с небольшой ухоженной бородкой и с живыми голубыми глазами, которые словно светились на загорелом лице. И в плечах он косая сажень, и ростом под потолок.

– Анюта! – обрадовалась Римма. – Слава богу, вернулась! А то хотели тебя разыскивать. – И тут она рассмотрела, во что я вырядилась. Глаза ее округлились. – Что случилось? Во что ты одета?

– Я тебе потом объясню, – сказала я и переключила свое внимание на Суворова. – Выходите, Александр Васильевич, познакомлю вас с честной компанией.

– Может, не стоит? – сказал он тихо. – Я подожду вас в машине.

– Нет, теперь уже не отвертимся, – возразила я. – Мне все равно надо пойти переодеться, а они от вас не отстанут. Так что знакомиться лучше в моем присутствии.

– Вы мне не доверяете? – усмехнулся он. – Боитесь, проболтаюсь о ваших похождениях?

– Я этого не думаю, – отрезала я, – о похождениях я так и так расскажу Римме. А этим господам, может, самую малость, чтобы отвязались. А сейчас покиньте машину, я вас прошу.

– Хорошо. – Суворов вышел из машины.

И мы направились к беседке. Ворошилов не сводил глаз с моего спутника. И я подумала, что дворник выглядит ничем не хуже новоявленного американца. И держался он со спокойным достоинством, в отличие от Клима, который явно нервничал. Он не знал, что это за человек и с какой стати появился в моем доме.

Мы подошли к беседке, и доктор поднялся нам навстречу, Клим же помедлил, прежде чем встать с плетеного кресла. Но руку Суворову умудрился пожать первым и очень доброжелательно улыбнулся, когда я его представила.

– Рады, рады познакомиться, – глаза его прямо-таки лучились от счастья, когда он пододвинул Александру свободное кресло. И тут же засуетился. – Анечка, радость моя, садись в мое! Я его тебе уступаю.

– Не стоит, – сказала я. – Я – хозяйка, а вы – гости. Поэтому вы сидите, а я постою. Тем более я на минутку. Мне надо переодеться.

Тут вмешалась Римма. Она была оживлена и все время улыбалась.

– Клим, дорогой, – обратилась она к Ворошилову. – У меня на террасе есть точно такое же кресло. Если вас не затруднит, принесите для Анечки.

Клим с готовностью бросился выполнять ее просьбу, но на ходу обернулся и бросил на меня короткий взгляд. И мне от него не поздоровилось. Я не ошиблась, Клим был в ярости. Неужто вздумал ревновать? Но я ему не давала повода... Впрочем, я посмотрела на него вполне безмятежно. Не хватало, чтобы он почувствовал мое смятение.

Но в это время мое внимание перехватил доктор.

– Владимир, – изрек он густым басом и крепко, но не до боли сжал мою ладонь. – Очень рад с вами познакомиться.

– Взаимно, – я улыбнулась ему. Доктор мне понравился. Но он явно понравился и Римме. Что было более чем удивительно. Она уже давно махнула на себя рукой как на женщину. А тут, смотри-ка, и подкрасилась, и волосы уложила, и на этот раз не дожидаясь меня, что само по себе уже обнадеживает. Да и вся она буквально светилась от счастья. Из чего я сделала вывод, что доктор сообщил ей нечто, от чего она обрела надежду. Но при гостях я спрашивать не хотела, вечером она сама доложит мне обо всем и во всех деталях.

Со стороны Римминого крыльца показался Клим с креслом в руках, и я заспешила.

– Простите меня, но я минут на десять удалюсь. – И посмотрела на Суворова. – Вы не против, если я вас оставлю?

– Что вы, конечно, нет, – он так и не присел в кресло. И я поняла почему. Не посмел, потому что дама, я то есть, стояла.

И я мысленно дописала еще одну строчку в список его достоинств...

Впервые за последних два дня я почувствовала, что меня отпустило напряжение. Не совсем, конечно, остался какой-то узелок, камешек на сердце, но это чаепитие в беседке помогло мне расслабиться. Я смеялась над шутками доктора, а балагур он был изрядный. Еще я заметила, что Римма не спускает с него глаз, и это меня тоже порадовало. Тут уже нечто другое, чем просто надежда встать на ноги. И то, как они друг к другу обращались, тоже сказало мне многое.

Римма называла его Володей, он ее – Риммой, но что-то было в его интонации, что подтверждало мою догадку: эти двое симпатизируют друг другу, и со стороны богатыря Ромашова это было не простым проявлением заботы о своем пациенте.

Возможно, я ошибалась, стремилась выдать желаемое за действительное по той причине, что рядом со мной сидел Суворов, и я в который раз подивилась его способности не теряться в любой ситуации. Конечно, он заметил, что Клим на него косится, и скорее всего сделал свои выводы, но мне было наплевать и на его выводы, и на самого Клима. Я запрещала себе думать, что Суворов через какое-то время навсегда исчезнет из моей жизни. Я просто не позволю ему в ней снова объявиться, но сейчас он был рядом, и мне это было приятно.

Я даже к Ворошилову поначалу почувствовала что-то вроде симпатии, хотя он делал все, чтобы этого не случилось. Шутки у него не получались, к тому же он несколько раз пытался серьезно поддеть Суворова, что-то на предмет несостоятельности российской армии, и рассказать, как обстоят дела по этому поводу в Штатах. К тому же он почему-то враз забыл добрую половину русского языка и насыщал свою речь американизмами вроде «ливинрум», «сабвей», «деливери», «чайна фуд» и прочими словечками. Возможно, он хотел таким способом самоутвердиться в наших глазах, не знаю, но в моем понимании – это не способ, а дешевый выпендреж. И это выглядело напыщенно и смешно, но и жалко одновременно.

Клим в моих глазах несколько съежился в размерах, и я уже удивлялась, почему с таким волнением восприняла его появление. Я была благодарна Римме, что она не стала меня при всех расспрашивать, что случилось на самом деле, и появление Суворова восприняла спокойно, с одной стороны, потому, что занята была своим доктором, с другой – поняла, что Клим по какой-то причине мне не слишком приятен. Беседа шла бестолковая, мы перескакивали с одной темы на другую. Тамара то и дело подносила горячий самовар и наполняла блюдо горячими пирожками. На свежем воздухе у меня вдруг проснулся аппетит, и я не раз ловила на себе удивленный взгляд Риммы, она ведь не знала, что это последствие тех волнений, которые мне пришлось пережить.